Убийство в особняке Сен-Флорантен - Жан-Франсуа Паро

— Ах ты, черт! — воскликнул Бурдо. — Как вы его распознали?

— С помощью доктора Семакгюса, напомнившего мне про нормандский выговор.

Доктор пригласил всю компанию поужинать в трактире на улице Монторгей, выбранном как за его отличную кухню, так и за близкое расположение к дому Ноблекура. Семакгюс не хотел лишний раз подвергать испытанию выносливость комиссара, уже проверенную тяжелым днем и ночью. Вначале все четверо говорили только о деле, собравшем их вместе, но когда принесли корзинку с устрицами, Николя не преминул вознести хвалу своим любимым морским моллюскам, свежим, белым и жирным. Остальные сотрапезники не разделяли его пристрастия к сырым устрицам, и Семакгюс, желая прекратить спор, ко всеобщему удовольствию сообщил, что сырые устрицы чрезвычайно полезны для здоровья. Следом за устрицами настала очередь итальянского паштета с макаронами. Вершиной пиршества явилось блюдо с бараньими языками, приготовленными в пергаменте; оно настолько пришлось всем по вкусу, что немедленно призвали хозяина, и после того, как тот согласился пропустить стаканчик вместе с гостями, его легко уговорили раскрыть, шаг за шагом, тайну приготовления этого восхитительного блюда. Надобно, начал он, разрезать каждый язык посредине и обжарить в наилучшем растительном масле, с добавлением петрушки, нашинкованного лука-шалота, луковицы, мелко нарезанных шампиньонов, соли, перца и муската, дабы мясо пропиталось их вкусом, и отправить остывать. Затем на листочек пергамента положить парочку кусочков шпика, половинку языка и ложку зелени с грибами, и завернуть на манер папильотки. Поместить завернутые кусочки на решетку и подержать над угольями, пока внутри пергамента не зашкворчит, а потом выложить на блюдо и полить мясным соком. Восторженные возгласы стали достойным завершением рассказа трактирщика. На десерт подали поздние персики, освежившие и рты, и головы. Семакгюс проводил комиссара на улицу Монмартр, где, ожидая его, дремала возле плиты Катрина. Николя не стал будить бывшую маркитантку и незаметно проскользнул к себе. Но бдительность Мушетты обмануть не удалось: киска ужасно не любила, когда он задерживался, и при виде его возмущенно зафыркала. Однако она была не злопамятна, и едва он лег, как она с мурчанием устроилась у него на груди, уткнувшись своим маленьким холодным носом ему в щеку. И он немедленно заснул.

Суббота, 8 октября 1774 года

Ночью Николя ничего не снилось, и он проснулся бодрым и полным сил. Засыпая его вопросами, Катрина уверенно сменила ему повязку: прежде, на поле боя ей доводилось перевязывать гораздо более страшные раны. Час был ранний, и господин де Ноблекур еще не проснулся, поэтому Николя написал ему записку, где сообщил, что с ним все в порядке, и коротко изложил, какой неожиданный поворот приняло расследование. Для визита в Бисетр он решил облачиться в черную мантию магистрата, надеваемую им в исключительных случаях; в ее длинных и широких рукавах можно было спрятать два заряженных пистолета. Парик он надевать не стал, ибо он сдавливал повязку, и рана могла вновь открыться; для полноты картины он вооружился жезлом из слоновой кости, символом своей власти.

Мысль о том, что в Париже скрывается лорд Эшбьюри, побудила его принять меры предосторожности, и, несмотря на громоздкую мантию, он решил покинуть дом Ноблекура непривычным путем. Отыскав с помощью Пуатвена садовую лестницу, он перебрался через забор и, воспользовавшись чужими воротами, вышел на улицу Жур, напротив женского монастыря Святой Агнессы.

Он дошел до улицы Кокийер, где, поймав фиакр, арендовал его на весь день. Выехав из Парижа и проезжая через пробуждавшееся предместье Сен-Марсо, он в очередной раз поразился оживлению, с утра царившему в многочисленных тавернах, где клиентам с рожами висельников продавали поддельную водку и пойло из виноградных или яблочных выжимок; среди пьяниц часто мелькали дети.

Бисетр находился примерно на расстоянии одного лье от центра города. Прильнув к окну, Николя смотрел, как на горизонте постепенно вырастал холм, увенчанный, поистине, гигантским строением. Со стороны дороги, ведущей в Фонтенбло, лечебница из светлого камня казалась настоящим дворцом, у подножия которого простирались поля, виноградники и мельницы, а чуть поодаль поблескивала лента Сены. Николя решил, что столь удачное местоположение выбрано для пользы содержащихся в доме скорби больных, получивших возможность дышать чистым воздухом, не шедшим ни в какое сравнение с миазмами, наполнявшими городские лечебницы. Но когда он приблизился и в нос ему ударил затхлый запах протухшего мяса, напомнивший ароматы, исходившие от большой живодерни на Монфоконе и кипящего котла с гнилыми отбросами на острове Лебедей, мнение его решительно изменилось.

На подъезде к центральному входу его обогнала элегантная двухместная карета; выбравшийся из нее человек во всем черном приветливо помахал ему рукой. Николя узнал доктора Жевиглана, пользовавшего Жана Миссери в особняке Сен-Флорантен. Отвечая на приветствие, комиссар, приподняв треуголку, произнес:

— Я не надеялся увидеть вас столь скоро и, поверьте, очень рад нашей встрече, ибо до сих пор пребываю под вашим обаянием. Вы приехали повидать кого-то из больных?

— Поверите ли, — проговорил доктор, смущенно улыбаясь, — я приехал приобрести несколько трупов.

Частое посещение морга закалило Николя, так что он сохранил спокойствие.

— Полагаю, с целью изучения анатомии?

Черные глаза Жевиглана еще больше потемнели, словно утонули в море тоски.

— Увы, не стану вводить вас в заблуждение: я уже несколько лет изучаю тела скончавшихся от венерических заболеваний, а точнее, занимаюсь вскрытием, чтобы лучше оценить риск, связанный с приемом прописанных им лекарств, от которых они в основном и умирают. Средства, применяемые для исцеления, оказывают гораздо более плачевное воздействие, нежели смертоносная болезнь.

— А какие методы лечения сейчас используют?

— Втирание ртутной мази в сочетании с серными ваннами и длительным голоданием. Больных, по четыре сразу, на несколько часов погружают в одну ванну, ибо не хватает ни ванн, ни свободного доступа к воде. Единственный колодец необычайно глубок, каналов мало, и вдобавок там всегда толпятся ломовые извозчики со своими лошадьми. А вы здесь впервые?

— Мои обязанности прежде не приводили меня в эти стены. Знаю только, что Бисетр является одновременно и тюрьмой, и лечебницей.

— Тюрьмой для самых омерзительных отбросов общества, лечебницей для больных самыми отвратительными болезнями и могилой для безнадежных безумцев. Могу я предложить вам свои услуги и сопроводить вас, если, конечно, вас не призывают срочные дела?..

— Я здесь в связи с расследованием известного вам дела. Я ищу бывшего жениха жертвы: у него венерическая болезнь. Но здесь ли он еще? Я этого не знаю. Впрочем, я с удовольствием последую за вами.

— Предоставьте поиск мне, ибо тут я знаю всех. Лечебницей руководит мать настоятельница, у нее под началом находятся сестры-прислужницы и целая армия помощников. Надо сказать, число пациентов здесь постоянно колеблется, в зависимости от времени года. Зимой оно достигает четырех тысяч пятисот человек.

С тяжелым сердцем Николя последовал за своим чичероне, равнодушным тоном объяснявшим ему суть жутких сцен, открывшихся их взорам. Там, куда они вошли, содержали больных, зараженных венерическими болезнями. Кровати стояли плотными рядами, и, казалось, им не было конца. Николя видел, как на одной кровати часто лежали до пяти-шести больных, утопавших в собственных испражнениях. Дышать было нечем, и его едва не стошнило. На полу кишели уродливые существа; при виде посетителей они разматывали грязные тряпки, являя свои язвы и раны, и жалобно тянули к ним руки.

— Многие предпочитают лежать на жестком полу, нежели в грязных кроватях, где имеется риск подцепить еще какую-нибудь заразу, — пояснил Жевиглан.

— Неужели их силой помещают в этот ад? — в ужасе от увиденного, спросил Николя.

— Некоторых полиция подбирает в дурных местах. Некоторые приходят сами. Некоторые, заметив первые симптомы болезни, заказывают себе место, но когда, наконец, подходит их очередь, болезнь чаще всего уже в той стадии, когда излечить ее невозможно.

— А есть ли исцеленные?

— Конечно, но их не так много. Ибо вы, вероятно, не знаете, что согласно правилам этой лечебницы выздоровление должно наступить в определенные сроки, а болезнь, увы, не подчиняется правилам. В результате пациент, измученный бесполезным лечением, уходит, так и не исцелившись, ну а последствия, сами понимаете, каковы!

Шаги гулко отдавались в длинных галереях. Окна выходили на центральный двор, где посредине виднелся большой колодец. Они поднялись по лестнице, затем спустились и, наконец, дошли до отделения, где содержались душевнобольные и заключенные из простонародья. Решетчатые ворота, преграждавшие доступ к душевнобольным, открылись только после того, как Жевиглан назвал свое имя.