Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта дама еще раз удивила его и успокоила. Ему невольно пришло в голову, как бы она не усомнилась в его волшебном могуществе. В самом деле, человек повелевает гениями и бесплотными силами, имеет даже специального приставленника, Паралиса, и вдруг при таком сверхъестественном могуществе не мог одолеть какого-то проходимца, который вздумал — и засадил его за долги в кутузку, словно какого-нибудь мелочного лавочника! Но что значит одностороннее настроение! Маркиза, конечно, задумалась над арестом своего волшебного друга и объяснила его себе, только совсем не так, как мог опасаться Казанова. Ее гений (у нее тоже был свой гений) объяснил ей, что Казанова нарочно дал себя арестовать, чтобы о нем все заговорили. А зачем это ему было нужно — это его секрет. Как только она узнала об аресте, тотчас поехала (несомненно, по внушению своего гения) и внесла за Казанову залог, его тотчас и освободили.
Казанова вдруг утратил всякий вкус не только к своей шелковой красильне и к коммерции, но даже и к Парижу. Сверх того, он питал всегда антипатию к судебной волоките; а теперь, когда сам в нее попал, возненавидел ее всеми силами души. Он тотчас решил разделаться со всеми своими делами и предприятиями, которые его удерживали в Париже и связывали с этим городом. Он хотел жить свободным, обеспеченным, руководясь только своею господствующею страстью к удовольствиям. Он считал свое время только тогда хорошо употребленным, когда доставлял себе развлечение. У него был совершенно определенный план: ликвидировать все дела в Париже, уехать в Амстердам, жениться и жить, сообразно своим врожденным склонностям, без всяких забот. Ликвидация дала ему около 100 тысяч франков наличных денег да приблизительно столько же в виде разных ценных вещей.
Он покинул Париж и направился в Голландию. Там у него была очень соблазнительная приманка — богач О. и его красавица дочка, страстная любительница тайных наук. Около этого очага благополучия можно было хорошо погреться. Прибыв в Гаагу, он направился прежде всего к французскому посланнику д’Афри, с которым был хорошо знаком по своим прежним делам в Голландии. Д’Афри между прочим спросил его — что за личность граф Сен-Жермен, который недавно появился в Гааге и уже успел обратить на себя общее внимание. К посланнику он до сих пор не являлся, а между тем всюду распускает слухи, что приехал в Голландию по поручения короля Людовика XV, с целью заключить от его имени заем в 100 миллионов. Д’Афри не знал раньше Сен-Жермена и был очень заинтересован этим загадочным господином. Он со дня на день ожидал, что к нему обратятся разные денежные тузы, цари биржи, и будут наводить справки о Сен-Жермене; посланник, разумеется, должен был знать о личности, прибывшей с таким важным поручением. «А между тем, — говорил д’Афри, — я не получал относительно него никаких внушений, и если ко мне обратятся, я должен буду отвечать, что ничего не знаю ни о самом Сен-Жермене, ни о данном ему поручении. Это, несомненно, повредит его хлопотам. Но как же быть? Он ни сам не явился, и не доставил о себе ни единой строчки из Франции, хотя бы от Шуазеля или маркизы Помпадур. Я думаю, что это просто-напросто обманщик и никто ему не давал никаких поручений».
Казанова, раньше встречавший Сен-Жермена, в свою очередь, загорелся любопытством. Он захотел непременно повидаться с мнимым графом. Желание его исполнилось. — Я знал, что вы здесь, дорогой мой Казанова, — сказал ему граф.
— Я сам хотел повидаться с вами. Я уверен, что вы тоже явились сюда хлопотать по какому-нибудь поручению нашего двора. Но предупреждаю вас, что надежды на успех — мало. Вся здешняя биржа в негодовании от проделки Силуета. (NB. Этот Силует, попавший в государственные контролеры, внезапно приостановил платежи по каким-то ценностям и этим поставил французскую казну чуть не в положение банкрота). За себя-то я спокоен; я найду свои сто миллионов, невзирая ни на что. Я дал слово Людовику XV, которого смело могу называть своим другом, и не обману его ожиданий; мне надо всего три-четыре недели, чтобы обделать это дело.
— Я полагаю, — осторожно заметил Казанова, — что вам мог бы оказать существенную помощь здешний посланник д’Афри.
— Я в его помощи вовсе не нуждаюсь. Вероятно, я даже и не увижусь с ним вовсе; а то еще, пожалуй, он потом будет хвастать, что помогал мне. Я хочу сделать все сам, чтобы одному воспользоваться и всею честью успеха.
— Но, вероятно, вы представитесь ко двору? Граф Брунсвик тоже мог бы вам быть полезен.
— А зачем мне представляться? В услугах Брунсвика я тоже нисколько не нуждаюсь и не буду с ним даже знакомиться. Мне стоит только побывать в Амстердаме: мне достаточно одного моего личного кредита. Я люблю короля Франции и уверен, что во всей стране нет человека честнее его.
Видно было, что знаменитый граф что-то затеял и при этом уклоняется, быть может, не столько от посторонней помощи, сколько от лишней огласки.
Казанова скоро уехал в Амстердам. Здесь он проводил все время у О., обучая кабалистике его хорошенькую дочку и все более и более очаровывая и дочь, и отца. Оба они совсем открыто заговаривали о свадьбе, но Казанова успел уже обзавестись новою невестою в Париже и, таким образом, сел между двух стульев. Оракул продолжал оказывать семье О., особенно в коммерческих делах отца, неоценимые услуги.
В один прекрасный день богач сообщил Казанове очень странную новость: французский посланник обратился к голландскому правительству с просьбою арестовать и выдать Франции знаменитого графа Сен-Жермена; этого требовал сам король. Просьба была найдена уважительною; в ту же ночь нагрянули в гостиницу, где остановился Сен-Жермен; но его не захватили; он почуял опасность и успел скрыться. Пришлось ограничиться выражением сожаления, что посланник медлил и не обратился со своею просьбою пораньше, когда еще можно было захватить проходимца врасплох.
Между тем вслед за отъездом Сен-Жермена обнаружилась одна из его ловких проделок. Дело в том, что Сен-Жермен всегда открыто хвастал своим уменьем сплавлять алмазы, т. е. из нескольких малых делать один большой, высокой цены. Он особенно заинтересовал этим искусством Людовика XV. Казанова передает случай, когда Людовик будто бы показывал кому-то большой бриллиант, уверяя, что он сам сделал его, сплавив несколько маленьких. И на этот раз Сен-Жермен явился в Амстердам с огромным бриллиантом, принадлежавшим, по его словам, королю. Сен-Жермен хотел достать 100 000 флоринов под залог этого бриллианта. Когда он скрылся, чуя свой арест, этот бриллиант остался в руках капиталистов, которым он вручил его для оценки. Денег ему, по слухам, еще не успели дать. Теперь, ввиду бегства Сен-Жермена, возникал вопрос, что делать с этим бриллиантом? Было решено не выдавать его Сен-Жермену, а выдать не иначе, как французскому посланнику, конечно, в том случае, если тот предъявит требование от имени короля, которому бриллиант, по словам графа, принадлежал. Но по последнему пункту вышли разногласия: одни настаивали на том, чтобы немедленно оповестить публику о бриллианте, другие советовали молчать и ничего не предпринимать, пока король не спросит о камне через своего посланника. Как быть? Вот с этим-то вопросом О. и обратился к Казанове, прося его прибегнуть, по обыкновению, к своему оракулу. Ради полноты ответа было решено, что дочь О., Эсфирь, первая спросит оракул, а потом уже начнет волхвовать Казанова. Оракул возвестил сначала через барышню, что до поры до времени необходима полная тайна, что алмаз не имеет никакой цены. Ответ, добытый Казановою, был, разумеется, такого же свойства, хотя иначе выраженный. Пораженный совпадением ответов, О., конечно, решил настаивать на решении в смысле этих ответов и заранее радовался славе человека прозорливого ума — славе, которая за ним должна была утвердиться после этой истории. Он настаивал на тщательном исследовании камня. Его передали опытным ювелирам, которыми так славится Амстердам, и камень в самом деле был признан фальшивым. Волей-неволей надо было молчать о нем. История, впрочем, разгласилась, и над бедными толстосумами очень смеялись; поговаривали даже о том, что Сен-Жермену удалось надуть их вполне, а вовсе не наполовину, как они утверждали. Но Казанова уверяет, что это неправда, что проходимцу не дали ни копейки вследствие его поспешного бегства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Что было и что не было - Сергей Рафальский - Биографии и Мемуары
- Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский - Биографии и Мемуары
- На Юг, к Земле Франца-Иосифа - Валериан Альбанов - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Гений кривомыслия. Рене Декарт и французская словесность Великого Века - Сергей Владимирович Фокин - Биографии и Мемуары / Науки: разное
- Мой легкий способ - Аллен Карр - Биографии и Мемуары
- Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо - Биографии и Мемуары / История
- Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания - Владимир Сухомлинов - Биографии и Мемуары
- Аракчеев: Свидетельства современников - Коллектив авторов Биографии и мемуары - Биографии и Мемуары