Хождение в Москву - Лев Колодный

Старый мастер успел увидеть гранки вышедшей в 1958 году своей книги-завещания "От ремесла к искусству", ставшей настольной книгой многих профессионалов и любителей фотографии. В издательстве "Планета" вышла монография о фотохудожнике. В этой книге публикуется 200 лучших портретов М. С. Наппельбаума. В разные годы ему позировали Федор Шаляпин, Александр Блок, Сергей Есенин и многие другие писатели, артисты, ученые...

@STARS + = ***

После публикации этого очерка в газете я получил письмо москвички Лидии Александровны Шумихиной, которое предлагаю читателям. Оно публикуется с сокращениями.

"...Очерк в "Московской правде" - "Ателье" подтолкнул меня взяться за перо и поведать Вам об одном из эпизодов в моей жизни.

Моему мужу необходимо было сфотографироваться для какого-то документа с выданным ему холодным оружием - саблей, и вот 23 февраля 1949 года (в выходной для военных день) мы отправились с двухлетним сынишкой на Арбат, 40, чтобы сфотографироваться.

Мы заказали три фотоснимка. Один - для документа мужа, один - семейный и один - сына. К нам вышел чернобородый мужчина с удивительно огненными глазами и пригласил пройти в свое помещение. Сделал портрет мужа для документа, сфотографировал нашу семейку, причем прочитал нам лекцию, почему надо усаживаться именно так, а не эдак. Сфотографировал сына. Потом попросил мужа сфотографироваться в такой позе, как тому хотелось, муж не возражал.

Через несколько дней, когда фотографии еще не были готовы, муж заболел, его увезли в госпиталь.

Мне дважды пришлось приезжать в фотостудию, так как снимок сына не получился. Когда снимали сынишку повторно, то на него прикрикнули, и он очень обиделся. Однако снимок получили, был он блестящий, но это я забежала несколько вперед. А тогда, после съемки, долгое время я не интересовалась фотографиями. Но вот однажды мне позвонили по телефону знакомые и сказали, что в витрине фотоателье на Арбате красуется портрет моего мужа. Зная его болезненную скромность, я позвонила в ателье и просила портрет с витрины убрать. Прошло какое-то время, и уже другие друзья сообщили мне, что портрет на месте...

Когда муж вернулся из госпиталя, прошло еще около двух месяцев, наконец мы поехали на Арбат. Портрета в витрине на улице не было, но он красовался внутри помещения. Когда муж попросил убрать его портрет, нам восторженно сказали: "Ведь это же работа самого Наппельбаума!"

Сознаюсь, мы тогда не знали, кто такой Наппельбаум и что он большой мастер. Нам предложили приобрести портрет. Что мы и сделали.

Уже нет на свете мужа, нет Наппельбаума, а портрет с личной подписью мастера украшает мою скромную комнату и восхищает всех, кто его видит.

Очаровательный портрет сына и наше семейное фото также не дают забыть Арбат, 40.

С уважением

Лидия Александровна Шумихина".

"ОДНО ЛИШЬ СЛОВО НУЖНО МНЕ - МОСКВА!"

"Я ею жил и ей живу.

Люблю, как лучший звук, Москву!"

К. Бальмонт

Когда в 1905 году на московских улицах одна за другой росли баррикады, среди рабочих и студентов - тех, кто их воздвигал, можно было видеть уже немолодого, безукоризненно одетого, романтического вида человека с длинными светлыми волосами и рыжеватой бородкой. Его хорошо знали посетители литературных вечеров, любители поэзии. То был поэт Константин Бальмонт. Он казался неутомимым: появлялся на возникавших тогда стихийно уличных митингах, на собраниях, выступал с импровизированных трибун; во дворе университета полицейские не дали ему говорить, стащили с трибуны. От ближайшей баррикады до его квартиры насчитывалось несколько сот метров.

Сутками поэт пропадал на улицах, встречался с Максимом Горьким, достал где-то пистолет и, зарядив его, носил постоянно с собой. ("Позже мама уговорила его подарить это оружие одному дружиннику М. Горького", прокомментировала этот эпизод дочь писателя Н. К. Бальмонт-Бруни, читая очерк.) Многие знакомые поэта поражались, видя известного эпикурейца и эстета в роли бесстрашного революционера. Но это были дни, которых Константин Бальмонт ждал всю свою жизнь.

Началась она в 1867 году в небольшой усадьбе в маленькой деревне Гумнищи, продолжалась в городе Шуе, где Константин Бальмонт учился в гимназии. Из седьмого, выпускного класса его неожиданно, к ужасу семьи, исключили за участие в революционном кружке. С трудом благодаря хлопотам его матери ему удалось закончить гимназический курс. Занимался на юридическом факультете Демидовского лицея, но большую часть времени изучал литературу, историю Великой Французской революции. Виденный им однажды в детстве деревенский обоз родил в нем мечту о братстве людей, "возможности и неизбежности всемирного счастья".

Около года проучился Бальмонт в лицее, и вновь все повторилось: за участие в студенческих беспорядках его арестовали и посадили в Москве в камеру Бутырской тюрьмы, после чего исключили из числа студентов. (Правда, ему удалось на следующий год восстановиться в Московском университете, но учеба уже не пошла.) Так и остался Константин Бальмонт без законченного высшего образования, но это не помешало ему стать одним из образованнейших людей своего времени, человеком, постигшим вершины русской и мировой культуры, для чего он один за другим изучал иностранные языки. Его друг поэт Марина Цветаева заметила, что, владея шестнадцатью языками, он писал на семнадцатом языке - "бальмонтовском".

Постижение науки происходило медленно, в жестокой борьбе с бедностью. "Родная Москва... Здесь, - как вспоминал поэт, - знал я месяцы настоящего голода и годы битвы с переменным успехом". Не сразу стал Константин Бальмонт жителем респектабельного арбатского Большого Толстовского переулка (ныне Карманицкий). Страницы московской газеты "Русские ведомости" за 1890 год сохранили для нас репортерскую заметку под названием "Выбросившийся из окна", рассказывающую, как в порыве отчаяния со второго этажа меблированных комнат "Мадрид", располагавшихся на углу Тверской и Леонтьевского переулка, ринулся вниз с высоты 15 аршин студент Константин Дмитриевич Бальмонт...

Из этого испытания, хотя и пришлось проваляться год на больничной койке, он вышел переродившимся, окрепшим духом. Спасла его поэзия. Первый сборник стихов был сожжен по указанию цензуры. Шаг за шагом Константин Бальмонт завоевывал место под солнцем русской литературы, обратив на себя сначала внимание знатоков, а потом и всей читающей России. Доброе напутствие, укрепившее его веру, дал писатель В. Короленко, поддержал профессор университета Н. Стороженко, доверили переводы известные книгоиздатели Сабашниковы. Молодой поэт обладал поразительной работоспособностью, позволявшей ему не только каждый день творить самому, но и читать других писателей, поэтов, ученых, причем, как правило, на языке оригинала. Вышедшие в начале века в Москве его поэтические сборники "Будем как солнце", "Только любовь" сделали их автора известным. Еще до этого недоучившийся студент получил приглашение прочитать курс лекций о русской литературе в Оксфорде.

В ту пору, когда дела поэта шли в гору, владелица участка земли между Арбатом и Большим Толстовским переулком обратилась к городским властям с просьбой разрешить ей выстроить новый четырехэтажный жилой дом в этом переулке. Вскоре новые кирпичные высокие стены поднялись над переулком, а на фасаде каменщики выложили дату постройки - 1901 год. В этот дом на четвертый этаж и въехал Константин Бальмонт.

Появление такой колоритной фигуры, как Бальмонт, не осталось незамеченным для коренных арбатцев. Андрей Белый отмечает: "Бальмонт, появясь, запорхал по Арбату". Живший поблизости студент университета будущий писатель Борис Зайцев в своих мемуарах сообщает, что проживал поэт в Большом Толстовском переулке, под прямым углом к Спасопесковскому, так что из окон Бальмонта были видны окна квартиры Зайцева.

Придя на описанное место, вижу: оба дома сохранились, но между ними появились другие строения. А когда их не было, то, видимо, тогда Бальмонт говорил, обращаясь к Борису Зайцеву и его жене:

- Хотите, поэт придет к вам, минуя скучные земные тропы, прямо от себя в комнату Бориса по воздуху?..

На всю Москву он прославился своими чудачествами, хождением в пальто и шляпе по лунной дорожке на море, лазанием на деревья для чтения своих "лепестковых стихов"... В то же время каждый день с утра Бальмонт самозабвенно, часами работал. "Я в вечном творческом огне", - писал он. И читал запоем библиотеки, потрясая современников эрудицией, любознательностью, жаждой путешествий. Как никто из русских поэтов, любил дальнюю дорогу.

К моменту поселения на Арбате побывал уже во многих странах Европы, успел съездить в Мексику, увлеченный красотой космогонических мифов ацтеков и майя, которые перевел на русский язык. Очевидно, никто в русской литературе не занимался столь широко переводами, как Бальмонт, пораженный красотой поэзии народов России, стран Европы, Азии, Америки...