Ротмистр - Евгений Акуленко

— Опять у деда пропадал!.. Не любит мать Птаха. За то, что дитя младшее с утра до ночи на дворе не найдешь. Обливается ревностью сердце материнское, болит. О чем Федюня не говорит, все одно слышно: Птах да Птах. Как так вышло, что милее матери родной оказался пришлый дед? У нее, знамо, времени нет с малышней возиться, в поле с темна до темна, да по хозяйству, ног не чуя.

— Вот, погоди! — грозит. — Придет батька с войны!..

Федюня отца и сам ждет не дождется. Явится тот в крестах, в бурке и при шашке. Обязательно выпросит Федюня шашку настоящую в руках подержать. Недавно, вот, весточку от отца привезли. Среди ночи примчался вестовой, письмо в руки сунул и был таков. Ему писем таких казацких развезти надо целый мешок. Мать лучину запалила, бумагу в руках мнет, а только толку-то что? Неграмотная она…

Растолкала Проньку, сестру Федюнину старшую. Ходила Пронька всю зиму и всю весну к дьяку грамоте учиться. Сколищи ему яиц, молока да масла в благодарность снесла — счету нет. Села Пронька, глаза спросонья трет, на строчки лупится, ни полслова прочитать не может. Мать осерчала, да давай Проньку за косы таскать и словами обидными приговаривать. Некому весточку прочесть, утра нужно дожидаться, да людей просить. А как его дождешься утра-то? Здоров ли Тихон ее, жив ли? Села мать, голову повесила, из глаз слезы катятся. Тут Федюня у матери письмо забрал, к свету подвинулся поближе и давай с серьезным видом губами шевелить, читать, значит, будто бы взрослый. Хотела мать отругать, да не стала, сил нет. А потом слышит, складываются Федюнины слоги в слова. Не все слова понятны Федюне, он их пропустит, дальше идет, после по смыслу уже подгадывает. Так все и разобрал. Жив отец их казак Тихон Ходуля. Жив, да только ранен в ногу и в госпитале лежит на излечении. Как только поправится, так сразу его домой и отпустят. А письмо это сосед отцов писал, с его слов.

— Ты где, — мать спрашивает, — грамоте выучился?

— Так дед Птах меня и выучил, — Федюня отвечает гордо. — Я ж вам говорил, забыли?..

Интересно Федюне с дедом. Как то минутка выдастся, так и отирается подле.

Много порасскажет Птах. Отчего ветер дует, отчего вода течет, отчего день и ночь бывают, да зима с летом. На все у деда ответ есть. Да складно так бает, хоть и чудно порой. Может, конечно, и врет — нельзя столищи знать, но уж больно занятно. Федюня баек наслушается и после уже сам ребятне пересказывает. Те не верят, дразнятся. Федюня в слезы, да опять к деду, чтобы подтвердил.

Вот, лежит Федюня у самой земли, через метелки травы поглядывает на Птаха. Тот в широкополой соломенной шляпе трясет колоды, не обращая внимания на роящихся пчел.

— Иди-тко сюда, — Птах приметил Федюню. — Чего схоронился-то там?

— Боюсь! — кричит Федюня. — Закусают!

— Ну, меня ж не кусают!

Деда и правда пчелы отчего-то не жалили. Не иначе, знает дед какой заговор или секрет. Верное дело, знает! Вот, намедни, завелись у соседки Матрены Судаковой осы, прямо в хате, у самой крыши. Лезут проклятые через щели, где гнездо их одному бесу известно — сруб старый, венцы рассохшиеся. И столищи их расплодилось, что во двор ступить нельзя. А если ухо к стене приложить, то слышно, как зуд изнутри идет. Вот и ходит Матренино семейство, кто с заплывшим глазом, кто с распухшей щекой. Просит Матрена Птаха, помоги, мол, старый. С пчелами ты, вон, ловко управляешься, а осы — они те же пчелы, только меда не несут. Покрякал Птах, поскрипел, но не отказал. Вырезал себе лозовый пруток и давай прутком этим ос на лету сбивать. Одну, другую, пятую, десятую. Так и перебил всех до единой. Как на такое дело решишься без заговора-то? Боязно Федюне. А уж больно охота медку пожевать. А еще больше охота в улей поглядеть, на пчелиное царство. Собрался Федюня с духом, пошел. Едва поднялся в рост, как засердились, зажужжали полосатые в уши. Стал Федюня от них отмахиваться, да тем еще хуже сделал.

— Ай! Дед! Жгутся мухи твои! — припустил Федюня в кусты поречки, только босые пятки засверкали.

— И-эх! Горе! — Птах прикрыл колоду рогожкой. — Видать придется тебе способ открыть, как с пчелой ладить, — голос сурьезный у деда, а сам в бороду посмеивается. — С кустов-то вылазь!.. Поведал дед, что на пасеке перво-наперво, стоять смирно надо.

— Хоть, — говорит, — на нос тебе пчела сядет, хоть куда ишшо. А уж сам шевелись неспешно, будто в меду густом плывешь.

Сыскал дед Федюне рубаху холщовую да длинные порты. Рукава и штанины тесемками подвязал, чтобы не могла насекомая внутрь забраться. А голову Федюнину белобрысую замотал косынкой. Не больно-то Федюне понравилось в платке ходить, будто девка.

— Дурило! — втолковывает Птах. — Дюже злит пчелу что шерсть звериная, что человечий волос. — Все, — говорит Птах, — пойдем.

— Как же? — встревожился Федюня. — Самое главное-то утаил от меня, дед! Заговор-то не открыл!

— Ишь ты! — задумался Птах. — Заговор ему!.. А никому не скажешь?

— Не, — помотал головой Федюня. — Могила!

— Тогда запоминай, — дед понизил голос. — Повторять не стану:

Лети пчела далёко, Не низко, не высоко, С неба на поля, Вертайся вкруголя.

— И что, — Федюня спрашивает, — ни одна не куснет?

— Ну, такого, что б ни одна — не бывает! Заговор-то не на всех действует. Только ты уколы сноси терпеливо. Да не вздумай пчелу давить со зла! Не то весь рой кинется! Жало ногтем вынь, да поплюй на ранку. Идет Федюня, голову в плечи втянул, кулачки сжал, заговор про себя долдонит. Отвернул Птах рогожку. Пахнуло из колоды густым медовым духом, да по лицу ветерок загулял от близких крыльев. Но никто Федюню не жалит — бережет его дедово заклятье! Заглянул Федюня в улей и обмер. Столищи там пчелы копошится — страх.

— Гляди, — говорит Птах, — каждая своим делом занята, как люди. Кто воду носит, кто меду просит. Кто соту строит, кто молодь поит… Эк вы, голубы, все склеили… Взял дед отточенный с обоих краев нож и полез голыми руками прямо в гнездо. Что-то пошевелил, подрезал, где-то волшебным словом припечатал и подает Федюне тонкую дощечку, всю сотами облепленную:

— А ну, держи!.. Да не бойся!

Взял Федюня рамку, а весу в ней, как в камне, медовая, стало быть. Смахнул дед пчел метелкой и велит:

— Эту неси в ларь. Да укрывай плотней. А сам уже пустую дощечку в улей ладит. Все, что с рамок, то пчеловода прибыток. Многие пчел держат. Да только у местных станичников колоды цельные,

неразборные. Чтобы из таких медок взять, пчелу по осени серой душить приходится. А у Птаха рои зимуют, по весне всей силой взяток берут. Поосвоился Федюня, пообвыкся, бояться-то и забыл совсем. Спорятся у них с дедом дела, скоро наполняется ларь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});