Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой - Анат Гарари

– Правильно! Нельзя оставлять ее одну, – раздается взволнованный голос Маргалит, но Рут возражает:

– Но ведь она просила оставить ее в покое! Вы не можете навязывать человеку свое участие!

– Да, – не сдается Маргалит, – но… я бы не хотела… может, я позвоню к ней, чтобы проверить. А вдруг через день-два она, наоборот, не сможет быть одна.

– Вы правы! – откликается Орна. – Подождем немного, а потом посмотрим. Самое главное, чтобы она знала, что она всегда может на нас рассчитывать!

Мики ловит на себе внимательный взгляд Нири. Она глубоко вздыхает и выпрямляется.

– Я бы сказала, очень грустная история. Даже если я и была… как бы это сказать… даже если Элле было со мной нелегко, не думайте, что мне не тяжело видеть ее в таком состоянии. Я тоже надеюсь, что у нее все наладится, что она найдет правильный выход. Правда.

Уже несколько минут, как женщины молча исподтишка поглядывают друг на друга, но никто не решается заговорить.

Первой не выдерживает Нири.

– Не один раз за сегодняшнюю встречу у меня возникало ощущение, что мы сидим в доме, где кого-то оплакивают. Вот и сейчас, несмотря на промелькнувшую тут искорку надежды, общее настроение остается подавленным, можно сказать, траурным.

Поднятые на Нири глаза и еле заметные движения головой свидетельствуют о правильности выбранного ею сравнения.

– Скорее всего, в ближайшие дни мы так и не сможем ответить на вопрос, что будет с Эллой, когда она вернется, и вернется ли вообще. Время покажет. Будем надеяться, что мы расстались с ней только временно.

Матери продолжают молча переглядываться, но уже в открытую, не исподтишка. Нири, погруженная в свои мысли, смотрит в окно, затем возвращается к группе:

– Только что мне пришла в голову еще одна мысль. Именно сейчас, в пору, когда ваши дочки рожают своих первенцев, вы переживаете еще одно, на этот раз касающееся исключительно вас расставание. Вы прощаетесь с вашей способностью беременеть и рожать, и знаете, что прощаетесь навсегда, бесповоротно.

Анна, которая за это время успела собрать окончательно надоевшие ей непослушные локоны и с трудом удерживает их одной рукой на макушке, высвобождает зажатую между зубами заколку и указывает ею в сторону Нири.

– На этот раз вы попали прямо в яблочко! – возбужденно, не скрывая своего восхищения ее проницательностью, говорит она. – Я много думаю об этом в последнее время, особенно сейчас, когда Наама беременна.

Проворно закрепив заколку, она опускает руки на колени.

– Для меня сейчас это самый болезненный вопрос – смириться с тем, что ты никогда больше не сможешь рожать! Еще пять лет тому назад мы, Шауль и я, серьезно подумывали о третьем нашем общем ребенке. Для меня он мог оказаться пятым. Тогда я не поддалась: младшие дети были еще сравнительно маленькими, я еле с ними справлялась и поэтому решила прислушаться к разуму, – она выразительно стучит указательным пальцем по лбу, – что мне обычно несвойственно, и быстро отказалась от беременности, хотя и очень хотела еще мальчика или девочку. Если честно, то – девочку, я хотела напоследок еще одну девочку.

– И ее у вас уже не будет, – еле слышно замечает Това.

– Не будет, – повторяет Анна, – после этого у меня был год… представьте себе, мне было уже сорок пять, и это был год… тяжелый, может, это преувеличение, но я постоянно возвращалась к этому – к сознанию, что я должна распрощаться навсегда с мыслью быть еще раз мамой. И я все время говорила, что так нечестно, потому что, когда я рожала младшего сына, я не представляла, что он будет последним. Я даже всегда сердилась, если его называли последним – я называла его младшим. И еще я говорила, что если бы знала, что это в последний раз, то позволила бы себе расслабиться и побаловать себя во время беременности и, конечно же, осталась бы подольше дома после родов. Я была уверена, что у меня будет еще ребенок. Я действительно чувствую, что меня насильно, без моего согласия, заставили распрощаться с этой стороной моей жизни. Я и вправду дефективная по этой части – дефективная в прямом смысле, без кавычек – я по-настоящему чувствую себя своего рода калекой, что я достигла какой-то отметки, после которой у меня только одна дорога: я буду только все больше и больше портиться. Это не имеет отношения к возрасту, я совершенно не чувствую себя старой, совсем-совсем нет. Мы часто шутим по этому поводу дома. Шауль говорит, что он повзрослел, а я – нет. Но теперь я чувствую, что с тех пор, как я не в состоянии рожать, я потеряла не только свое предназначение, но и свое значение. Что бы я ни сделала, уже не имеет никакого значения. Мое тело с каждым днем только разрушается и уничтожается, в том числе и мозг, и все остальные органы, ничего хорошего в моем теле уже не происходит; и теперь это зависит только от скорости: насколько быстро или медленно это будет происходить. И это меня угнетает. Я знаю, что я ненормальная, что у меня что-то не в порядке. Мои подруги так прямо и говорят, что я больная, ну а Шауль уже привык.

– Все, что вы говорите, правильно, – на этот раз уже громко говорит Това, – правильно с точки зрения науки. Посмотрите на животных, большинство женских особей в природе умирают вскоре после того, как прекращают приносить потомство.

– Какое отвратительное слово «климакс»! – с брезгливой гримасой произносит Анна.

– А вы знаете, что климакс в переводе с греческого – «ступень лестницы», а китайцы называют возраст менопаузы «вторая весна»? – поднимает голову Рут.

– Вот здорово! – восхищается Маргалит. – Это надо запомнить.

Приободрившись от полученной поддержки, Анна продолжает, но теперь уже улыбаясь:

– Значит, я не зря чувствую себя изношенной, ничего не стоящей, совершенно лишней… В последнее время я вижу… Впрочем, может, это уже давно, а я только сейчас обратила на это внимание, что, когда я иду по улице, на меня уже больше не смотрят! Ни один мужчина уже на меня не оборачивается, даже те, кто старше меня; для всех я уже слишком старая!

– Те, которые старше, смотрят на молодых, потому что они тоже хотят почувствовать себя молодыми! – усмехается Клодин, позванивая браслетами.

– А я как раз все время получаю предложения от мужчин, – громко объявляет Мики и выпрямляется. Глядя на Рут, она продолжает: – Возможно, потому что я общаюсь со знаменитостями и очень слежу за собой, меня не оставляют в покое ни на минуту. Многих мужчин привлекают мои успехи в работе. Так что я абсолютно не согласна с тем, что вы говорите. Она энергично качает головой.

– Я скажу вам, в чем проблема. Масса женщин нашего возраста прекращают следить за собой и очень быстро начинают выглядеть как настоящие «бабули», а потом еще удивляются, что на них не обращают внимания, – смеется Мики и продолжает. – Я уверена, что любая женщина, которая будет следить за своим внешним видом, контролировать свой вес, заниматься спортом и нормально одеваться – не важно, сколько ей лет, – сможет заставить мужчину обернуться ей вслед. Что касается меня, никому и в голову не придет заявить, что мое значение уменьшилось, наоборот!

Она выпрямляется на стуле и поправляет блузку.

– Я с годами становлюсь только лучше! – широко улыбаясь, добавляет она.

– Я очень рада за вас, – с особым выражением в голосе обращается к ней Рут. – Может, и правда, когда хорошо выглядишь, то меньше ощущаешь…

Она пытается найти подходящее слово, ее взгляд скользит по сидящим в кругу женщинам.

– Я могу поверить, что это не происходит с Мики, но я уверена, что это знакомо большинству из нас – мы будто становимся прозрачными. Жаль, что я говорю это вам, да и себе тоже, но большая часть наших ровесниц уже действительно никого не интересует.

Она смотрит на женщин, но при этом явно избегает Мики.

– Мы не молодые и не цветущие матери; наши карьеры близятся к концу – большинство из нас уже вот-вот выйдут на пенсию – так что мы и правда больше не… как бы это сказать… не функциональны, не особенно важны обществу. По мнению общества, мы должны отойти на задний план; уступить дорогу молодым; обучать и подготавливать их к работе или помогать дома с внуками. Мир действительно принадлежит молодым, это не просто присказка. Больно, но зато – честно. И не думайте, что я в свое время считала иначе! Я помню себя в возрасте моей дочки, тогда шестидесятилетние казались мне стариками. И я все чаще замечаю во мне все новые и новые стариковские привычки, они просто липнут ко мне. Например, я поймала себя на мысли, что сегодня у меня больше прошлого, чем будущего. Я ищу свои корни и предаюсь ностальгии, что тоже, по-моему, характерно для стариков. В последнее время даже я чувствую себя почти старой, хотя я и работаю, и учусь, и у меня практически нет свободного времени. Правда, я и сама не могу понять: в мои пятьдесят семь я действительно старая или это только общество так считает?!

Рут делает короткую паузу и продолжает: