Неисторический материализм, или ананасы для врага народа - Елена Антонова

Селиванов закивал так энергично, будто хотел, чтобы его голова сорвалась с плеч и подкатилась к ногам Бахметьева.

– Я читаю все ваши мысли! – внушительно заявил Сергей и вперил в Селиванова взгляд, который ему казался проницательным.

Взгляд действительно был впечатляющим: нахмуренные брови, сморщенный лоб и вытаращенные глаза говорили либо о паранойе, либо о чрезвычайно грозном могуществе. Селиванов продолжать кивать.

– Если вы только подумаете о том, чтобы меня убить или причинить мне какой-нибудь вред, то в ту же секунду окажетесь там, где сейчас находится сейф. Понятно?

Селиванову было абсолютно непонятно, как он там окажется, но не верить в это он не мог. Поэтому он сильно опечалился и неуверенно посмотрел на Сергея.

– Ну, чего спросить-то хотите? – вздохнул Сергей, видя, что Селиванов безуспешно пытается вытолкнуть из себя какой-то звук.

– А я все время об этом думаю, – испуганно признался он. – Не получается не думать.

– Знаю, – мрачно сказал Сергей. – Тяжело с вами. Ну ладно, думайте, – разрешил он.

Селиванов издал хрипящий звук и вопросительно посмотрел на Бахметьева.

– Ну, спрашивайте, – разрешил тот.

– А… а надзиратель… он… тоже – американский шпион?

– Он тут вообще ни при чем. Это я его усыпил.

– А зачем тогда ты… вы его спасаете?

Сергей вздохнул.

– Этого вам не понять. И не пытайтесь. Но помните: если вы хоть пальцем шевельнете, чтобы мне навредить, то в ту же секунду! Даже если меня не будет рядом! Последуете за сейфом и столом. Будете гореть в вечном огне, – зловеще добавил он и вышел.

В коридоре тюрьмы он посмотрел на часы – было полдевятого. Он подавил в себе желание явиться в свою опустевшую квартиру и подбодрить безутешных соседей и поспешно отбыл домой, родителям на радость.

Путь домой лежал через лабораторию, где его встретил полный впечатлений Митя: тяжеленный железный сейф Селиванова, приземляясь в лаборатории, сильно долбанул его по ноге.

– Ты, терминатор! Летающий сейф! – наскакивал он на Сергея. – Смотри, куда барахло сваливаешь. Он же тонну весит! Ты зачем его сюда забросил?

– Так, может, там оружия целый арсенал, – оправдывался Сергей, с облегчением ловя одобрительный взгляд Андрея. – Я же не могу предусмотреть, откуда он пистолеты выхватывать начнет. А так и попугал заодно.

– Я полагаю, – бесстрастно сказал Барсов, не глядя на своих иностранных коллег, – что наша программа изначально предполагала достаточно большое вмешательство в прошлое. Можно сказать, на нем она и основывается. Поэтому дальнейшие споры о невмешательстве должны это учитывать. Завтра явитесь на работу в институт, – обратился он к Сергею. – По расписанию. Как ни в чем не бывало.

– Ладно, явлюсь, – пробурчал Сергей. – К занятиям, между прочим, еще и готовиться надо.

– Давай-давай, не ворчи, – запальчиво воскликнул Митя. – Ишь, цену набивает.

– Без стола заниматься не согласен, – заявил Сергей. – Вот ты мне завтра его и доставишь.

– Да ты меня инвалидом сделал, – крикнул вдогонку ему Митя, но Сергей уже был на пути домой.

– Как там, сын? – спросил Александр Павлович, глядя на его измученное лицо. – Тяжело?

– Культ личности, батя. Темные люди, – пробормотал он и завалился спать.

ХХII

Перед отбытием на работу в прошлом он заглянул на работу в настоящее, захватил материалы для квартального отчета, заверил встревоженного Артемьева, что все сделает в срок, и отбыл в свою квартиру.

Полюбовавшись вдоволь на пустые стены, он аккуратно запер дверь и пошел на работу – к третьей паре. В институте только начинался большой перерыв, и Сергей очень удивился, обнаружив на кафедре физики и математики кучу народа – завкафедрой английского языка, секретаря парторганизации института Валерия Алексеевича Булочкина и даже Григория Ивановича Кирюшина. Без своей супруги он выглядел не таким умиротворенным, зато очень сосредоточенным. Все они сидели и слушали Булочкина, который оживленно о чем-то вещал.

– Мы вынуждены признать, что не сразу разглядели вражескую, предательскую сущность этого человека, который работал с нами бок о бок. И сейчас мы должны дать оценку его провокаторской деятельности и аморальному поведению. Прошу высказываться. Поактивнее, товарищи.

Заинтересованный Сергей, никем не замеченный, потихоньку протиснулся внутрь и скромненько уселся на краешек стула.

Валерий Алексеевич подозрительно оглядел всех членов закрытого партийного собрания. Его взгляд уперся в Зинаиду Трофимовну Захарову и выжидательно уставился на нее. Та нерешительно подняла руку.

– Мы проявили недостаток политической бдительности, – заученно произнесла она. – Сергей Александрович всегда вел себя подозрительно. Он окружил себя вещами, которых не должно быть у советского человека. Я считаю, что он должен быть исключен из партии.

Зинаида Трофимовна возвела очи к небу, пытаясь вспомнить, что еще она должна была сказать, и беспомощно замолчала. Булочкин неодобрительно нахмурился и перевел взгляд на преподавателя с кафедры физики, фамилию которого Сергей никак не мог запомнить: то ли Лаховский, то ли Лопухновский, – во всяком случае, Сергей не помнил, чтобы когда-нибудь с ним общался.

Лаховский – или все-таки Лопухновский? – заговорил гораздо решительнее.

– Бахметьев всегда вел аморальные разговоры, – сообщил он, – не проводил общественной работы…

– А «Студенческая весна?» – перебил его чей-то знакомый голос. Сергей поискал глазами и увидел сердито нахохлившегося деда.

– Буржуазные песни, возмутительная любовная сцена, – отмахнулся Лаховский. – А как же политические, моральные устои! Он не должен больше находиться в наших рядах. Мы должны уволить его с работы и выселить из преподавательской квартиры.

– Благодарю вас! – кивнул довольный Булочкин. – Безусловно, такие, как Бахметьев, – это чуждые элементы. Мы должны заклеймить его позором.

Он повернулся к Кирюшину.

– Послушаем теперь представителя от комиссии по партийному контролю, – предложил он.

Сергей подался вперед, сгорая от любопытства.

«Дядя Гриша» деликатно кашлянул и встал.

– Мы жили с Сергеем Александровичем в одном доме, – начал он. – Конечно, его окружало много необычных для нас вещей, которые он привез из Москвы. Но нельзя по вещам судить о человеке. На меня он произвел впечатление как хороший специалист, болеющий за дело, и просто порядочный человек.

– Григорий Иванович! – Булочкин постучал карандашом по столу. – Сейчас не время проявлять мягкотелость.

– Товарищи! – повернулся Григорий Иванович к аудитории. – Мы все работали вместе с Сергеем Александровичем, гордились его замечательной идеей «Студенческой весны», не гнушались теми подарками, которыми он легко делился со своими друзьями. Неужели мы тогда лицемерили? Или лицемерим сейчас?

– Спасибо, Григорий Иванович! – Булочкин швырнул карандаш на стол. – Это не что иное, как политическая близорукость. Не ожидал от вас. Позвольте спросить, как вы можете говорить о его порядочности, если он арестован органами НКВД как враг народа и американский шпион?

– Уверен, что это недоразумение, – убежденно сказал Григорий Иванович.

Серей был готов его расцеловать.

– Позвольте, позвольте, – заволновался Булочкин. Это что же – органы НКВД ошиблись? Ну, знаете, Григорий Иванович! За такие разговоры…

– А что они, не люди, что ли? – подал голос дед. – Человеку свойственно ошибаться.

– А с вами, Владимир Иванович, у нас будет особый разговор, – значительно сказал Булочкин. – Ваша терпимость, знаете ли… Вы и Комаровых жалели…

– И сейчас жалею, – сердито загудел дед. – Замечательные были люди. Надеюсь, что товарищи там разберутся, где положено, и они к нам вернутся.

– Ну, это просто... – развел руками Булочкин. – Критиковать действия органов… Куда это вас, товарищ Денисов, заведет? Итак, время идет. Проявляйте сознательность, товарищи. Кто еще хочет высказаться?

Высказывания посыпались одно за другим. Сергей узнал о себе много нового. Оказывается, он пытался завербовать половину членов кафедры физики и математики, критиковал действия партии и правительства, рассказывал политические анекдоты, вел буржуазный образ жизни, страдал низкопоклонством перед Западом, по последним данным, сидел когда-то за убийство, и вообще – он не тот, за кого себя выдает. Булочкин расцветал на глазах.

– Спасибо, товарищи. Ясно одно: он не может больше оставаться в рядах коммунистов. И вообще в наших рядах. Мы должны уволить его с занимаемой должности и выселить из занимаемой квартиры. Ставлю вопрос о голосовании: кто за то, чтобы исключить врага народа Сергея Александровича из рядов КПСС?

Почти все руки молниеносно взметнулись вверх. Но Булочкин был недоволен: в протоколе должно быть записано – «проголосовали единогласно»!