Найти и обезвредить - Григорий Василенко

— Че тебе, господин товарищ охвицер?

— Да не господин я, папаша. Не видишь, наш я, советский. Лейтенант.

Дед равнодушно отозвался:

— Наши-ваши. А чьи же? Так че надо?

— Да вы впустите меня.

— А некуды.

Наверху, рядом с входом в подвал, тяжко рванул фугас. Я с немалым трудом вдавился в тесный, набитый людьми, тяжко дышащий, стонущий, плачущий, говорящий и причитающий мрак подвала. Дед за моей спиной закрыл щелястую тяжелую дверь и ехидно продребезжал над самым ухом:

— От тебе и охвицер. Хто по кресты, а ты, стало, в кусты.

Подавив вспыхнувшую было обиду на старика, я закричал, стараясь пересилить и здешние, и наружные шумы:

— Граждане! Советское командование приняло решение эвакуировать все гражданское население на Большую землю, в Геленджик.

В подвале поднялся гвалт.

— Тихо! — перекричал я начавшийся шум. — Кто тут у вас может быть за старшего.

— Кузьмич!

— Конечно, Кузьмич!

— Правильно. Василь Кузьмич!

— Тихо! Уже слышу! Кто тут Василий Кузьмич? Подай голос!

— Не дери глотку, — раздалось над ухом. Длинный костлявый бородач навис надо мной. — Я и есть Кузьмич, стало быть, Василий. Че орешь?

На всякий случай я опять прикрикнул:

— Тихо! Я пойду по другим подвалам и убежищам. Может, кто подскажет, где еще есть люди? А вы, Василий Кузьмич, постарайтесь подтянуть поближе к дверям мамаш с детьми и раненых. Барахла лишнего не брать. К вечеру приготовиться. Сам приду или пришлю кого. Будем выводить на берег и грузить на корабли. Ночью вывозить будем.

…Разыскал я в тот день еще три таких подвала, набитых людьми. По-всякому приходилось разговаривать. И длилась эта кропотливая работа почти неделю. Жителей малыми группами под непрекращающимся обстрелом бойцы и офицеры доставляли к берегу, где удалось найти и кое-как оборудовать укрытие. Оттуда их партиями выводили на причал, затем на судах отправляли на Большую землю.

А с тем крупнокостным дедуней, Василием Кузьмичом, довелось-таки мне еще встречаться. Старик оказался довольно оборотистым и толковым организатором. Выполнив миссию, разыскал меня, потребовал:

— Ты слышь, литинант, чи как там теперь вас величают… Приказ твой, значица, сполнил. Усех доставил и с рук на руки сдал. А теперь определи ты меня к партизанам, литинант. Не уйду я отседа, пока фашиста не вычистим. Не определишь — сам буду партизанить. Земля-то наша, дедовская. Никак нельзя, чтоб поганили ее чужаки-то.

Уговаривать нас долго не пришлось. Благо тут же оказался командир группы партизанских отрядов Петр Иванович Васев. Он черкнул несколько слов на блокнотном листике и направил старика в отряд «Норд-ост».

Другой раз столкнулся я со стариком-партизаном, когда наша группа под командованием Петра Жадченко получила задачу пройти в тылы противника, добраться до Южной Озерейки, связаться с высаженными туда и попавшими в окружение десантниками и вывести их на Мысхако. Если даже в обстановке спокойной, устоявшейся обороны это была непростая задача, то в условиях, когда гитлеровцы почти непрерывно атаковали наши позиции, пытаясь сбросить куниковцев в море, сложность ее возрастала стократ. Немало смекалки, смелости, отваги и находчивости проявили бойцы нашей группы, в состав которой входили моряки, партизаны и чекисты. Особую услугу оказал и нам, и окруженным Василий Кузьмич. В конечном счете задачу мы выполнили и вывели десантников на Малую землю.

Довелось мне видеть Василия Кузьмича и в горячем деле, когда Васев включил Лапина, Леонова, Жадченко и меня в боевую группу партизанского отряда «Норд-ост». Перед группой была поставлена задача разгромить комендатуру и склад гитлеровцев в Нижнебаканской, захватить и доставить к нашим старосту-предателя, который, по поступившим от разведчиков и жителей сведениям, был верным слугой оккупантов и настоящим палачом для населения станицы. Задача была выполнена. И в операции проявили отвагу и героизм чекист Лапин и партизан Василий Кузьмич.

…В другом подвале нахожу пять или шесть женщин и десятка полтора малышей — от грудных до школьников. Эти молодые женщины и девушки собирали осиротевших детей и прятали в подвале, кое-как подкармливая и согревая их. Только двое были со своими детьми — кормящая мама и другая — с мальчишкой лет восьми. Остальные все работницы молодежного виноградарского звена совхоза «Мысхако» и действовали под руководством звеньевой Оли.

Я растолковал взрослым, как бросками переводить группками детей, и для наглядности провел первую группу смешливой Нюси до накопителя, потом вернулся опять в подвал и, следя за паузами в огневых шквалах, стал посылать остальные группы. Удивительно смелыми оказались эти девчата. Ольга отвела свою группу, оставила на попечении Нюси и под ожесточенным огнем вернулась за следующей группой. Я наказал ей отвести этих детей и не возвращаться. Тогда примчалась Нюся. Подхватила еще одну группу и, подбадривая, что-то выкрикивая и смеясь, ринулась с малышами в грохочущий ад.

Я думал их пристроить на нашем эвакопункте. Уж больно толковые помощницы. Но когда я туда добрался уже ночью, девчат там не было. Кинулся было искать их, но Пономарев остановил меня:

— Девчат ищешь? Поздно. Уже расхватали их в санчасти. Вызвались сами. Даже не вызвались, а потребовали оставить здесь.

А было и так. Бегал я по подвалам, развалинам и убежищам в поисках населения и вражеских лазутчиков. В одной полуразбитой летней кухоньке нашел семью: старик со старухой и мальчишка лет двенадцати. Сказал, чтоб собирались, а они ни в какую.

— Да кому мы там нужны? — безнадежно отмахнулась старуха. — Старик совсем никудышный, почти не встает с топчана, а мне его оставлять ни к чему. Жизнь вместе прожили и помирать вместе будем. Ваську б вы забрали, дак и он очень уж нужен тут. Нет, нет, не нам. Добытчик он главный для детей. Тут дальше котельная разбитая, а в ее подвалах, должно, душ двадцать детей, да с ними мамаши и двое раненых красноармейцев. Да и дети есть которые покалеченные. Есть-то надо, а нечего. Вот Васька и шастает по разбитым хатам, где что из еды добудет, все туда детишкам тащит.

Я взял Васю в проводники и отправился в котельную. По дороге что-то меня встревожило.

— Слушай, Василий, а что за красноармейцы там в подвале?

— Да раненые. Один старшина — нога вся забинтованная, но ходит сам, а другой рядовой — рука забинтованная и подвязанная.

— И давно они?

— Да уже дня три…

В уме у меня шевельнулось подозрение, а потом и тревога. Как раз поблизости рванула мина, мы шлепнулись на землю, над головами с визгом пронеслись осколки.

— Знаешь что, Василий, — притянул я парнишку к себе. — Давай-ка вернемся к твоим старикам. Мне тут надо забежать в одно место, а ты меня подождешь. Только никуда, понимаешь? Никуда не выходи от стариков. Жди меня. Понял?

Мы вернулись к старикам, я впихнул Васю в кухоньку и кинулся в ближайшее воинское подразделение. На счастье, попал как раз в расположение полка НКВД. Пока разыскивал старшего начальника, объяснял, кто я и чего хочу, прошло около часа. Наконец с двумя выделенными мне автоматчиками вернулись к старикам, но Васю там не застали. Старуха сказала, что внучонок «сей минут» выскочил.

Старуха еще что-то говорила, а я выбежал из кухоньки, крикнул автоматчикам: «За мной!» — бросился к котельной, благо тот раз Вася показал мне ее.

Переждав вражеский артналет, мы в последнем броске кинулись к развалинам котельной. И вдруг навстречу нам оттуда хлопнули два револьверных выстрела. Один автоматчик вскрикнул и упал, а мы с другим, не останавливаясь, перемахнули через кучу битого кирпича и свалились на ступеньки, ведущие в подвал. Двое каких-то военных, мелькая бинтами, кинулись вниз к подвалу. Автоматчик успел выстрелить, один беглец упал, второй проворно юркнул в подвал и попытался закрыть железную дверь. Но не успел. Я всем корпусом ударил в нее, и, отброшенный дверью, беглец отлетел в глубину подвала. Оттуда навстречу мне донесся хрипло-дикий рык:

— Назад! Всех перебью, гады!

Разом взвился высокий, режущий не то детский, не то женский крик. И тот же звериный рык опять:

— Цыц, щенята! Убью!

Я не сразу понял ситуацию, потом вдруг с ужасом увидел, что незнакомец в занесенной над головой правой руке сжимает гранату-лимонку, а левой схватился за кольцо предохранительной чеки на ней. А кругом застывшие лица детей, их расширенные глаза, устремленные на гранату.

Мысли ураганом понеслись в голове: «Начну поднимать пистолет, успеет вырвать чеку, выстрелю — все равно бросит или уронит гранату в гущу детей… Ах, гад! Фашист! Что делать? И автоматчик сзади, ему не видно, что тут происходит. Рука закаменела на рукоятке пистолета, палец — на спусковом крючке. Так… Снять напряжение. Заговорить. Спокойно».