Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира - Ирина Анатольевна Никитина

и есть».

Ирина: А насколько Уствольская для тебя особенный композитор? Ты же очень часто с Маркусом Хинтерхойзером играешь ее произведения.

Патриция: Очень особенный! Она изменила всю мою жизнь. Я была студенткой в Берне и видела ее лично. Я должна была ей переводить. Вообще, мне страшно повезло, что я лично с ней была знакома. Я видела эту женщину, я слышала ее дыхание, ее голос. На меня это очень сильно подействовало. Ее музыку я впервые там услышала. Сколько мне было лет? 20 с чем-то… Это изменило все, я не могу объяснить. Нет там ничего ненужного, настолько все настоящее, сильное, правдивое, нужное, невероятно нужное. Тяжелое, там все нутро человеческое. Когда я играю эту музыку, мне очень-очень больно, ее нельзя часто играть. Есть такие произведения.

Ирина: Публика готова к такой боли?

Патриция: Нет, нет, не готова, конечно, не готова. И мы не готовы. Каждый раз даже Маркус говорит, как ему тяжело играть это. Но это настолько очищает. Оно тебя снова приводит на тот правильный, ясный путь, по которому ты идешь, не отвлекаясь ни на что больше. Это настоящее, страшное, нельзя сказать, что темное, там есть свет.

Ирина: Это тяжелое, но не темное.

Патриция: Там есть доброта, человечность, очень сильная любовь, божественность, святость, но не религиозная, не церковная, а настоящая и страшная. Потому что страшно вот так вот… самим перед собою стоять.

Ирина: Там музыка одиночества. Согласна?

Патриция: Одиночество нас всех. Мы все там. Такое впечатление, что это конец и начало в одном. Невозможно объяснить. Кстати, она тоже не могла объяснить свою музыку. Нельзя даже пытаться анализировать. Играть нужно обязательно.

Ирина: «Крейцерова соната» Бетховена, о которой даже Толстой написал сочинение, в последнее время вызывает споры: божественная это музыка или от дьявола. Для меня это странно, конечно, я не понимаю, что такое музыка от дьявола, но…

Патриция: «Крейцерова соната» – это невероятно виртуозная дикая музыка.

Ирина: Потому что она была написана для скрипача-мулата виртуоза Джорджа Бриджтауера. Про это все забывают.

Патриция: Да. Этот самый мулат, он был очень популярным, молодым, красивым. И Бетховен вначале посвятил ему эту сонату. На премьере Бетховен играл этот домижорный пассаж в первой части, и Бриджтауер хотел его удивить и сыграл вместе с ним этот пассаж. Бетховен остановился, встал, обнял этого молодого скрипача и сказал: «Дорогой друг, еще раз!» Ему это понравилось. Вы можете себе это представить! Если я сейчас такое сделаю в консерватории! Да меня сразу с экзаменов снимут. То есть надо понимать, в какой атмосфере, в какой обстановке все это сочинялось и игралось. Это все результат невероятного искусства импровизации. И Бетховен, в первую очередь, был знаменит именно своей возможностью импровизировать. Если смотреть на его наброски, видно, сколько там было еще других возможностей! У него была очень богатая фантазия. И надо играть это с богатой фантазией.

Ирина: Да, только невежественные люди могут сказать, что это от дьявола! Надо чаще окунаться в историю создания великой музыки! Но давай поговорим еще о твоих партнерах. Фазыл Сай – турецкий пианист и композитор, импровизатор, он твой любимый партнер.

Патриция: Мы очень много играли вместе. Это огромная личность. Рядом с ним мне пришлось заставить себя вырасти, и как женщине, и как человеку, и как музыканту. Он вулкан, и, стоя рядом с ним, надо быть очень сильным, чтобы не свалиться.

Эта «Крейцерова соната» останется у меня как у Толстого, между жизнью и смертью. Там все на одной карте лежало. И никогда не ясно было, что будет на концерте. Идешь на сцену, и битва начинается.

Ирина: Вы были соперниками или вы были соратниками?

Патриция: И то и другое. Мы с удовольствием играли и, скорее, были соратниками. Но сила этой энергии! Ни у кого больше я не знаю эту силу, когда человек выходит на сцену и его аура покрывает всех. Мне кажется, Лист был такой человек, или Паганини. Были такие личности. И Сай тоже останется в истории.

Ирина: Ты работаешь достаточно много с российскими дирижерами: Юровский, Ашкенази, Федосеев, Теодор Курентзис, он уже российский паспорт получил, так что тоже русский. Тебе важна принадлежность к российской культуре этих людей или в музыке нет национальностей?

Патриция: Я никогда не задумывалась над этим. Это интересный вопрос. Язык связывает, конечно, ведь это и мой язык, я училась на русском языке, у нас ценности одни, одно прошлое, детство, воспоминания, даже не знаю, мультики какие-то, торт «Наполеон»… Оно наше. Это очень сильно связывает.

Ирина: Вот ты произнесла «у нас ценности одни»? Что в этой группе ценностей?

Патриция: Русский музыкант никогда не выйдет на сцену не подготовленным, недодуманным.

Ирина: Чувство ответственности выше?

Патриция: Очень высокое. База сильная, понимание и желание, ответственность, желание сделать самое-самое лучшее. Это доходит до каких-то сумасшествий, я не знаю, люди не спят, не живут. Я не знаю,