Аритмия (СИ) - Джолос Анна

— Чикануться можно, — наклоняется ближе.

— Арахнофобия? — предполагаю, глядя на Эмиля, разглядывающего огромного мохнатого тарантула, «сидящего» на капоте.

Его аж передернуло…

— Да у меня на хрен волосы во всех местах дыбом встали, он ведь как живой! — кривится и отходит на пару шагов назад. — Тьфу… Фантастическая мерзость, Ян.

Сомнительный комплимент, но да.

— Ты реально крут. Амирян, как дите, ей богу, всю ленту инсты засрал фотками своей тачки. У меня уже в глазах рябит от этого его Джокера[5]. Тот еще урод.

— Это его любимый персонаж.

— Фахиров ждет свое грозовое небо. Когда начнешь?

— Завтра.

Сегодня мне реально дерьмово.

— Сделать надо идеально. Он наш постоянный клиент. С баблом мужик, но жутко придирчивый. За каждую копейку мозг сосет.

— Сделаю.

Кивает и продолжает искоса поглядывать на мохнатого.

— Есть у меня одна мыслишка, посмотрю еще пару твоих работ и, возможно, доверю тебе свою бэху.

— На кой ляд портить новую тачку? — качаю головой.

Честно, никогда не понимал желания разукрасить свой автомобиль.

— Хочу! Но пока не скажу, что конкретно. Секрет. А то возьмешь и нарисуешь кому-нибудь, — заявляет недовольно.

Небось придумал ту еще херову гениальную идею...

— Мне нужен ресивер и нитроэмаль.

— Саныч закупит, напиши ему на бумажке, что нужно. Только разборчиво, а то он итак читает с трудом.

— И лак надо бы сменить. Этот — отстой полный.

— Понял. Организуем, раз дело пошло.

Пошло то пошло, но когда учиться теперь непонятно. Вечерами, а то и ночами тут на постой зависаю.

— О, Илюха! Иди сюда, — подзывает появившегося в боксе Паровозова. — Ты глянь на это!

Илья подходит к машине и выдает непечатный текст.

Очкуны.

— Мерзость, да? Лапы эти волосатые, жуть! А глаза!

Паровозов внимательно изучает членистоногого.

— Фу, как работать теперь, — причитает Эмиль, отмахиваясь. — Пойду, дел гора. Илья, чуть позже зайди ко мне, перетереть кое-что надо.

У Зарецкого начинает орать телефон, и он спешно покидает зал.

Присаживаюсь на стульчик, закидываю в пасть колесо болеутоляющего и запиваю его водой из бутылки.

— Кто отметелил так? Помощь нужна? — интересуется Паровозов, наблюдая за мной.

— Сам разберусь, — отзываюсь раздраженно.

Порядком задрали уже все своим состраданием…

Хлопает входная дверь. Беркутов явился. На пятнадцать минут раньше, чем должен был. Неймется несчастному.

— Здорово, пацаны.

Пожимает руку мне и Паровозу.

— Ну че? — смотрит на него с надеждой.

— Да ничего, — пожимает тот плечом. — Как сквозь землю провалилась.

— Это невозможно! Невозможно вот так взять и исчезнуть! — орет на весь бокс.

— Если доки фальшивые, то вполне, — не соглашаюсь я с ним.

Меняется в лице.

— Мне тоже самое сказали, — присоединяется к моей версии Илья. — Она может быть кем угодно. Где угодно.

— Я придушу ее! Придушу! — вопит истерично.

— Ты найди ее для начала.

— Может, у нее родственники какие-нибудь есть? Бабушка говорит, что нет, но вдруг… обманывает, — чешет затылок.

— Нет.

— Я не понимаю, зачем Алена это сделала! Харитон…

— Саша, — поправляет его Паровоз.

— Саша… сказала, что Лиса сбежала потому что не хотела усложнять мою жизнь. Это че за бред такой? А сейчас типа упростила?

— Не давил бы на нее, может, и не сбежала бы! — рассуждает бугай.

— И это говоришь мне ты? — ершится Рома.

— Хватит уже, Беркут, — пресекаю конфликт в зародыше. Не то то опять начнется мордобой.

Этим двоим только дай возможность друг другу пятаки начистить.

— В машине подожду тебя. Ты скоро?

— Да.

— Так и знал, что помощи никакой от него не будет, — бросает зло.

Как только он выходит на улицу, поворачиваюсь к Паровозову.

— Ты ведь реально не знаешь, где Лисицына? — внимательно отслеживаю реакцию.

— Не знаю…

— А Саша точно не в курсе? — прищуриваюсь.

— Точно. Ревет до сих пор. Обижается на Алену за то, что контактов никаких не оставила.

Чувствуется вроде, что не лжет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Чиканется, если не разыщет, — поднимаюсь со стула и еще раз осматриваю рисунок на предмет дефектов.

— Зато теперь видно его истинное отношение к ней.

— А ты думал… — хмыкаю. — Но у бурных чувств неистовый конец…[6]

Убираю аэрограф и отправляюсь в комнату отдыха, чтобы переодеться. Тело ломит, хочется тупо лечь в постель, чем я в ближайшее время и займусь…

Рома сидит в машине. Слушает какую-то сопливую херобору. Башкой лежит на руле. Страдает.

Нехотя принимает вертикальное положение и заводит мотор.

— Ахинею эту выруби.

— Это — хит.

— Это — кровь из ушей и испытание для моей нервной системы.

— Моя машина, что хочу, то и слушаю! — заводится снова.

— Да бога ради, только в мое отсутствие. Тошнит уже от твоего депрессняка, Беркутов.

— Надо было попросить медсестру зашить тебе и рот, — ворчит обиженно. — Хорошие ведь песни!

— Как там Савелий? — меняю тему, ибо о вкусовых музыкальных предпочтениях говорить нет смысла.

— Да вроде ничего, терпимо.

Савка — это его младший брат, мой крестник.

— Но спит опять плохо. Просыпается, долго истерит. У меня сейчас вообще терпения на эти концерты не хватает.

— Давай мне еще из-за бабы на ребенке срывайся. Ополоумел в край? — наезжаю на него.

— Да я держусь, Ян. Просто уже иной раз нервы сдают, — оправдывается виновато.

— Значит, не подходи к нему в таком состоянии.

— Заберешь его как-нибудь к себе на выходные? Ну, когда полегче станет, — просит он.

— Заберу конечно, но, к сожалению, смогу взять только на один день. Я ж теперь пашу как Папа Карло!

— Идет.

Время позднее. Пробок на дорогах уже нет, и Беркутов топит так, как я люблю. Похоже, дело в его мрачном настроении.

— Как думаешь, Паровоз врет про Лису? — спрашивает, уже подъезжая к моему дому.

— Нет.

Вздыхает. Тягостно-мучительно и обреченно…

— Все равно ее из-под земли достану, — повторяет как мантру.

Качаю головой.

— Только прошу не пропадай без вести. Оставь хоть какие-то ниточки, адреса… Я буду искать тебя до бесконечности. Пока мне будет сниться наша весна…[7]

— Точно. Именно так. До бесконечности, — сам себе кивает.

— Домой езжай, сыщик. Отоспись как следует. Уже глаза на выкате, Птицын.

Усмехается.

— Увидимся.

— Таблы свои жрать не забывай, а то отвезу на больничку, — угрожает, глядя на мою постыдную попытку нормально выползти из машины.

Закрываю дверь, провожаю взглядом «Лексус» до самого поворота и только потом захожу в подъезд. Медленно поднимаюсь по ступенькам, достаю из кармана ключи.

Дедова квартира встречает меня гнетущей тишиной, холодом и темнотой. Но это то, к чему я привык… То, в чем мне комфортно и спокойно.

Не включая свет, скидываю кроссы и снимаю куртку. Направляюсь в спальню и, как есть, в одежде заваливаюсь на кровать. Сил нет даже на то, чтобы принять душ, хотя краской от меня несет, должно быть, за километр…

Физическая боль усиливается, но я кайфую. Это немного отвлекает. Жаль, что не в достаточной степени.

Вытаскиваю из кармана джинс трубу и ставлю будильник. Опаздывать в универ нельзя, потом проблем не оберешься, жопу-то лавандой прикрывать больше некому, а сам я пока столько не зарабатываю.

Таращусь на экран.

Воскресенье закончилось.

Значит, Арсеньева второй день провела в Подмосковье с этим своим электриком Сережей…

Не могу не думать об этом.

«Зачем ему что-либо представлять, если он все выходные может раскладывать ее как угодно и где угодно» — звенят в воспаленном мозгу слова Беркутова.