Радио «Морок» - Татьяна Мастрюкова

А что, если дядя Митяй не показывает Изосимиху гостям, потому что она какая-нибудь полоумная? Выпускает только с наступлением темноты... Или она сбежала? А может, это просто огромная жаба (ну конечно, жаба!) дошлепала до очередной наряжухи, которую мы раньше не замечали. Или замечали, но в темноте она выглядит так незнакомо.

Мы с Лесей молча застыли на полпути к туалетному домику. Конечно, я ни слова не сказала о том, о чем рассуждала про себя.

Леся сама до всего додумалась. Боюсь даже спрашивать, до каких ужастиков.

— Что-то я перехотела, — сказала она сдавленно. - Пойдем обратно домой.

— Не болтай ерунды, ничего ты не перехотела Сейчас вернемся и с мамой сходим. Или вообще вот я тебе посвечу, а ты на грядку...

— Нет! — тихо взвизгнула Леся. — Я лучше до утра терпеть буду!

Зная свою сестру, я нисколько в этом не сомневалась.

И тут в черной ночной траве по обеим сторона дорожки зашуршало, заплюхало. Сначала издалека потом ближе и ближе. Будто что-то начало стекаться со всех сторон к нам в полной темноте, сжимая кольцо.

— Уходим, уходим, — прошипела я сквозь зубы.

Поворачиваться спиной к пропрыгавшему... как его назвать... существу не хотелось. Поэтому я шла впереди, освещая путь фонариком, держа его в высоко поднятой руке, а Леся пятилась спиной к моей спине.

Я попыталась посмотреть, что шуршит в траве, но Леся испуганно пискнула, что что-то сразу вылезло на дорожку, как только луч света скользнул в сторону.

Никого там не оказалось, но больше рассматривать шуршащее полчище в траве, что бы там ни было я не решилась, только ускорила шаг. Леся буквально приклеилась спиной к моей спине и пятилась так ловко, будто всю жизнь тренировалась так ходить! Наконец мы распахнули дверь нашего дома, и яркий квадрат света лег на дорожку. Словно по команде, шуршание замолкло, как вырубили. То, что преследовало нас, однозначно не собиралось показывать себя и теперь выжидало, когда опять наступит темнота.

Леся изо всех сил потянула меня за рукав, и я с грохотом захлопнула наконец дверь.

Да ну это житье в деревне!

ИЗ РАДИОПРИЕМНИКА

...УТОП В ПРУДУ. А ПРУД-ТО — СМЕХ ОДИН, КУРЫ НОГИ ПОЛОЩУТ...

Это сказало радио женским голосом.

Мама, которая стояла рядом с радиоприемником, повернулась к нам с побледневшим лицом. То есть еще больше побледневшим, и как будто бы у нее глаза за очками постарели.

— Ты чего, мамочка? — Леся бросилась к ней и обняла изо всех сил. Непонятно было, страшно ей за маму или за себя. Или сразу за обеих.

Мама словно очнулась, приобняла Лесю в ответ и объяснила с нервным смешком, который, по ее мнению, должен был превратить все в шутку, но на самом деле не превратил:

— Показалось, что кто-то рукомойником звякал. Встала вас посмотреть, а там нет никого. Думала, радио. Хотела выключить, пока вас нет. А тут историю стали рассказывать... Я, кажется, знаю, про кого она. Или совпадение. Но даже имя совпало. Может быть такое, а?

Какое совпадение? Что кто-то без нас тут руки мыл? Или что имя совпало? Что за история? Впрочем, не хочу знать эту историю...

Мы промолчали. Мама передернула плечами, словно стряхнула что-то, и уже обычным тоном поинтересовалась, будто бы речь шла не о сортире на улице, а о каком-то интересном мероприятии:

— Удачно сходили?

Мы с Лесей переглянулись. Рассказывать про прыгавшую в полной темноте по огороду... Изосимиху? Про странное и страшное шуршание? Ну уж нет! Если маму какие-то истории из радиоприемника наконец напугали, то наше поведение тем более до ручки доведет.

Мама и без слов поняла по нашим вытянувшимся лицам. Быстро надела кроссовки, накинула куртку, и при свете трех телефонных фонариков мы отправились без всяких особенных приключений к заветному домику. Только держались рядом с мамой близко-близко.

А она все равно где-то там в темноте переваливалась, глухо прыгала. Одна. К счастью, одна. Я слышала. И Леся слышала, хотя промолчала. Не знаю, как мама, но мы точно слышали.

Уже у самого дома мама резко обернулась и посветила фонариком в траву. Там что-то дернулось, влажно хлюпнуло и замерло. Луч фонарика пометался по траве, лопухам, грядкам, дорожке. Ничего необычного. И все же не покидало ощущение, что тот, кто прятался во тьме, ловко уворачивался от света.

Хмурясь, мама проследила за тем, чтобы мы вытерли тщательно обувь о придверный коврик, надели тапки и зашли в комнату, после чего очень старательно заперла входную дверь на защелку. И еще подергала для верности.

Мама опять улеглась на кровать, а мы пристроились к ней поближе и уткнулись в телефоны. Теперь это было не просто привычным действием, а чем-то стабильным и успокаивающим.

И тут Леся, листавшая свои фоточки, сделанные еще начиная с позапрошлого лета, с досадой вскрикнула. Она вообще очень любит фотографировать всякую ерунду, хранит столько всего ненужного, что частенько кончается память на телефоне. Только тогда она с большой неохотой, чуть не плача над каждым кадром (вид какой-то фигурки из конструктора со всех ракурсов), начинает чистить фотоальбом.

Понятно, какую боль она испытала, обнаружив, что все, связанное с нашим автопутешествием, безнадежно утрачено или испорчено. Все фотографии, которые Леся так старательно делала, представляли собой либо какие-то смазанные пятна, либо вообще пропали с концами, хотя даже я отлично помнила, как сестра фотографировала. Даже та