Клоун. История одной любви - Юлия Владимировна Монакова

— не заикалась бы об этом вовсе, а раз уж сказала «а» — должна теперь произнести и «б».

— Она меня убьет! — продолжала причитать Соня в трубку, но его это уже мало заботило.

Убьет? Что ж, значит, пусть убивает. А если честно, то убитым сейчас чувствовал себя он сам…

— Сынок, куда ты? — испугалась мать, когда увидела, с каким каменным лицом он ворвался в гримерную и схватил с кресла джинсы, чтобы переодеться — слава богу, хватило ума не помчаться по адресу прямо в трико.

— Я отлучусь ненадолго… П-по делам, — отрывисто бросил он, стараясь не смотреть ей в глаза.

— По каким таким делам? — ахнула мать. — У тебя выступление через несколько часов! Нужно еще хотя бы раз прогнать номер, проверить, все ли в порядке.

— Все и так в п-порядке.

— Макар, стой! — мать схватила его за рукав буквально в последний момент. — Ты ведь… к ней идешь? — спросила она понимающе.

Он аккуратно высвободил свою руку:

— У нее есть имя, мама.

— Господи! — мать подняла глаза к потолку. — И когда же это безумие прекратится… Она же тебя реально с ума свела, ты как больной себя ведешь, сам не замечаешь?!

— Все будет хорошо, — буркнул он, не желая тратить больше ни секунды на пустые разговоры, и выскочил за дверь.

Он не знал, что скажет Динке, когда увидит ее. Да и будет ли у него возможность сказать ей хоть что-нибудь? Может быть, она не захочет его даже слушать. Макару казалось, что все происходящее с ним — затянувшийся и вязкий дурной сон, из которого он никак не может выкарабкаться в реальность. Все это просто не укладывалось у него в голове — Динкин игнор… неизвестно откуда взявшийся Гарик, черт бы его побрал… их встреча…

Нужное кафе он нашел быстро, но не сразу решился войти, некоторое время продолжая неловко топтаться неподалеку от входа.

А затем вдруг увидел Динку в окне…

Она сидела к нему спиной, но он сразу ее узнал. Узнал эти длинные шелковистые волосы, знакомый наклон головы, изгиб шеи и плавную линию плеч… он мог бы нарисовать каждую деталь с закрытыми глазами.

Гарик — а это, несомненно, был именно Гарик — наоборот оказался лицом к окну, и по идее Макар сейчас мог хорошенько его рассмотреть. Но он почему-то ничего не видел. Ничегошеньки! Как ни напрягал зрение, а вместо физиономии этого самого Гарика было какое-то мутное расплывающееся пятно. Макар даже поморгал и несколько раз крепко зажмурился, чтобы убедиться, что с глазами у него все в порядке, но так и не смог разглядеть лица. Зато ему отчетливо видна была рука Динки, которая лежала на столе. Пальцы ее нервно сжимались в кулак, а затем снова разжимались… И так же отчетливо он видел ладонь Гарика, которой он внезапно накрыл Динкину руку. Динка не вырвала ее, не запротестовала — продолжала сидеть, словно так и должно было быть. Словно не было ничего более естественного в том, чтобы другой парень — не Макар — сжимал сейчас ее пальцы…

Он почувствовал, что ему не хватает воздуха. Одно дело — ревновать и строить догадки заочно, в собственном воспаленном воображении, и совершенно другое — своими глазами видеть, как какой-то мудак спокойно хватает твою девушку за руку и вообще ведет себя так, словно имеет на нее какие-то права!

Пока он тщетно пытался хоть как-то осмыслить и переварить происходящее, парочка в кафе поднялась из-за стола. Гарик сделал шаг по направлению к Динке и обнял ее. И она не оттолкнула его! Наоборот — Макар видел, как взметнулись ее руки, обвивая шею своего бывшего парня. Да вот только бывшего ли?! Он уже не был в этом уверен. Бывший тут, судя по всему, он сам…

Наверное, вид у Макара был совершенно очумелый. Во всяком случае, даже Гарик обратил на него внимание: наверное, чувак с диким взглядом по ту сторону стекла и впрямь производил странноватое, если не сказать пугающее, впечатление. Макар по-прежнему не мог разглядеть лица Гарика, но он прекрасно видел, как тот указывает в его сторону — и Динка медленно оборачивается.

В тот миг, когда она обернулась, ему показалось, что часы остановились. Во всяком случае, они смотрели в глаза друг другу бесконечно долго — или просто он застыл во времени, как муха в янтаре. Затем он увидел, как округляются ее глаза и беззвучно шевелятся губы, как она стремительно бледнеет…

А Макар вдруг почувствовал, что с него хватит. Стало страшно, что сердце просто не выдержит такого накала эмоций. Он и так увидел сейчас достаточно. Совершенно не хотелось добивать ни себя, ни ее выяснением отношений.

Круто развернувшись, он зашагал прочь. Не глядя по сторонам, не оборачиваясь, не останавливаясь и не сожалея… просто уходя подальше отсюда, чтобы не видеть… никогда в жизни больше не видеть эти соединенные руки и объятия Динки с другим.

Он шел, все ускоряя и ускоряя шаг, а затем и сам не заметил, как перешел на бег, словно скоростью сбивал свою боль. Кажется, ему что-то кричали вслед… а может быть, и нет, он не проверял. Просто бежал изо всех сил обратно в цирк — в то единственное место, которое могло спасти его от этой боли. Которое никогда не предало бы его и не обмануло.

* * *

— Что с тобой, Макар? — перепугалась мать, когда он, шумно и тяжело дыша, вломился к себе в гримерку. — Боже, на тебе лица нет… Да что с тобой происходит, мальчик мой?! Что она тебе сказала?! Господи, я сама убью эту мелкую дрянь за то, что она с тобой сделала, ну сколько можно уже…

— Она не любит меня, мама, — заторможенно выговорил он, словно впервые по-настоящему осмыслив случившееся. — Она сейчас обнималась с д-другим…

— Я так и знала, что это все не кончится добром! — мать покачала головой. — Эта малолетняя шлюха…

— Не смей так о ней г-говорить, — все-таки прохрипел он.

— Она не заслуживает других слов! — взвизгнула мать. — Сынок, да ты сам на себя не похож, как же ты на манеж сейчас выйдешь?

— Я хочу умереть, — выговорил он внятно и почти спокойно.

— Что ты несешь! — мать в суеверном ужасе зажала ему рот ладонью. — Опомнись, дурак ты мой бестолковый, господи, ну какой же ты все-таки еще маленький дурачок… Ни одна девчонка не стоит подобных переживаний. Таких Дин у тебя еще миллиард будет!

— Не б-будет, — он замотал головой.

— Вот, выпей, — она схватила со стола бутылку минералки и протянула Макару. — Успокойся.