Приносящая надежду - Тамара Воронина

— Растет. Раздражительность в людях… да и в Тауларме было не так… Нет, не спорь. Не из-за Гарвина. Это… это очень плохо, неправильно, но на Гарвина им наплевать, для них Гарвин — просто приложение к тебе. Если бы его казнили, они приняли бы это с благодарностью — ну, не мучили же. Если бы он так и зачах в той клетке, они… да они просто успели бы о нем забыть. Не любят здесь Гарвина. И, как мне кажется, до войны тоже не любили. Он как-то не располагает к любви. А тебя они любят. Больше, чем люди. Ты для них Аиллена. Или Лена… но произнести это по-эльфийски у меня не получается совсем, Милит меня учил-учил… В общем, как там говорит дракон? Уникальный концентратор. — Он выговорил эти незнакомые слова старательно и медленно. — У тебя так много… нет. Тебя так много, что хватает на всех. Только мне все равно. Если ты завтра утратишь всю свою силу, я… знаешь, я только обрадуюсь. Потому что тогда к нам точно все потеряют интерес и мы легко сможем забрать Маркуса и Гару и поселиться где-нибудь… в Гарате. Купим маленький домик, Маркус будет наниматься в охранники к богатым купцам, а я начну вечерами играть на аллели в трактирах и писать письма и прошения для тех, кто грамоты не знает. На этом, кстати, можно неплохо заработать. А ты будешь нас ждать дома…

— И неужели мне будут доверены такие важные вещи, как стирка и уборка? — засмеялась Лена. Шут повалил ее на кровать, завис сверху и строго сказал:

— И не думай!

И чмокнул в нос. Потом лег рядом и обнял.

— Не будет у нас этого, потому что ты — Светлая. Хочешь или не хочешь. И ты не сможешь иначе. Тебя ведь не заставляют, ты сама понимаешь, что должна. Потому что можешь. У тебя иначе не получится. Если ты что-то можешь делать… то не можешь не делать.

— Рош, — примерно через четверть часа жалобно спросила Лена, — а хотя бы несколько дней вот так… вдвоем? Не сможем?

— Не дадут, наверное. А давай завтра просто уедем куда-нибудь. На денек. В лес. Или к Силиру. Или лодку возьмем… нет, потом обратно грести трудно, течение пока сильное очень… Очередных разбойников на себя ловить будем.

— Бомба три раза в одну воронку не падает, — проворчала Лена. — Ты думаешь, братья Умо действительно не собираются нас с тобой убивать?

— Хотели бы — убили сто раз. Иссушающий огонь — не самое страшное заклинание. Его даже Карис знает. А на тебя магия не действует вовсе.

— Именно потому и говорю: убить хотели тебя. А если они то пророчество знают? А касается оно тебя?

— Нас, — поправил шут. — Ну и что? Ну думаю, что для них это так уж важно. Им надо людей и эльфов поссорить, а для этого… В общем, скорее король им мешает. Или Владыка. Но убивать Владыку…

— А если мы сходим в тот самый мир? Светлых там умеренно чтят, а ты полукровка…

— Зачем? Рассказать, что братья Умо плохие и злоумышляют на Владыку? А что им Владыка, если им не нужно объединение?

— Не знаю, — вздохнула Лена, — ничего умного придумать не могу, одни глупости в голове. Думала даже одно время в каждом мире рассказывать эльфам о братьях Умо, которые против Владыки умышляют.

— И против тебя. А что ж не стала?

— А если от этого станет хуже? Предотвращая войну эльфов и людей, я не хочу спровоцировать войну между эльфами.

— Может быть, именно потому Владыка и не пошел в тот эльфийский мир. Он ведь может. Ты не согласна?

— Я подумала, что ему там просто грустно станет… ведь захочется туда, а он перед собой этакую цель поставил…

— Грустно? — усмехнулся шут. — Всего лишь? Владыка на такие чувства не разменивается, Лена. Я как-то вообще не очень верю в его чувствительность. Нет, он любит, например, Кайла или Ариану. И тебя тоже… Только все равно он — Владыка. И тут все ясно. Когда каждый эльф твой сын, то мало дела до каждого, есть дело только до всех.

— Ну а что? не верится, что кто-то способен думать о судьбах народов? или даже решать их?

— Он — может, — признал шут. — Но я-то мельче, а судить привык по себе. Как все мы. А ты меня еще яркой личностью обзываешь.

— Вот погоди, великим магом обзывать буду, — пригрозила Лена. Шут напрягся. — Рош, ну что такое? Ты так расстроен? Почему? Я понимаю, ты об этом не мечтал и не хотел, но разве я хотела?

— Не в этом суть.

— А в чем?

— Чтобы научиться вообще хоть как-то ее использовать или хотя бы почувствовать, нужны годы. Чтобы научиться хоть как-то пользоваться — десятилетия. А всерьез — я уж и не говорю. Что, сидеть на месте столько лет? Разве ты сможешь? Разве ты захочешь?

— А Милита с Гарвином тебе мало? — удивилась Лена. — Разве они не научат?

— Не хочу я учиться у некроманта, — вздохнул шут. Лена расстроилась.

— Ты не веришь Гарвину? Совсем?

Шут неожиданно задумался и удивленно произнес:

— А ведь верю… Как же ты права: слово получается важнее смысла… А я опять сглупил. Совсем плохо соображаю. Неправильно. Я верю Гарвину, готов на него полагаться… в общем, не побоюсь повернуться к нему спиной, хотя я по природе недоверчив. А такое вот сморозил…

— Ты просто немножко не в себе.

— Немножко? Ничего себе — немножко! Я вообще… никакой. Понимаешь, Лена, так не бывает: прожил полжизни и вдруг — хрясь! — маг…

— Не бывает. Бывает так: прожил полжизни и вдруг — хрясь! — другой мир и массовое поклонение и вера чуть не как в бога. Ты же хотел быть магом, чтобы меня защищать.

— Защищать тебя я научусь лет через сто, — усмехнулся шут. — Этому с детства учат. Ну, с юности. А мне, по каким меркам ни считай, уже больше сорока.

— Мне тоже. И учить меня совсем некому… Хотя ты прав, у меня вообще все как-то само собой идет. Мне заклинаний зубрить не надо и вообще… Ты есть не хочешь?

— Очень хочу. И вина. Или даже медовухи. Не пугайся, немного. Меня вино приводит в норму… как правило. Если в разумных количествах. Пойдем найдем что-нибудь?

Маркус крепко спал на своем месте, черный эльф дремал возле окна, которым кончался коридор, а вот Гару храпел прямо под дверью. Оба приоткрыли глаза, но эльф даже позы не сменил, а пес радостно вскочил и завертел хвостом. Втроем они пошли было поискать еды, но нашли полуголого Гарвина, который с задумчивым видом смотрел в окно на лестничной клетке.

— Ты чего? — удивился шут. Гарвин глянул через плечо.

— Да так. Показалось кое-что, я и вышел посмотреть. Ну и загляделся. Река. У меня из дома было видно реку. Так что можете смеяться.

— Над чем? — спросил шут. — Над немногочисленными хорошими воспоминаниями? Ты есть не хочешь?

— Не хочу. Зато у меня там полно еды.

Он пошел впереди, бесшумно, но как-то не по-эльфийски, как старик, как очень больной человек. Был он босиком, и Лена вдруг подумала, что у эльфов-мужчин очень маленькие для их роста ноги, а у женщин — так совершенно нормальные, Лене туфли Арианы были велики, хотя Ариана была не так чтоб намного выше. Не отпуская шута, Лена догнала Гарвина и взяла его под руку — жест, которого почему-то в Сайбии не было ни у эльфов, ни у людей. Ладно хоть неприличным не считался. Гарвин неожиданно высвободился, но, как оказалось, только для того чтобы обнять ее за плечи. Что-то с ним было. Что-то внутреннее. Полный раздрай. Гораздо хуже, чем в первое время после Трехмирья. Месяцы в клетке? Или последняя ночь перед казнью? Впрочем, это вряд ли, он смерть действительно воспринимал как нечто естественное и потому не страшное, а уж эту смерть и вовсе как награду. Шут явно подумал о том же. Может, через его руку передалось?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});