Алиса и Диана в темной Руси - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова

руками горло нежити и повторила свой вопрос с таким видом, что если старикашка-букашка не ответит правдиво и всерьёз, то от него останется лишь какашка:

– Ты знаешь Тимофея? Отвечай, как он там!

Зелёный человечек посинел, а Диана укусила старшую за руку:

– Оставь животинку в покое!

Она не поверила в бредни про перерождение мертвых в невиданных существ и была уверена, что нечисть – это звери. Ведь была же она кошкой – была. Значит и все тут живущие – животные жующие. Логика непонятная, но железная. Не уверена, не спорю, шибко в Динкиной голове не копалась – не дает, зараза, мысли свои читать – шифруется.

А Алиса испугавшись своего беспричинного гнева, ослабила хватку. С ней бывало такое, она часто сама себя боялась. Хм… вроде бы все Криксы-вараксы вылетели из её сердитой души. Или ещё кого-нибудь нужно выгнать оттуда?

А пока старшая девушка самостоятельно ковырялась в своих эмоциях и в разрастающейся до небес совести… Да сколько ж можно уже! Луговичок вновь позеленел, выпутался из рук вражины и обиделся почему-то не на неё, а на Волшебную книгу:

– Зря там так меня описали, я вовсе не злой дух!

Здрасьте приехали! А какой?

– Я, я, я… сомневающийся.

Прекрасно, тогда помоги девчатам в этой сказке. Ну или Лешего позови.

– Не надо звать ни какого Лешего, я сам! – вдруг заверещал Луговик, но не потому, что искренне был готов помочь людям, а потому что терпеть не мог конкуренции на своём поле.

Ну хоть при таком раскладе помогай красавицам. И Луговик демонстративно отвернулся, обдумывая, что же ему делать дальше? А Алиса, устав ковыряться в себе, обмякла и присела на траву.

– Опять не спросила разрешения? – раздосадовался дух лугов и полей.

– Какого разрешения? – вяло спросила Алиса.

– Ты не сказала: дедко Луговичок, разреши присесть на траву-мураву. И не поклонилась три раза.

Алиса вдруг почувствовала себя так, как чувствует себя любая мать, когда подходит к своим детям и пытается их воспитывать, а на неё уже сверкают свирепые маленькие глазки пубертатного периода: «Чтобы ты ни сделала, мамочка, чтобы ты ни сказала, ты уже во всём, во всем виновата!»

Во, во, почувствуй теперь себя также, милая девочка! Что бы ты тут ни сделала, на какую бы грядку ни посадила свою распрекрасную попу, ты кругом и во всём будешь виновата в этом светлом, чудесном мире.

– Да, да, – закивало ясно солнышко.

И весело выкатилось из-за тучки, а потом вытянуло свои невесть откуда взявшиеся руки и выдавило серое облако добрым дождичком на землю. Эх, а прятаться то от осадков было некуда.

– Ой-ё-ёй! – заверещали девчонки, а младшая по старой памяти ещё и заметалась в поисках норки или лавки, чтоб забиться под неё и переждать сырую погоду.

А Луговик наоборот, обрадовался, подставил своё болотного цвета лицо крупным каплям и запел:

– Расти, расти моя травка, подрастай муравка, в руки не давайся, косарей пугайся, хоронись богатыря…

– А вот это уже зря! – подпела ему Динка и по-свойски, ну типа, как зверь на зверя, рыкнула. – Колись, балабол, откуда знаешь ворона Тимофея? И давай скорей показывай, где богатыри живут.

Глава 4. Ворон и Сказочница у себя дома

– Бр-р-р! – затряслось солнышко от Динкиного рыка и с испугу выпустило свои лучи во все стороны.

Жар обдал промокших девушек, и от их одежды начал исходить пар. Пар поднялся и из травяного платья Луговичка, он извивался, издевался над хозяином, как сумасшедший, и вдруг заструился в сторону Заболотья.

И пока сёстры чертыхались, обсыхали, угощали хлебом с салом своего нового товарища, струйка пара извилистой дымкой приближалась к дому Сказочницы. А та сидела на ступеньках своего дома и сочиняла новую небылицу. Слова-сверчки выпрыгивали из её рта, влетали в открытую дверь, кружили над большой книгой сказок и сами складывались в слова. Это Сварог одарил её таким волшебством. Когда Алиса и Диана улетели от него, толком и не поговорив с божеством, он с любопытством опустил свой взор во двор к Сказочнице. И рассмотрев все её близорукие проблемы, устроил так, чтобы в случае очередной напасти-слепоты, бабулька не хныкала, а продолжала работать над нужным всей земле делом. Хотя… с человеческой точки зрения не совсем понятен ход мыслей Сварога. Мы бы на его месте подарили сочинительнице пару здоровых крепких глазных яблока. Ведь так же? Так.

А-а, ну ладно, продолжим. Струйка пара от лугового духа окутала сидящую на ступеньках сказительницу и что-то быстро зашептала ей в ухо, а закончив, осела на плечо старушки парой серебристых капель. На другое её плечо приземлился обеспокоенный ворон и покосился на подозрительно трясущиеся шарики жидкости. Он хотел было принять удар на себя: проглотить непонятную вражью отраву и сдохнуть, не дав, тем самым, хозяйке её слизнуть. Но хозяйка взяла птицу в руки, прижала к груди и запричитала:

– Тёма, милый, они вернулись, наши девочки вернулись!

– Кар? – не понял Тимофей.

– Я говорю, Алиса с Дианой тут!

– Кар, кар, как? – подавился пернатый от волнения.

– Да никак! – обиделась на него бабка, уже давненько впавшая в детство. – Наши доченьки, говорю, тут.

– Где тут? – опять не понял Тёмыч.

– А ну тебя! – всплеснула руками Сказочница и расплакалась.

– Ну вот, опять, – каркнул чернокрылый друг, решив, что у женщины очередной приступ депрессии на фоне старческого слабоумия.

А Сказочница и вправду тут же забыла причину своих слёз. Поплакав непонятно о чём, она успокоилась и позвала ворона обедать. На обед же небеса им послали пустые щи да пшенную кашу. Нет, щи конечно были полными, просто в старой Руси так называли постные щи. А в тёмной Руси пусто-щи так и вообще были основным блюдом. Ведь Леший и прочие лесные духи строго-настрого запрещали людям охотиться. Ну… только над богатырями и поляницами они власти не имели. Да и разве сладишь с великанами-буянами?

Но вернёмся к нашей сказке. Так вот, Сказочница хлебала щи и косилась на свою заветную былинную книгу. Чернила в чернильнице засохли за ненадобностью, и это сильно расстраивало бабульку.

– Когда в руках работы нету, руки усыхают, – жаловалась она ворону.

– Носки вяжи! – посоветовал тот. – И вообще, дел немерено: дрова не наколоты, вода до бани не нанесена.

Ворон не ел пустых щей, он охотился втихаря. И сейчас он впустую перебирал лапами по столу, сетовал (как всегда) что он не мужик и не может наколоть дров, да наносить воду для подружки. Он мысленно ругал судьбу и бесчувственного Сварога: «Ну что ему стоит превратить меня в старичка-лесничка? Ведь прошу же,