Тюремные дневники, или Письма к жене - Сергей Мавроди

Да ничего, собственно, и не было. Описывать-то особенно и нечего.

Стишок, вон, тюремный про рыбкин суп услышал. Забавный. Суп-тоска — Вода кипяченая. А в нем плавает треска — Рыбка заключенная. Позже Коля еще про завод какой-то подпольный по производству лосьона рассказывал. — Вся милиция про него знала. Да какая, на хуй, «милиция»? Как вообще может существовать подпольно целый завод? Это нонсенс! Там же куча рабочих. У всех семьи, друзья, родственники.

Городишко маленький. Да все там, значит, знали! Все!! Сверху донизу.

И все, значит, были в доле! Это что, непонятно?! «Милиция»?! Это что, я один такой умный или просто все кругом полные дураки? Или и то, и другое одновременно? Ах, ну да! Потом про зэков еще разговор зашел. Я вспомнил, что Чайка доклад в Минюсте делал и обнародовал следующие данные. В России сейчас четыре миллиона заключенных. В то время, как в самые мрачные сталинские времена эта цифра никогда не превышала один и семь десятых миллиона. Даже в 37-м году! — Один и восемь десятых миллиона, — поправил меня Коля. — Я тоже про это читал. Хотя цифры у нас все время перевирают. В разных газетах разные печатают. Я, между прочим, еще читал где-то или слышал, что против зэков четыре института работают. Методики разные разрабатывают. Содержания, допросов, давления и т. д. А чего? Вполне возможно. У меня вообще последнее время складывается впечатление, что у нас одна половина страны сидит, а вторая ее охраняет. А больше никто ничем не занимается. Ничего больше никто не делает. Что же касается разных цифр в наших газетах, газетках и газетенках, то чему тут, собственно, удивляться-то? Все правильно. Вы что, разве позабыли уже, как они еще совсем недавно назывались, все эти наши газеты и газетки? (А многие, кстати, и по сей день так простодушно и сохранили в полной неприкосновенности все эти свои откровенно-полупочтенные названия.) «Комсомольская правда», «Московская правда», «Пионерская правда»… Почувствуйте разницу!

Правда, как видите, у нас бывает разная. Разного сорта и качества.

Вот, например, правда комсомольская, а вот, скажем, московская! В общем, на любой вкус! Как колбаса в супермаркете. Вы какую предпочитаете? Наверное, что-нибудь поострее и попикантнее? Да?..

Вот, пожалуйста! Вам кусочком или порезать? Да разве одна только правда? А совесть? А честь? А честность? Помните, как некий небезызвестный господин Степашин в свое время в чем-то там в очередной раз публично каялся и торжественно давал всем нам свое «честное офицерское» слово? Публично признавая тем самым, что обычному его «честному» слову давно уже никто не верит, так что его-то и давать не стоит. Все равно всерьез никто не воспримет. Вот «честное офицерское» — это совсем другое дело! Это уже нечто посерьезней. Оно отличается от «обычного честного», как второй сорт от третьего; как дорогой и благородный «Абсолют» от обычной дешевой дурно пахнущей и отвратительной на вкус рязанско-тамбовской бормотухи. (Или откуда там сей благороднейший и честнейший государственный муж родом?) А ведь есть!.. есть, наверное, у господина Степашина в запасе еще и первый сорт, и даже высший!..

«Честное генеральское», «честное маршальское»… А может, чего доброго, и еще какие-нибудь другие? Рангом и еще повыше?.. Например, «честное-пречестное»?.. Или «самое-распресамое»? А?.. Что-нибудь, типа, «мамой клянусь!»?.. Кто знает. Да наверняка есть! (Но это, впрочем, уже только для своих скорей всего. Для личного, так сказать, пользования. Дефицит. В розничную торговлю вряд ли поступает.) Итак, как видите, честь и честность у наших политиков тоже бывают разные. Разного качества, достоинства и свежести. Как осетрина у злосчастного булгаковского буфетчика. Хотя, с другой-то стороны, что такое наш политик? И какое у него может быть «достоинство»? Это ведь… Впрочем, об этом как-нибудь в другой раз.

Как-нибудь позже. А сейчас времени уже много. Спать пора. (Опять, блядь, не высплюсь!) До завтра! Завтра увидимся.

13 июня, пятница

Новостей — никаких. По-прежнему праздники. Знакомлюсь на досуге с местным бытом. Выяснил, например, что непосредственно перед обходом лампочка над дверью загорается. Чтобы все к моменту обхода уже стояли одетые. Очень удобно. Был сегодня дежурным по камере. Всех дел-то ответить «все нормально» на дежурные вопросы «как дела, жалобы есть?», задаваемые обычно при обходе. Ну, ответил. Да, на прогулку впервые здесь ходил. Вместе с Колей. Юра спал. Здесь, кстати, по одному и в камере оставляют, и на прогулку водят. Во всех остальных тюрьмах — только по двое. Получается, что, если нас трое, то либо идут все, либо никто. Здесь это не так. Обыскивают только, пизды, при входе-выходе (в других тюрьмах этого нет), а так нормально. Дворики большие, музыка даже играет. Нормально, в общем.

Можно сказать, хорошо. С кормлением вот только не так все здесь здорово обстоит, как мне поначалу показалось. Никаких кур в супе тут, к сожалению, не плавает. (А у нас самих, повторяю, хоть шаром покати. Кроме сала ничего нет. Даже сахара. А ларек, как назло, в праздники не работает.) Обычное, в сущности, тюремное питание. Ну, может, чуть получше. Самую малость. За деньги, за свой счет — да, пожалуйста, но вот сами ничем особенным не кормят. Это я тогда погорячился, их нахваливая. На прогулке Коля много рассказывал мне об азартных играх, вообще, и о картах, в частности. Как кропят колоду (чесноком, например, толченым стеклом…), как передергивают и т. д., и т. п. Пиздец, в общем. Играть ни в коем случае нельзя!

Предупреждаю всех, кто меня сейчас читает! Ни в коем случае не играйте в тюрьме ни в карты, ни в какие другие азартные игры!

Никогда. Потом речь заходит о нашем четвертом сокамернике. О Саше-солдате. — Пять суток уже кончились. Значит, ему десять дали.

Или пятнадцать. — А может, шесть или семь? — Нет, ему либо пять дают, либо сразу десять или пятнадцать. — А когда у него суд? — Да вот, начался как раз. — И сколько идти будет? — Ну, год, не меньше.

У него сейчас с ореховскими. А потом, как отдельное дело, с медведковскими. — А чего он там, на них работал, что ли? — Ну да.

Штатным киллером. — И сколько у него трупов? — Тридцать два доказанных. — А он что, в спецвойсках каких служил? — Да. Боевой пловец. — Он сам москвич? — Да. С Филей. — Женат? — Нет. Мама ему передачи носит. Вообще он в жизни очень интересный человек. Веселый, шутит все время! Умный. Четвертый год, кстати, здесь сидит. — А с какого года он в криминале? — С 92-го. Так-так!.. С 92-го… значит, в 94-ом году он уже «работал». Надо будет спросить этого «веселого, умного человека», не поступали ли ему, часом, и на меня заказы? Или, по крайней мере, не слышал ли он о чем-либо подобном? Сам-то я, во всяком случае, признаться, нечто подобное слышал. Что меня уже якобы несколько раз «заказывали». Причем, мои же собственные сотруднички.

Опасаясь за «свои» деньги, когда их в воровстве уличали. Были там такие деятели. В банковской сфере, в частности. Да и не только!

Впрочем, не важно. Ну, так вот, нечто подобное, повторяю, я уже в свое время слышал. Но тогда все это были просто пустые разговоры.

Ну, говорят тебе такое, а как проверишь? Тем более что, кто говорит-то? Твоя же служба безопасности. То есть люди, заведомо заинтересованные. Которым надо лишний раз показать тебе свою собственную значимость, осведомленность, продемонстрировать, как, мол, они хорошо работают и все знают. Короче, все это может быть самая обычная провокация. Да и вообще, как писал в своих мемуарах бывший колчаковский военный министр барон Алексей Будберг:

«Деятельность любой контрразведки (читай, в данном случае: службы безопасности) — это на девяносто пять процентов провокация». И это правда. В общем, верить в таком деле им нельзя. А тут, похоже, мне может представиться совершенно уникальная возможность все это выяснить! Причем, непосредственно из первых рук. Есть тут один веселый человек, который может мне все это рассказать. Ведь, если действительно что-то было, он почти наверняка об этом слышал. Даже если и не ему непосредственно заказывали. По крайней мере, мне так кажется. Возможно, конечно, я все себе совершенно неправильно представляю, и в их среде все несколько иначе обстоит. Быть может, такая информация никуда не уходит и, если не к нему непосредственно обращались, то он об этом ничего и не знает. Возможно!.. Но мне почему-то кажется, что это не так. Хоть что-то, да слышать был должен!.. Ладно, чего гадать. Вернется с кичи — поговорю и все выясню. Но, если он действительно что-то знает, то это будет уже чересчур! Это будет перебор! Это тогда уже самая настоящая мистика начнется! Чертовщина просто какая-то!

 Сначала Коля с этой своей историей про мои фальшивые билеты в Южной Африке (про немцев), теперь… Попасть в камеру, где два человека из трех оказались практически единственными в мире обладателями какой-то совершенно невероятной о тебе информации! Если это не чудо, то что тогда вообще чудо? Надо, чтобы черт с рогами воочию явился? Одних только следов копыт недостаточно? Между прочим, Юра должен отсюда съехать в ближайшие дни. Его, вроде, в другой изолятор переводят (он чуть не прыгает тут от счастья). Сам следователь сказал. Так кого же, интересно, вместо него тогда сюда поселят? Какие еще чудеса меня ждут? После того, что уже произошло, я кажется, ничему больше не удивлюсь! Что нового о себе я еще вдруг узнаю? Кстати, перечитайте мои старые записи. Я заранее с уверенностью предсказывал, что случайности и чудеса вокруг меня будут происходить постоянно! И они действительно происходят постоянно (причем какие!). Что они будут продолжаться. И они действительно продолжаются! Так вот, предсказываю теперь и дальнейшее. Заранее! (Как какой-то, блядь, Нострадамус!)