Тайна Дамы в сером - Ольга Строгова

Тогда здравомыслие решило зайти с другого бока.

«Вот ты говоришь, что ты любишь этого иноземца, – вкрадчиво продолжило оно, – а как же твой муж? Мужа ты любишь?»

Отражение досадливо поморщилось и возвело глаза к потолку.

Аделаида тщательно обдумала вопрос.

«Не знаю… Наверное, нет, – медленно ответила она. – Когда-то, должно быть, любила, раз вышла за него замуж. Но это было так давно, я уже и не помню. Я просто живу с ним, потому что привыкла, потому что все эти годы жила с ним, потому что не знала и не представляла себе, что может быть что-то другое».

«Вот! – торжествующе воскликнуло здравомыслие. – Ты прожила с ним двадцать пять лет, и не так уж плохо… Собственная двухкомнатная квартира, дача, машина… Дочка как-никак выросла. Ты оглянись вокруг – сколько одиноких женщин, которые с радостью поменялись бы с тобой местами! И ты хочешь все это порушить! В одночасье, ради прихоти! А работа твоя – вспомни о работе! Что люди-то скажут!»

«А ничего, – усмехнулось отражение, – завидовать будут».

«Это не прихоть, – тихо сказала Аделаида, – это… это… как волна на море. Подхватит и унесет. Можно, конечно, убежать с берега подальше, в безопасность, где асфальт и все такое знакомое, привычное, тысячу раз виденное. А потом всю оставшуюся жизнь гадать – каково это, когда тебя уносит в открытое море, под открытые звезды? И довольствоваться скупыми рассказами тех, кто не испугался, подобно тебе, а отдал себя морю и получил взамен невиданные страны и города…»

«Да, – тут же заявило здравомыслие, – именно так! Бежать, как можно скорее и как можно дальше! Кто его знает, это море, а вдруг там водятся чудовища?»

«Нет там никаких чудовищ, – отозвалось отражение, – кроме тех, которых мы носим с собой. Всю жизнь носим. Холим, лелеем и растим, и в конце концов они становятся такими большими и сильными, что съедают нас… потихоньку, незаметно, и остается от нас одна оболочка. И мы тонем. Не то что в море – в луже можем утонуть. Вот только море-то здесь при чем?»

«Ни при чем, – вздохнула Аделаида, – ни при чем… Его ли вина, что оно притягивает, и манит, и заставляет тосковать о себе каждого, кто хоть раз увидел его?»

«Ты стоишь сейчас на берегу, и море, огромное, неизведанное, плещется у твоих ног. И ты медлишь, ты боишься… а еще тебе не нравится, что в море, кроме тебя, плещутся и играют в ласковых его волнах другие женщины. Тебе хотелось бы, чтобы золотые искры-чайки в его глазах загорались лишь ради тебя… Как будто море может быть чьей-то собственностью, как будто море может истощиться и утратить свою чарующую силу от того, что многие дарили и будут дарить ему свою любовь».

«Очень поэтично, – буркнуло здравомыслие, – но только мы живем не в романе, а в реальном мире».

Аделаида ждала продолжения, но его не было. Здравомыслие, надувшись, молчало. Молчало и отражение, сосредоточенно разглядывая свои отполированные ногти.

«А если, – робко спросила Аделаида, – если все это лишь моя фантазия и я ему вовсе не нужна и неинтересна?»

Здравомыслие шумно вздохнуло и покачало головой. Отражение с удовольствием потянулось, выгнувши дугой гибкую спину.

«Есть лишь один способ узнать это наверняка, – промурлыкало оно. – Лишь один».

* * *

Расхаживая вдоль накрытого стола, завхоз размышляла о том, кого куда посадить.

– Катенька, – кротко спросил ее муж, протиравший бокалы у буфета, – а может, не стоит сажать их рядом, как на свадьбе?

– Без тебя знаю, что не стоит, – отозвалась завхоз, – тут дело тонкое, нужен особый подход.

Завхоз не считала нужным посвящать мужа во все свои планы, но в этом и не было нужды. Каким-то непостижимым образом он всегда оказывался в курсе ее намерений и, надо отдать ему должное, никогда и ни в чем ей не перечил. Он лишь произносил своим тихим, спокойным голосом несколько безобидных слов или задавал какой-нибудь невинный вопрос, в результате чего (не всегда, конечно, но иногда!) направление мыслей завхоза совершенно менялось.

Бормоча себе под нос, завхоз дошла до противоположного конца стола и остановилась.

– Думаешь, я зря все это затеяла? – резко спросила она, повернувшись к мужу.

Тот не ответил – поднеся к глазам очередной бокал, пристально разглядывал его на свет. Была у него такая особенность – никогда не отвечал на вопросы сразу, не подумав. По крайней мере на ее вопросы, что заметно истощало и без того ограниченный запас ее терпения.

Завхоз, барабаня пальцами по столу, ждала. Муж наконец признал бокал годным к употреблению, поставил его на стол и взял следующий.

– Если этим двоим суждено договориться, – тихо сказал он, – то они договорятся и без твоей помощи.

– Если! Вот именно – если! А я хочу, чтобы именно с моей помощью лысину этого жирного паскудника, ее мужа, украсили давно заслуженные им рога!

Муж слегка поморщился, но промолчал.

Завхоз, недовольная его молчанием, продолжала:

– Он ведь не только моему племяннику – он и тебе напакостил! Ты вспомни, как два года назад ты приехал к нам и хотел устроить в музее выставку-продажу вологодских кружев, а этот гад запросил совершенно нереальную сумму за аренду музейных помещений!..

Муж пожал плечами.

– Зато благодаря этой истории я познакомился с тобой, – сказал он мягко, – так что я не держу на него зла.

– Ты никогда и ни на кого не держишь зла, – проворчала завхоз, – с тобой и не поругаешься по-человечески.

Муж улыбнулся, подошел к ней и обнял ее.

– Ладно уж, – буркнула завхоз, клюнув его носом, – после поговорим.

– Десять часов уже, – спохватилась она, услыхав бой часов из прихожей, – а ее все нет! Где, спрашивается, ее черти носят? Пироги же простынут!

Муж прижал палец к губам.

– По-моему, звонят в дверь, – тихо сказал он.

* * *

За этот длинный, очень длинный день все устали и порядком проголодались, так что ужинали долго и с удовольствием. Детей, чтобы не путались под ногами, покормили раньше и отправили спать, но они, разумеется, не спали, а заглядывали в приоткрытые двери гостиной. Время от времени завхоз вытаскивала из-под стола какого-нибудь особенно шустрого внука, награждала его шлепком и конфетой и очень строгим голосом приказывала убираться прочь. Внуки были слабым местом завхоза.

За столом было весело, и оживленный разговор не умолкал ни на минуту.

Даже пострадавший племянник завхоза, в начале ужина державшийся букой, постепенно ожил, посветлел лицом и налег на пироги со всем пылом здоровой юности. Гости также воздавали должное кулинарному искусству хозяйки. Впрочем, Карл, отбросивший с приходом Аделаиды всякую романтическую задумчивость, больше говорил, чем ел, но завхоз, сидевшая рядом с ним, отнеслась к этому с пониманием. Он охотно отвечал на вопросы, о многом расспрашивал сам и, блестя глазами, рассказывал разные археологические байки – одну интересней другой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});