Диверсанты из инкубатора - Михаил Нестеров

Он прочитал фамилии: Кунявский, Прохоров, Хрустов, Смирнова.

– Извини меня, я на минутку. – Наймушин отошел в сторону. Он ожидал услышать их имена от администратора, когда она упомянула его молодых знакомых. На одном чутье он угадал руку Кунявского, его близость, жаль, что слишком поздно. В ожидании Андреа и сейчас, когда она уже была рядом, Михей пытался понять, по какой причине военная контрразведка пошла на такой изуверский шаг: по следам волка пустили другого серого хищника. Должна быть причина, должна, не мог успокоиться Наймушин. Ответ где-то рядом. За спиной. За спиной? Лучше не думать об этом.

– У тебя есть деньги? – спросил он, вернувшись к Андреа.

Она вручила ему сто евро.

– Я позаботилась об этом, заняла у администратора. Потом отдам. Это все, что она смогла мне дать. Билет до Венеции стоит двадцать евро. Ты ведь едешь в Венецию?

– Не сейчас. Я жду звонка.

– Понимаю…

Андреа посмотрела на наручные часики.

– Мне пора. Вдруг родители срочно рванут в базовый лагерь? – пошутила она. – А меня нигде нет. Чао, Михей. – Она впервые назвала его так. Поцеловав его в щеку, Андреа сложила руки на груди и пошла вдоль перрона…

Михей крикнул ей вдогонку, пробуя на вкус соленые капли, скатившиеся по его щекам:

– Мы встретимся. Прости меня…

Наймушин изменил решение. Он взял в кассе билет до Венеции. Через двадцать минут сидел в поезде.

Он приехал в город затемно. Зашел в кафе, попросил у бармена разрешения подзарядить телефон. Видимо, к нему часто обращались с подобной просьбой. Не отказал и этому молодому иностранцу, в поисках которого полиция с ног сбилась. У него была, можно сказать, профессиональная зрительная память. Он не раз и не два видел изображение этого парня по телевизору, его обязали повесить на витрину заведения ориентировку на преступников. Но он ничего не сделал ни ему лично, ни людям, на которых работал.

Он нагнулся, вынул коробку из-под обуви и поставил ее на стойку. Она доверху была заполнена адаптерами для «сименсов», «нокий», «панасоников», «самсунгов»… Бармен указал на полочку возле таксофона, изобразил пальцами: «Иди туда». И еще один жест: он повел носом, как собака, мол, ищи там розетку. И последний жест, адресованный клиенту: бармен ткнул в его сторону двумя пальцами: «Воткнешь адаптер в розетку».

Полночь. Михей выпил три чашки кофе. Не съел ни крошки. Бармен поглядывал на него недружелюбно: «Что-нибудь будешь заказывать или будешь дремать над пустой чашкой?» Четвертая порция кофе называлась «Со вздохом и легкой усмешкой».

– За счет заведения. – Эти слова бармен присовокупил к своим ужимкам.

Без четверти час мобильник Михея ожил. Он глянул на экран. Высветившийся номер ему не был знаком. Он нажал на клавишу ответа:

– Да?

– Ты уже в Венеции?

– Да.

– Узнал?

– Да. Где Дикарка?

– Тебя дожидается. Как только мы встретимся, я отпущу ее. На растерзание полицейским.

– Где встречаемся?

Кунявский назвал место.

Наймушин не сдержался.

– Почему ты не убил меня? – Он стукнул кулаком по стойке и приподнялся над ней. – Почему ты не убил меня, сука?!

– Всему свое время. Пока, Михей.

Глава 31

Куратор

1

Система названий венецианских улиц, переулков и площадей отличается от других итальянских городов. Главные каналы называются «канале», а остальные – «рио». Если «рио» засыпали, он превращается в «рио-терра». То есть в реку, засыпанную землей, в грязь, одним словом.

Матвеев еще лет пять или шесть назад подумал о том, что если изучать итальянский язык именно с этих доступных слов, то дело пойдет на лад даже у героев фильма «Тупой, еще тупее».

Он прямиком отправился к небольшой тупиковой улочке. Ему пришлось преодолеть крошечный переулок, соединяющий две улицы, одна из которых проходила прямо под зданием и здорово смахивала на недостроенный тоннель, который по ошибке посчитали достроенным и пустили по этому пути грузовой состав.

Дома мелькали у него перед глазами, но он не боялся заблудиться. В Венеции введена сквозная нумерация. Например, у кафе, где генерал Бурцев назначил встречу, был адрес с четырехзначным номером. Да еще таблички-указатели на каждом углу. Они предлагали Матвееву пройти к площади Сан-Марко, подобраться к мосту Риальто, а также осторожно приблизиться к железнодорожному вокзалу и площади Рома. Но путь его лежал в тупик.

Он заранее представлял себе этот гадюшник на окраине Венеции. Чахлые дети играют в футбол. За ними из окон наблюдают их вялые родители и видят в каждом Кака, Дуду, бабу Адама. Дворы тут называются кортами – corte, и редко соответствуют размерам теннисных площадок, порой они на порядок меньше.

Он уперся в вывеску «Бистро» и вошел внутрь. Огляделся. Тут, равно как и в хорватском «Валентине», можно было говорить на любые темы. Тут гремела музыка. Из колонок звучал голос короля итальянского рок-н-ролла Зуккеро. Матвеев предчувствовал, что придется не говорить, а подпевать.

Оглядевшись, увидел Бурцева, сидевшего за дальним столиком.

Полковник знал немало случаев, когда высшие руководители разведок инкогнито прибывали в ту или иную страну для конфиденциальных встреч, на отдых, а также для прямого руководства секретной операцией. Но увидеть Бурцева в венецианском кафе для него было… смешно. Матвеев едва не заржал. И едва удержался от радостного восклицания: «Привет, генерал! Ты что, ударился в запой, как Женька Тартаков? Ты хоть знаешь, где ты сейчас? В Венеции? А мне кажется, я в Париже, и не русский я вовсе, а корсиканец».

Матвееву показалось, генерал не впервые в этом кафе. Точнее, ему привычна обстановка дешевой забегаловки, впору одежда класса секонд-хенд: вельветовая рубашка фиалкового цвета с открытым воротом и закатанными рукавами, светлые штаны. В руках он держал меню. Матвеев не мог сдержать эмоций, потому что вдруг остро почувствовал: его долго водили за нос, но он не смог уловить чего-то важного. И с ходу поинтересовался, не досье ли это на членов преступной группировки и агентов российской разведки.

– Что будешь пить, есть? – поинтересовался генерал.

– Коньяк, салями, – нашелся Матвеев.

Бурцев подозвал официанта и сделал заказ. Когда им принесли мутное пойло с омерзительным запахом и мелко нарезанную вареную колбасу, Матвееву расхотелось пить и есть. Но генерал не брезговал ничем. Он опрокинул в рот стопку, а Матвеев смотрел на него так, будто он осушил флакон с шампунем и у него изо рта поперла пена.

– Какие у тебя есть соображения по этому делу? – спросил он.

Соображения лежали у него в кармане. Матвееву выдалась бессонная ночь. Он провел ее за столом в гостинице. Перед ним лежали несколько чистых листов бумаги, ручка. Свои ночные творения он передал генералу. Тот водрузил на нос очки в тонкой оправе типа «лекторша» и углубился в чтение. Поднял на Матвеева глаза, когда прочитал: «Инкубаторские» – не свидетели проекта военной разведки, они его детище, продукция, наглядное пособие».

– Это что, эпиграф?

– Типа того, – пожал Матвеев плечами, а глазами показал: «Ты дальше читай».

«Группа Наймушина вышла из-под контроля, чтобы спасти члена своей команды. Ошибка „слонов“: в процессе обучения не учтена дружба, которую они ошибочно посчитали сплоченностью, видели в ней определение единого организма.

Группа Кунявского вышла из-под контроля, чтобы уравнять положение, наладить баланс, нарушенный мною в процессе отбора кандидатов в разведгруппу.

В них стали проявляться изъяны «потерянного детства». Им по восемнадцать, в реальности больше двадцати, в подкорке пятнадцать. Этот потерянный отрезок часто дает о себе знать, проявляется на деле, отражается на работе, к которой курсантов привлекли впервые»…

Генерал дочитал до конца. Разгладив листок бумаги ребром ладони, он вынул из кармана авторучку и что-то написал в углу. Матвеев ждал, когда он даст ознакомиться с резолюцией. Надо сказать, резину он не тянул.

Матвеев взял бумагу в руки и прочитал:

«Эксперимент доведен до конца. Проект „Организованный резерв“ закрыт как неперспективный 30 августа 2006 года».

Матвеев похолодел. Сегодня было 30 августа.

– Нам представился случай довести эксперимент до конца, когда в качестве объекта выступил Фокин. Так легли карты, – добавил генерал. – Руководству военной разведки было наплевать, кто и какие обвинения выдвинет против них. На их месте я сказал бы следующее: это политика происков врагов. Бродяги, малолетние проститутки с вокзалов и из подворотен все чаще оказываются за границей, попадают в рабство. Средняя продолжительность жизни в подобных условиях не превышает и полугода. Не стоит особого труда отмыть их, заставить выучить текст и прочитать перед камерой. Дельцы за рубежом идут на ухищрения, переправляя подростков через границу под видом туристов, спортсменов, детей бизнесменов средней руки. Есть ли родственники у этих якобы преступников? Смогут ли они назвать место их обучения диверсионному ремеслу?