Французская волчица — королева Англии. Изабелла - Элисон Уэйр

Французы действительно высказали бурное возмущение, и Мортимер, пользуясь случаем, немедленно предложил свой меч Карлу IV, поступив как изменник — добровольно желая воевать против своего законного государя Эдуарда II в Гаскони.{833}

В январе 1324 года Карл дал понять, что принимает уверения Эдуарда в непричастности к инциденту в Сен-Сардо. Но в феврале, когда выяснилось, что Эдуард почти ничего не предпринял для урегулирования ситуации, да к тому же явно оттягивает момент принесения оммажа, король Франции пригрозил захватить Гасконь. Надвигался кризис, и 23 февраля Парламент собрался в Вестминстере для обсуждения проблемы.

В марте Эдуард внезапно прекратил выплату некоторых сумм, которые был должен Изабелле.{834} Боялся ли он — возможно, подстрекаемый Деспенсерами, — что та сочувствует Карлу IV? В апреле он заставил Изабеллу направить брату послание с мольбой не трогать Гасконь, причем велел напомнить Карлу, что ее брак заключался с целью обеспечить длительный мир между двумя королевствами.{835} Подразумевалось, что если война разразится, брак будет расторгнут. Знаменательно, что той весной Изабелла получила письмо от неустановленного лица, содержащее совет: дать наставление французскому рыцарю, присланному в Англию Карлом IV, по возвращении во Францию сказать своему господину, что рассмотрение дела о Гаскони следует поручить в первую очередь Деспенсеру и Пемброку. Было ли это предупреждением Карлу не вовлекать больше Изабеллу в эти дела? Мы очень мало знаем о деятельности или перемещениях Изабеллы в этот период, кроме того, что 27 июня она писала канцлеру Болдоку с просьбой назначить Пемброка и других особ в качестве судей с правом самостоятельного решения относительно принадлежащего ей леса Хэйверинг. Весьма вероятно, что она все еще была в немилости и весьма благоразумно — учитывая непредсказуемое поведение мужа и атмосферу страха и смятения, созданную им{836} — старалась держаться тише воды, ниже травы.

Пемброка действительно направили во о Францию для переговоров с Карлом IV о Гаскони, но 23 июня он скоропостижно скончался там, вероятно, от апоплексии. Ходили слухи, что его якобы «убили исподтишка, когда он сидел на стульчаке».[85] Независимо от истинной причины, его смерть уничтожила последний барьер умеренности, который хоть как-то отгораживал Эдуарда от полного и безнадежного порабощения Деспенсерами. В июле, отказываясь от прежде данного слова, он велел своим посланникам при дворе короля Франции отказаться от выдачи Карлу IV английских подданных, виновных в эксцессах в Сен-Сардо. Затем, добавив оскорбление к ущербу, он вновь попросил отложить церемонию оммажа. Карл наконец потерял терпение и объявил Гасконь своим владением. На следующий месяц он отправил в герцогство войско для установления там своей власти.

В ответ Эдуард назначил наместником короля в Гаскони своего неопытного и не пользующегося популярностью двадцатидвухлетнего сводного брата Эдмунда, графа Кентского. Этот выбор не был слишком мудрым, поскольку Кент, великолепный молодой человек огромного роста и силы, увы, был слабой и доверчивой личностью. Ему ничего не стоило санкционировать акты насилия или нарушение законов святилища. Он немедленно настроил против себя гасконцев, затребовав с них деньги и позволив служащим своего двора грабить все, что приглянется, да еще и похитив девушку, которая вызвала его вожделение.{837} Когда Карл Валуа повел свое войско против Кента, последний оказался катастрофически неспособным полководцем и после нескольких поражений поддался на уловку Валуа — подписал перемирие на полгода в отчаянной попытке сохранить то, что еще оставалось от Гаскони. Французам, согласно условиям перемирия, досталась большая часть герцогства.{838}

* * *

Вспыхнувшая между Англией и Францией вражда оказала сокрушительное воздействие на жизнь Изабеллы, поскольку у Деспенсера появился повод обращаться с нею как с врагом государства, еще сильнее подорвав позицию королевы и уничтожив последние остатки ее влияния. Фантазия его была неистощима. Сперва он потребовал, чтобы она присягнула на верность ему лично, но она отказалась,{839} как и Генри де Бомонт. Затем, 18 сентября, на поместья королевы был внезапно наложен секвестр — их вновь передали в руки короля, лишив Изабеллу значительной части доходов.{840}

Предполагалось, что совершить этот шаг, якобы необходимый для безопасности, посоветовал королю епископ Стэплдон,{841} напомнив ему, что земли королевы в Корнуолле с их ценными оловянными рудниками особенно беззащитны перед вторжением.{842} Но подоплекой этого совета была открытая атака на королеву, так как Стэплдон был в сговоре с Дес-пенсером{843}, и не может быть сомнений в том, что Деспенсер коварно убедил короля в способности Изабеллы, как француженки, устроить против него предательский заговор со своим братом.

Еще в 1317 году поместья королевы Маргариты были кратковременно секвестрованы, когда война с Францией казалась неизбежной — таким образом, прецедент имелся. Но Маргарита получила в качестве компенсации весьма существенное денежное пособие; Изабелле ничего подобного не дали. 25 и 26 сентября Эдуард внес изменения в им же установленные финансовые дела своей жены, и с 28 сентября сумма, выделяемая на ее личные расходы, была урезана с 11 тысяч марок до жалкой тысячи марок в год.{844}

Изабелла пришла в ярость. Она была не из тех женщин, которые терпят подобные оскорбления своему достоинству и царственности, и обвинила и Деспенсера, и Стэплдона в потере положенного ей достояния — Деспенсеру предъявили это обвинение на суде в 1326 году.{845} В средние века деньги не являлись адекватной заменой земельной собственности, которая обеспечивала особый общественный статус, а Изабелла была незаурядной стяжательницей. Но ее ожидали еще худшие перемены. 28 сентября, снова якобы по совету Стэплдона, Парламент приказал изгнать всех подданных короля Франции со службы королю и «нашей дражайшей супруге»{846}— что сразу лишало Изабеллу преданных французов, которые состояли при ней много лет, кое-кто даже с того момента, когда она прибыла в Англию двенадцатилетней невестой.

9 октября король приказал изъять все золото, предназначенное для королевы, и все это попало прямиком в его сундуки, вместе с теми суммами, которые он давно задолжал жене; затем 14 октября, выплата денег на ее ежедневные расходы была передана Казначейству.{847} Практически это свелось к тому, что Деспенсеры «посылали ей из королевской казны столько, сколько сами хотели». По сути, Изабеллу, одну из главнейших землевладельцев королевства, превратили в жалкую пенсионерку.{848}

Но Деспенсерам и этого казалось мало. Ее никак нельзя было лишить звания матери наследника престола, но вскоре после Михайлова дня у нее отобрали троих младших детей под предлогом, что она, француженка, может подбить их на предательство против собственного отца. Заботу о детях поначалу поручили Элинор де Клер и сестре Деспенсера леди Изабелле Монтермер, супруге Ральфа де Монтермера, родича короля.[86] Принца Джона Элтемского, тогда восьми лет от роду, кажется, оставили при Элинор де Клер, но обеих принцесс, Элинор шести лет и Джоан — трех, вскоре после этого отправили жить к Монтермерам в Плиши и Мальборо.

Историки сходятся во мнении, что Изабелла не обладала излишними материнскими чувствами и даже пренебрегала детьми; но у нас нет никаких свидетельств того, что она была менее преданной матерью, чем все остальные венценосные матери, в эпоху, когда было принято заводить отдельный двор для наследников с самого раннего детства. Принцу Эдуарду был выделен двор, когда ему исполнилось пять лет, но трое младших отпрысков оставались с матерью, а это означает, что Изабелла активно участвовала в их воспитании. Фактически она была полна решимости играть решающую роль в их жизни, а не оставаться пассивной наблюдательницей. Похоже, она гордилась своими детьми, и потому ей было отнюдь не все равно, что с ними происходит. Судя по тому, как велика была ее радость, когда в 1326 году она вновь увиделась с младшими детьми, насильственное разлучение с ними должно было стать великим горем для нее и источником страданий на протяжении долгой разлуки. Если кто и относился к детям небрежно — так это те особы, которым поручено было следить за ними в тот период. Более того, все дети Изабеллы, особенно юный Эдуард, сохранили преданность ей на всю жизнь, а этого не могло бы случиться, будь она и в самом деле той равнодушной и отчужденной матерью, той «Иезавелью», какой ее вздумали изображать последующие поколения.