Французская волчица — королева Англии. Изабелла - Элисон Уэйр

Чем кончилась история с прошениями королевы и Элинор де Клер, неизвестно. Леди Мортимер оставалась в хемпширской тюрьме до апреля 1324 года, когда ее перевели в королевский замок Скиптон-ин-Крейвен в Йоркшире, разрешив пользоваться услугами четырех служанок, с выдачей на питание и все прочие расходы всего одной марки на день.{803}

Проследить перемещения Изабеллы между 7 февраля и 10 июня сложно. Не исключено, что она действительно отправилась частным образом в паломничество к нескольким святыням. Видимо, она старалась держаться в тени, или ее вынуждали к этому.

* * *

После нескольких месяцев тирании Деспенсеров народ стал забывать о предательстве и эгоизме Ланкастера и вспомнил о том, что он старался умерить гнет королевской власти и улучшить управление страной. Его теперь почитали не просто как народного героя, но как мученика за английские вольности и даже как святого.{804} Среди верующих быстро распространился культ нового святого: могила в Понтефракте стала местом паломничества, как и собор святого Павла, где к одной из колонн была прикреплена плита с изображением Ланкастера и надписью в память об Ордонансах, соблюдению которых он отдал много усилий. Очень скоро пошли разговоры о чудесах, совершающихся на его могиле — якобы мертвый ребенок вернулся к жизни, а несколько калек исцелились. Были созданы и обрели широкую популярность песни, сопоставляющие Томаса Ланкастера с Фомой Беккетом и Симоном де Монфором. К 1325 году образ Ланкастера уже ассоциировался в воображении народа со святым Георгием{805}, и даже раздавались призывы к его канонизации.

Так после смерти Ланкастер оказался ничуть не меньшей угрозой, чем при жизни — причем угрозой, уже неустранимой. Обеспокоенный король велел снять памятную плиту в церкви и запретил паломничество, для чего поставил охрану вокруг гробницы Ланкастера, но многие пренебрегали запретом, и толпы по-прежнему стекались в аббатство Понтефракта, как и к опустевшей колонне у святого Павла.{806} В 1323 году две тысячи человек, обнаружив, что их не пускают принести дары у гробницы, напали на королевских стражников и убили двух из них.{807} Это событие может служить мерой возмущения, направленного против засилья Деспенсеров в управлении страной, равно как и против слабого, порочного короля.

* * *

3 марта 1323 года был казнен за измену Эндрю Харкли. Подобно Бомонту, потрясенный и возмущенный тем, что случилось в Байленде, он решился по собственной инициативе договориться с шотландцами, имея в виду признать Брюса их законным королем, с чем Эдуард ни за что не смирился бы. Но Харкли был большим реалистом, чем король, — ведь в тот год сам папа признал суверенность Брюса — и совершил преступление в интересах мира, будучи убежден, что эта долгая и выматывающая война никогда не будет выиграна; впоследствии выяснилось, что и королева Изабелла придерживалась тех же взглядов.

Перед смертью Харкли пришлось претерпеть все ужасы наказаний, предусмотренных для предателей, хотя он умер, уверяя, что никогда предателем не был.{808} А после его гибели Пемброк и Деспенсер активно взялись за переговоры с Брюсом и достигли соглашения о перемирии на тринадцать лет, которое было подписано 30 мая.{809} До самого конца царствования Эдуарда войны больше не было.

В тот же день открылась сессия Парламента в Бишопсторне, близ Йорка, и Генри де Бомонт, старый друг королевы, был арестован. Разгневанный на короля за обиды, чинимые его брату, епископу Даремскому, он отказался участвовать в обсуждении перемирия с шотландцами, и когда появился в Парламенте, ему было велено удалиться. «Ничто не доставило бы мне большего удовольствия!» — огрызнулся он, что и дало возможность обвинить его в неповиновении властям.{810} Изабелла могла присутствовать при этой сцене; они с Эдуардом были в Селби 10 июня и в Йорке 3 и 4 июля.{811} Вероятно, между ними наметилось некоторое примирение, но арест Бомонта не мог не привести к новой обиде с обеих сторон, особенно когда Бомонт отказался принести присягу верности Деспенсеру и был за это отправлен в тюрьму.{812} После его удаления от двора Изабелла должна была почувствовать себя еще более одинокой.

* * *

1 августа 1323 года Роджер Мортимер совершил дерзкий побег из Тауэра. До него это удалось лишь одному человеку — Ранульфу Фламбару в 1101 году. На эту дату приходился день рождения Роджера и церковный праздник Святого Петра-на-Углу, покровителя гарнизона Тауэра. Очевидно, к этому времени строгость содержания Мортимера несколько ослабла, так как он сумел завоевать симпатии Жерара д'Альспэ, и тот принес ему ломик и кирку, чтобы проделать дыру в каменной стене камеры. Именно при попустительстве д'Альспэ Мортимер устроил тем вечером «большой пир, пригласив сэра Стивена Сигрейва, коменданта Тауэра» и своих собственных тюремщиков. Но к вину подмешали некое снадобье, и вскоре гости впали в бессознательное состояние. Как только безопасность была обеспечена, д'Альспэ помог Мортимеру выбраться из дыры в стене камеры, которая, видимо, находилась в башне Ленторн;[84] это здание примыкало постройке (ныне — башня Уэйкфилд), где на нижнем этаже располагалась кордегардия, а наверху — королевские покои. За ними находился главный зал и апартаменты королевы.

Сквозь дыру в стене Мортимер и д'Альспэ попали на королевскую кухню. Они взобрались по большому дымоходу на крышу жилой башни, откуда, вероятно, перебрались на свинцовую крышу прилегающей башни святого Фомы. При помощи веревочных лестниц им удалось спуститься по мощной стене наружного двора к пристани. Д'Альспэ заранее позаботился, чтобы там находилась лодка, на которой они с Мортимером переправились через Темзу на сюррейский берег, где уже ожидали друзья Роджера с лошадьми. Маленький отряд помчался вскачь, и за ночь они достигли Нетли на побережье Гэмпшира. Другая лодка перевезла их на поджидающее судно, предоставленное лондонским купцом Ральфом Боттоном; на следующий день оно отплыло во Францию и высадило беглецов в Нормандии.

Затем Мортимер и его друзья направились прямиком в Париж и обратились с просьбой о защите к французскому королю{813}, который принял их «с великим почетом»* что вызвало резкое недовольство Эдуарда II.{814} Теплый прием, оказанный Карлом Мортимеру, наверняка особо задел Деспенсера, которого приговорили к изгнанию из Франции в 1321 году, когда он занимался пиратством, после чего он не питал любви к французам.{815} Еще обиднее был ответ Карла на жалобу Эдуарда: он сказал, что готов выслать всех английских изгнанников из Франции, если король, в свою очередь, вышлет всех французских изгнанников из Англии — подразумевая, разумеется, Деспенсера.{816}

Стрикленд цитирует «старую хронику», где утверждается, что «сонное зелье» доставила Мортимеру королева, и необоснованно считает, что Мортимер пересек Темзу вплавь, и «королева сильно беспокоилась, хватит ли ему сил добраться до сюррейского берега, так как он долго пробыл в заключении». Но ни в одном из достоверных источников нет указаний на то, что Изабелла была вовлечена в подготовку побега Мортимера, нет даже доказательств, что она вообще была в Лондоне и уж тем более жила в Тауэре в те дни. На самом деле первым из английских писателей мнение, что Изабелла помогла Мортимеру бежать, высказал драматург Кристофер Марло (в пьесе «Эдуард Второй», написанной в 1593 году). Ему вторил Майкл Дрейтон, чьи домыслы содержатся в трех пьесах, написанных между 1596 и 1619 годами.{817}

Тем не менее фантастическое утверждение Стрикленд поддерживают многие писатели, уверенные, что Изабелла была сообщницей Мортимера. Доказательством служило рассуждение такого порядка: д'Альспэ, занимавший ответственный пост, не стал бы подвергать опасности свою карьеру и даже жизнь ради помощи безземельному предателю, который ничем не мог вознаградить его, если только ему не пообещали покровительство какой-либо влиятельной особы — например, Изабеллы.{818} Но думать так — значит, возможно, недооценивать степень убежденности Мортимера и д'Альспэ в своей правоте и особенности психологии того времени. Когда Мортимеру удалось уговорить д'Альспэ, тот был уже готов на любой риск, лишь бы свергнуть Деспенсеров. Он мог также хотеть этого по каким-то своим причинам.

Впрочем, мы не должны отбрасывать и возможность того, что теплый прием Мортимера у Карла IV объяснялся не только его антипатией к Деспенсерам и заботой о сестре, терпящей от них обиду, но и личным обращением Изабеллы. Карл не мог не быть осведомлен о тирании Деспенсеров и должен был увидеть в Мортимере, их злейшем враге, способ как-то противодействовать им и тем самым помочь Изабелле. Англия тогда не вела войны с Францией, и трудно представить, какой еще резон мог быть у Карла привечать такого известного беглеца. Что касается самой Изабеллы, то она, вероятно, приложила руку к отмене смертного приговора Мортимеру и, несомненно, пыталась помочь его жене — может быть, по его личной просьбе. Она могла к этому времени уже понять, что Мортимер — единственный, кто способен сопротивляться тирании Деспенсеров, и, соответственно, может оказаться очень ей полезен. Пользуясь влиянием на брата, она, возможно, косвенно способствовала побегу Мортимера, а если так, то должна была знать о нем заранее.