Я хочу летать - Тупак Юпанки

Я усмехаюсь. Вчера мы не просто разговаривали на повышенных тонах, мы орали друг на друга. Зато с утра он, как и я, смог оценить последствия моего увольнения. И, кажется, он действительно сожалеет. Но мне уже плевать на это.

— Конечно, не имеем, — с нарочитой серьёзностью отвечаю я. — Даже чтобы спасти жизнь человеку.

— Так ты скажешь мне, зачем это сделал?

— Я уже говорил вчера. И повторю сегодня. Я хотел помочь. А это был единственный способ. И я помог. И об этом я не жалею, кстати.

Уидмор тяжело вздыхает и опускает голову.

— Надеюсь, этот человек того стоил, — мрачно бормочет он.

— Да ни черта он не стоил! — зло выплёвываю я. — Он неблагодарная скотина и ублюдок. Вам от этого легче?

— Перестань, — морщится Уидмор и откидывается на спинку кресла. — Поверь, Гарри, я для тебя сделал всё, что мог. Не держи зла.

— Конечно. Нет проблем, — язвительно выдаю я и направляюсь к двери.

— Будь здоров, Гарри, — раздаётся мне в спину печальный голос.

— Ага. И вы не болейте, — бросаю я и выхожу из кабинета.

Я направляюсь к своему бывшему кабинету, чтобы собрать вещи, но когда открываю дверь, вижу, что все мои пожитки уже упакованы в четыре коробки, стоящие на полу. Стол очищен от стандартного завала бумаг, пыль с полок вытерта, а на подоконнике появились три уродливых цветка в горшках. В шкафу за столом кто-то шумно копается, согнувшись в три погибели. Когда человек распрямляется с тяжёлым кряканьем, я не могу сдержать удивлённое фырканье. Он тут же оборачивается, и его лицо мрачнеет.

— Привет, дружище, — с виноватым видом произносит он.

— Привет, Рон, — киваю я. — Обустраиваешься на новом месте?

— Прости, Гарри, — еле слышно шепчет он. — Я правда не хотел, я отказывался. Но я ведь твой заместитель, значит, по старшинству… В общем, вот. Я только сегодня утром узнал, что тебя уволили.

— Ты знал, для чего меня вчера вызывал Уидмор? — холодно спрашиваю я его, складывая руки на груди и прислоняясь плечом к дверному косяку.

— Ну он сказал только, что у тебя проблемы из-за дела Дорсета, но подробностей не говорил. Сказал, что прямо сейчас пойдёт лично проверять твои бумаги. Вот я и решил, что лучше тебе поторопиться.

— Однако я не успел. Скажи Рон, если бы мы не встретились вчера в Косом переулке, ты бы так и ходил со знанием того, что мне нужно поторопиться, пока меня бы не уволили, а?

— Да я подумал, что это счастливая случайность, что мы вчера встретились. Я ведь не знал, где тебя искать.

— Дома не пробовал?

— Дома тебя не было. Ты по камину не отвечал. И я понял, что ты у Снейпа.

— И?

— Что «и»? Я ведь не мог вломиться к нему в дом. Да и я адреса-то не знаю.

— Ты ведь сам нашёл его дом. Ты дал мне адрес.

— А я должен его помнить?! Я ведь тебе отдал ту папку.

— Мне кажется, если бы ты хотел, ты бы меня нашёл, — тихо произношу я, отворачиваясь.

Повисает долгая пауза. Мы молчим с минуту. Потом Рон вздыхает и тяжело прислоняется спиной к шкафу.

— Прости, дружище. Я не думал, что всё так серьёзно. Я правда не знал. Надеюсь, ты не хочешь обвинить меня в том, что я тебя подсидел?

Я поднимаю на него взгляд, и все мои сомнения по этому поводу мгновенно улетучиваются. Если Рон смотрит такими жалобными виноватыми глазами, значит, говорит правду.

— Забыли, — вздыхаю я, взмахиваю палочкой, уменьшая коробки с вещами, и складываю их в карман.

— Гарри, прости, — Рон в два шага оказывается возле меня и кладёт руку на плечо.

— Ты не виноват, — бормочу я. — Это я дурак.

— Всё образуется, дружище, — кисло улыбается Рон, наверное, полагая, что его улыбка выглядит ободряюще. — Я помогу тебе найти работу. Если что, всегда обращайся. В любое время. Ты же знаешь.

— Спасибо, — сухо отвечаю я, киваю и выхожу из кабинета, плотно закрывая за собой дверь. В голове вертится единственное слово. Дерьмо.

Мечтающий летать

Моё ожидание было напрасным. Я весь день просидел в кресле возле окна, напрягая зрение и силясь разглядеть идущего по дорожке Гарри. Но он не пришёл ко мне. Ни утром, ни днём, ни вечером. Я сидел допоздна и лёг спать только глубокой ночью, и то лишь потому, что Милти оказался на удивление настойчив. Перед сном он опять натирал мои ноги, а я морщился от каждого прикосновения сухих маленьких пальцев, совсем не похожих на горячие гладкие ладони, массирующие мои ступни и лодыжки. Я тоскливо вздыхаю и понимаю, что всего за день успел чертовски соскучиться по Гарри. По его тёплому взгляду, нежным, но сильным рукам, по его прикосновениям. Я напоминаю себе человека, бросающего наркотики. Гарри — мой персональный наркотик, и это — моя персональная ломка. Она едва началась, а я уже чувствую, как угасает во мне вспыхнувший на короткое время огонь. Снова наваливается апатия, тоска, тяжесть. И дело не только в ногах, которые я еле переставляю. Я хочу, чтобы он снова оказался рядом, чтобы напомнил, как можно жить, чему можно радоваться. Хочу, чтобы он опять прикоснулся ко мне, хочу убедиться, что он не вздрагивает при этом от отвращения. Хочу в очередной раз почувствовать вес его тела на себе. Хочу ощутить дерзкое движение его члена во мне. Хочу… Хочу, чтобы он просто оказался рядом, чтобы заряжал меня жизнью. Хочу, чтобы он просто был.

«К сожалению, другие люди неподвластны моим желаниям», — фыркаю я и переворачиваюсь на другой бок, ёжась от несуществующего холода, потому что окна спальни снова закупорены, а я укрыт двумя одеялами.

***

Следующим утром я готов лезть на стену — так мне паршиво. Я испытываю одновременно и злость, и раздражение, и опустошение, и апатию, и отвращение к самому себе. Такие знакомые ощущения, наполнявшие меня пять лет. И показавшиеся такими мерзкими, стоило мне только очнуться от многолетнего сна.

Я мог бы выйти на улицу и хотя бы пройтись возле дома, но я упрямо сажусь в кресло и призываю с каминной полки свою любимую книгу. Я с первой попытки открываю её на нужном месте, поглаживая пальцами замусоленные страницы. Вот она — жизнь, которая у меня была. Кресло, злость, Милти и несбыточная мечта. Я хотел летать, но вместо этого научился ходить, научился жить, научился… Я вздрагиваю, когда понимаю, какое слово не договорил про себя. Мне не хочется признаваться даже самому себе, насколько дорог мне стал несносный упрямый мальчишка. Мне хватило пяти лет, чтобы превратиться в старую полусгнившую развалину. Ему хватило недели, чтобы вытянуть наружу затаившегося внутри меня человека. И не только вытянуть, но и оживить, дать надежду, привязать к себе и… Нет, обрываю я себя. Об этом слове я не буду даже думать. Я не могу позволить себе испытывать к Гарри такие чувства. Да их и нет, убеждаю я себя. Всего лишь привязанность, привычка. Не более того.