Желания - Ирэн Фрэн

Однако, говоря об угрозе, Дракен не лгал. И дело было вовсе не в конце света. Угроза была более ощутимой, мрачной и невысказанной. Это была болезнь. Еще без названия. До настоящего момента сильные мира сего не давали распространиться паническим слухам, но сколько еще это могло продолжаться? Болезнь развивалась следующим образом: раздражение горла, несколько приступов кашля, хрипота, затем полная потеря голоса. Следом за голосом поражался речевой центр. Через несколько недель наступала смерть. Пока жертв было немного; но не стоило забывать, что немота, основной симптом болезни, часто приписывалась какой-нибудь другой причине: меланхолии, вызванной усталостью, разочарованию в любви, потере состояния. В таких условиях смерти предпочитали самоубийство. Но самое ужасное заключалось в том, что совершенно точно было известно, откуда взялась болезнь: несколько лет назад во всех слоях общества распространился новый наркотик, принимавшийся в любое время дня и одновременно с наслаждением удесятерявший воображение. Использование этого средства, название которого теперь утеряно (последующие поколения станут говорить об этом очень туманно, как об эпидемии, и предпочтут забыть его название), как нельзя лучше соответствовало ночной жизни и одежному буму, отметившему конец этих лет. Казалось даже, что со временем эффект от наркотика не ослабевал, а усиливался. Для тех же, кто потреблял его сверх всякой меры, это новое могущество на самом деле означало смерть.

Но самый пагубный эффект наркотика заключался в том, что он осуждал на смерть или щадил произвольно. Многие почитатели этого ядовитого средства остались в живых, тогда как другие, использовавшие его от случая к случаю, умерли. Наверху по этому поводу хранили молчание. Кто не воспользовался бы выгодой от продажи такого средства? Выгода выражалась не только в деньгах. Благодаря наркотику днем народ становился послушным, а ночью — изнеженно эгоистичным, нарцисстичным и мечтательным. Но теперь, если бы о болезни узнали, пришлось бы искать виновных. А потому, по обоюдному соглашению, не желая разбудить общественный гнев, политики предпочли хранить молчание. Когда придет пора найти козлов отпущения, это будет совсем не трудно: история знает достаточно таких примеров. Вот почему никто не тревожился, никто не мог предвидеть масштабов губительных последствий, никто не хотел даже попробовать их изучить, а среди правительств было распространено мнение, что достаточно запретить наркотик, как болезнь тут же исчезнет.

Вот что происходило в городе, вот о чем узнал Тренди, вернувшись со «Светозарной». Город погрузился в лихорадку праздников, которым с равным успехом предавались в погребках на троих и гигантских подвалах дворцов. Город, считавший себя новым великим Вавилоном, устраивал чудовищные пиршества с ордами прекрасных мужчин и женщин, устремлявшихся в ночь, словно в объятия к дьяволу. И мир верил в это, и отовсюду спешили сюда, чтобы вкусить необыкновенных наслаждений: отведать огромных быков, поджаренных на вертеле в пламенеющей витрине шикарного ресторана; увидеть девушек с великолепными, увешанными амулетами телами, извивающихся под пряные ритмы танго в исполнении оперных певиц. Это была большая игра в конец света с костюмами, музыкой, фольклором, явившимися прямиком из самого мрачного Средневековья. Недовольные своими настоящими бедствиями, люди придумывали воображаемые. Но под черным ознобом, все сильнее сотрясавшим их с приближением конца года, таился страх более скрытый, более ужасный, чем об этом говорили; и, если подумать, в нем и заключался смысл, ради которого они одевались в черное в предчувствии какого-то настоящего несчастья, способного положить конец наслаждению.

Глава 20

Приглашение в резиденцию папского нунция было прислано Беренисе сурового вида церковным служителем прямо в ее гримерку в «Нефталисе». Концерт был назначен на воскресенье — выходной день танцовщицы. Влюбленные, счастливые редкой возможностью остаться наедине, предоставили Тренди идти на концерт в одиночестве. Весь день шел снег, но вечером небо прояснилось и стало удивительно чистым и прозрачным, усыпанное яркими звездами на фоне бесконечной черноты, леденившей душу больше, чем экстравагантные создания, наполнявшие подвалы и висячие сады. Подморозило. Тренди никогда не видел резиденции или, скорее, дворца, как его условно называли после назначения Барберини. Вот уже много лет кардиналу приписывали мрачные замыслы или, по меньшей мере, макиавеллиевский характер. Выходец из флорентийской семьи, утратившей свое влияние среди князей церкви, он, как поговаривали, мечтал вернуть ей былую славу, а точнее, стать самым молодым понтификом. Кардинал был назначен на должность нунция вопреки всем правилам: учитывая его ранг в ватиканской иерархии, эта должность была не слишком завидной. Когда Барберини прибыл в Париж, предполагалось, что Ватикан возложит на него некую тайную дипломатическую миссию, в которой был сведущ лишь он один. По-видимому, он согласился, рассчитывая, что результат миссии обеспечит его будущее восхождение на престол святого Петра. Папа чувствовал себя плохо. Уже много недель он не показывался на публике, поговаривали даже, что он умирает. Предсказание Малахия гласило, что перед концом мира на престол взойдет новый папа; пророк также предсказал, что он будет иудейской крови. В генеалогическом древе флорентийской семьи только что как раз обнаружилась отдаленная родственница-иудейка. Этого было достаточно, чтобы в кардинале видели теперь единственно возможного хозяина Ватикана. Действительно, его дипломатические таланты были вне всяких похвал. Он прославился благодаря договорам, заключенным с атеистическими режимами, и ему неоднократно удавалось восстанавливать отвергнутую религию. О Барберини начали слагать легенды. Рассказывали, что в двадцать лет он свел дружбу с официальным префектом церковных архивов, человеком столь же молчаливым, сколь и отягченным годами. Барберини помогал ему классифицировать самые секретные документы, хранившиеся в несгораемых сейфах Ватикана. Позднее распространились слухи, что именно Барберини явился причиной преждевременной смерти папы. Хотя некоторые предпочитали видеть в этом руку его заклятого врага, генерала ордена иезуитов. Возможно, они ошибались, однако история все-таки приняла последнюю версию.

Но все это были только слухи. Зато не было никаких сомнений, что этот весьма бодрый в свои шестьдесят лет человек является превосходным знатоком ватиканского искусства интриг и тайных заговоров. В последнее время волнение вокруг Барберини усилилось, так как из просочившихся конфиденциальных источников и несмотря на слухи о конце света папский престол предполагал собрать церковный собор. Речь шла о том, чтобы для защиты возросшего интереса ко всем религиям и особенно к Римско-католической церкви вернуть в лоно официальной церкви быстро размножившиеся в последние годы секты и разделить новоявленных пророков на тех, кто возвещает правду, и тех, кто говорит заведомую ложь, иными словами, отделить зерна от плевел. Эта непосильная задача, как поговаривали, и была доверена кардиналу. В связи с этим он приобретал значимость руководителя государства. Однако у человека всегда найдутся слабости. Помимо политических дарований, у Барберини был особый талант, несомненно, унаследованный от родной Флоренции: любовь к искусствам, даже к авангардным. В конце концов, в эксцентричности уличить его было трудно. Он сдерживал ее в духовных рамках, питая страсть к астрономии — некоторые говорили, к астрологии — и коллекционируя телескопы, иногда вглядываясь (очень недолго) в ночное небо и время от времени устраивая концерты. Его вечера стали столь знаменитыми, что особняк, в котором они проводились (в прошлом веке он принадлежал русской княгине), называли не иначе как посольством Барберини. При этом сознательно не вспоминали о его настоящем месте жительства, совершенно неприметном, где он плел день за днем свои искусные интриги, а приписывали ему только этот маленький дворец, называя его не иначе как резиденцией нунция. Кардинал решил идти в ногу с модой и по общему совету переименовал дворец в резиденцию.