Желания - Ирэн Фрэн

Выступление танцовщиц задерживалось. Наконец, «Ключицы» закончили, и на сцену выскочила стайка юных девушек в красных одеждах, с огромными прическами из переплетенных тряпичных змей, зеленых и фиолетовых лиан, украшенных камнями, рогами, когтями и тому подобной чертовщиной, образовала круг и принялась раздеваться. К большому удивлению Тренди, практически никто не обращал на них внимания. Он поискал Беренису, и ему показалось, он узнал ее со спины в центре круга по высокой и гибкой фигуре, постепенно освобождавшейся от своей дьявольской мишуры. Нюманс отвернулся.

— Пойдем, — выдохнул он. — Служебный вход там.

Внезапно метис заторопился. Он направился в глубь зала, за оранжерею. Тренди немного помедлил, но Нюманс сильно стиснул его запястье. Он подчинился. В коридорах влажно пахло оранжереей и еще чем-то сладковатым, возможно, так пахли орхидеи. Вдоль стен были развешаны длинные красные и черные шелковые плащи и еще более экстравагантные, чем те, что они только что видели, парики, монашеские рясы, рога, когти — все это напоминало нагромождение голых кукол, пожираемых картонным пламенем игрушечного ада.

Было ясно, что Нюманс оказался здесь впервые, поскольку он иногда делал удивленное лицо и не знал, куда идти дальше. Он забыл номер гримерки, они заблудились и вновь вернулись ко входу в зал для представлений. Танец закончился. Нюманс не хотел никого спрашивать, и они с Тренди возобновили блуждание по коридорам среди костюмов. Наконец они наткнулись на ряд дверей, и Нюманс внезапно вспомнил: у Беренисы была гримерка номер четыре. Из приоткрытой двери доносился нетрезвый голос мужчины, говорившего длинными фразами, почти не переводя дыхания. Они постучали. Мужчина замолчал, послышалось шуршание ткани, и довольная Берениса открыла дверь. Она была в пеньюаре и еще в гриме, но без всяких церемоний представила их своему посетителю. Это, конечно, оказался Дракен. Он был во фраке, как на «Дезираде», еще больше похудел и казался очень уставшим. Он коротко приветствовал их и почти сразу вновь принялся говорить:

— Вы друзья Беренисы, у вас есть шанс. Ах! Моя маленькая Берениса, вы молоды, молоды и счастливы! Разумеется, у меня есть деньги, я много пережил, но моя жизнь, моя бедная жизнь…

— Выпей немного моего напитка, — сказала Берениса, наполняя его бокал. — Тебе станет лучше. Пей маленькими глотками. Давай чокнемся со мной и с моими друзьями.

Дракен не заставил себя просить и сделал несколько глотков предложенного танцовщицей напитка. Это был сладкий фруктовый ликер, от которого дирижера почти сразу охватила своего рода эйфория, и его уже невозможно было остановить.

— Моя бедная Берениса! Этот спектакль, который я готовлю… С тех пор как мы встретились, я живу в аду, она меня мучает, это чудовище, да я вам уже говорил! Берениса, только вы меня понимаете, другие обожают ее, заискивают перед ней, они не знают ее злобы, ее холодной жестокости…

— О ком вы? — вмешался Тренди. Алкоголь придал ему уверенности.

— О ком? Да о Круз, разумеется, снова о Круз, снова и всегда только о Круз!

Тренди чуть не выронил бокал. Эти слова сбили его с толку. Но еще больше он обалдел от того, что Дракен, личный аккомпаниатор певицы, на людях услужливый, подчинявшийся любому ее капризу, непостижимым образом решился на святотатство, на преступление против великой оперной дивы, сократив божественную фамилию Констанции фон Крузенбург.

— Она никак не прекратит свои капризы, — продолжал между тем Дракен. — Она меня тиранит.

— Давай, продолжай, — настаивала Берениса.

— Мне кажется, все певицы одинаковы, — заметил Тренди.

— Но Круз не просто певица! — воскликнул Дракен. — Она, на самом деле, дива!

— Тогда почему…

— Почему я на нее жалуюсь?

Самыми озадачивающими в Дракене были его способность опережать возражения собеседника, даже незнакомого, а также поразительная быстрота, с которой он менял интонации, поведение и даже настроение. В несколько секунд он превратился в совершенно другого человека, съежившись в глубине низкого широкого кресла.

— Да, — сказал он тихо, — это правда, чего ради мне на нее жаловаться. Но музыка, мой дорогой, музыка… Именно она — мое божество, моя настоящая любовница… — Он внезапно поднялся: — Заметьте, Круз никогда не была моей любовницей. Господь уберег меня от нее! Этой ведьмы! Этой вампирши, кровопийцы… Ах, моя маленькая Берениса. Как же мне не хватало «Нефталис», когда я был там!

Нюманс залпом опустошил свой бокал. Похоже, он все больше нервничал. Тренди показалось даже, что он собирается встать и выйти. Надо было быстрее перевести разговор на интересующую их тему.

— Там? Где? — спросил Тренди.

— Ну, конечно, с Круз, мой бедный друг! Все время с Круз! Ей захотелось отдохнуть, прогуляться по берегу моря. Зимнему берегу или почти зимнему… Чистое безумие. Все эти капризы приведут к тому, что она потеряет голос. Так и будет. Ну, и вы понимаете, мы не могли остаться незамеченными в этой глуши. Сбежались все зеваки, вся местная, так сказать, элита. И она решила спеть для них. Для этих невежд и снобов, ничего не понимающих в музыке… Пустая трата времени, моя бедная Берениса!

Дракена больше не прерывали, и он продолжал причитать, но в его словах слышались не только раздражение и горечь, но и некий скрытый, туманный смысл, нечто, появлявшееся на очень короткое мгновение, когда он вдруг начинал говорить серьезно, хриплым голосом, словно его охватывала жажда мести.

— В конце концов, ей там наскучило. Смертельно надоело. Провинциальная скука! И она решила вернуться. Не дай бог люди о ней забудут! И мы принялись готовить, вы знаете, Берениса, я вам уже говорил, эту очень красивую и очень сложную вещь, «Сансинею», которую я написал для нее и в которой она выступает через две недели в Опере. И у нее все получится, у этой ведьмы, как обычно. Ей всегда все удается. Это будет настоящий успех. — Дракен на минуту замолчал и похлопал танцовщицу по руке. — Если только однажды я не лишусь ее, этой Круз. Если только не поймаю ее… Не так ли, моя маленькая Берениса? Хорошо, что вы здесь, чтобы приободрить меня. Налейте-ка мне еще вашего напитка.

Внезапно он сделался веселым, встал, схватил бокал и, залпом осушив его, принялся напевать вполголоса. Когда он пел, голос у него был тонкий, немного смешной.

— Мефистофель — вот роль, которая бы мне подошла!

Дракен пригладил свои длинные седые волосы перед зеркалом туалетного столика и принял вид оперного героя. Но не пропел он и десяти тактов, как его охватил сильнейший приступ кашля, никак не прекращавшегося. Когда Дракен смог, наконец, перевести дыхание, его голос показался Тренди еще более надтреснутым, а вид — более обеспокоенным.