Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2 - Дмитрий Галантэ

Периодически нас навещал запыхавшийся ворон, неустанно курсировавший между птеродактилями и нами. Не сиделось живчику на одном месте, непреодолимое любопытство не давало ни сна, ни покоя. Как-то незаметно подобравшись ко мне поближе, Коршан заорал во всю свою лужёную глотку прямо мне в ухо, указывая клювом на Агреса и нагло тараща чёрные глаза:

– А этот, наверное, мно-ого кушает?

Могу честно признаться, и мне даже нисколечко не стыдно, любого на моё место и было, может, много хуже, чем у меня! Летишь себе в запредельной вышине, и так трясёшься весь от страха, а ещё и задумался, и вдруг, откуда не возьмись, эти дикие каркающие вопли! Мало того, что они вовсе не отличались мелодичным благозвучием, так ещё и загремели прямо над моим чутким ухом! Я чуть не опозорился прямо под себя от громогласной неожиданности. Так и захотелось врезать этому контуженому пугалу в клюв, чтоб летел прямиком до земли и кувыркался, зараза, утыканная перьями! Зла не хватало, опять начались его штучки-дрючки, оклемался, обжора пернатый, а вопросики-то всё о еде! Лечили его, лечили, но вижу, всё впустую. Правильно, Коршан есть Коршан, о чём же ещё ему спрашивать? Кто о чём, а Коршан о еде! Но я, естественно, неимоверным усилием воли сдержал себя! Да и не до того мне, если честно, стало, живот от неожиданности скрутило немилосердно, а то бы точно дал ему по носатому хоботу! Когда прошло немного времени, то ничего, вроде бы отошёл. И лишь пожал в ответ плечами. А он всё никак не уймётся, и давай опять за своё:

– Слушай меня, человече! А у тебя, случайно, нет чего-нибудь перекусить? А то я и не помню, когда в последний раз ел, и что ел не помню тоже. Странно, очень всё это странно!

«Ещё бы ты помнил!» – подумал я, превозмогая неудержимый зуд в руках, так скучающих по его ненасытному клюву, а сам терплю, буквально из последних сил выбиваюсь, живот ещё крутит, но я мужественно не показываю вида и отрицательно кручу головой. Потом мне пришлось убеждать себя не злиться на бедного Коршанчика, который теперь стал другим, хорошим и правильным, а, следовательно, и относиться к нему нужно участливо и с пониманием. Хоть и с трудом, но всё же убедил. Даже жалко его немного стало.

А он мне кричит:

– Ну что ты, немой, что ли? Ладно, ты тут подумай хорошенько, а я скоро буду.

В следующий прилёт правильный Коршанчик вновь заявил мне по-доброму:

– А пожрать всё же не мешало бы! Оглох ты, что ли? Ты сам как думаешь, мне святым духом прикажешь питаться, или как?

Я посмотрел на него с таким выражением лица, что он, как мне показалось, всепонимающе вздрогнул, тут же всё осознал и даже раскаялся, а потому мудро и предусмотрительно переменил тему разговора:

– Ладно-ладно, успокойся, это я так, слегонца пошутил… пустяки, вообще-то я прилетел по совершенно другому поводу! Там Дорокорн с Юриником поспорили.

– Иди ты! Никогда такого с ними не было, опять шутишь, что ли? – не выдержал я и изобразил на лице искреннее и неподдельное удивление.

Дормидорф охотно поддержал меня:

– Такого не может быть! Неужели, правда, поспорили?

Ворон, подозрительно окинув нас задумчивым взглядом, ответил:

– Они откуда-то прознали, что вы в это сразу никогда не поверите и предупредили меня заранее, просили даже повторить вам это несколько раз, и как можно убедительнее! Но почему вы мне не верите, ведь это чистая правда! А поспорили они вот по какому поводу: сможет ли птеродактиль обогнать орла типа обжоры Агреса, или орёл всё же быстрее будет?

На этот сугубо научный вопрос хихикавший втихоря Дормидорф великодушно решил ответить сам, видя, что мне приходится нелегко, живот ещё не отпустило после первого прилёта ворона, а он уже опять со своими вопросиками лезет.

Дед смело пустился в научные объяснения:

– Понимаешь, Коршан, скорость у них приблизительно одинаковая, но наряду с этим орёл намного выносливее и сильнее, зато птеродактиль манёвреннее и легче, а, следовательно, и сил ему для разгона и поддержания скорости требуется меньше. Учитывая разницу в силе, которая несколько уравновешивается вышеперечисленными факторами, мы получаем приблизительно равные показатели и потенциальные возможности. Это коли дело касается скорости. Огромное значение в этом вопросе имеет расстояние, которое им необходимо преодолеть. Всё же просто, если разобраться, понимаешь? Так о каком расстоянии, позволь узнать, идёт речь?

Коршан некоторое время внимательно смотрел, не мигая, на Дормидорфа, а потом проговорил, повернувшись ко мне:

– Это он сейчас со мной разговаривал или ещё с кем? Заговаривается что-то дедушка не на шутку, ты бы с ним поосторожней, мой тебе совет, кто его знает, что ему в голову может взбрести, а мы всё-таки на большой высоте находимся. И часто с ним такое? Это у него с голодухи, не иначе! Вижу, у вас тут особенно не разживёшься харчами, а от этого и все неприятности, можешь мне поверить, я откуда-то это точно знаю. А откуда знаю, не знаю. Так сможет или не сможет обогнать? Объяснит мне сегодня это кто-нибудь по-человечески? И где мне можно чего-нибудь перехватить? Кормят тут меня разными историями, а соловья баснями не накормишь! А откуда я это знаю? – задумчиво поинтересовался он сам у себя.

Дормидорф отвернулся, махнув рукой. За него на этот раз сподобился ответить я, живот уже немного отпустило:

– Передай, что сможет, если на орла навалить с десяток таких малышей, как Дорокорн, и неделю их не кормить! А про соловья ты знаешь из басен Юриника, кстати, он известный баснописец, и наш единственный кормилец по совместительству. Уж он точно знает, где тебе можно слегка подкрепиться. Но хочу предупредить, сразу он тебе этого ни за что не скажет, вредность ему не позволит и природная скупость, так что ты, если действительно проголодался, то спрашивай понастойчивее и будь, пожалуйста, терпелив и великодушен. Расположи к себе заодно Дорокорна, он имеет огромное влияние на нашего кормильца. Если сумеешь проделать всё, что я тебе сейчас наговорил, то они тебе во всём помогут и столько еды отвалят, что ты за раз всего и не съешь, ещё и запасов наделаешь впрок. Всё, лети и приступай к делу, не забудь и с дедушкой поделиться, если у тебя выгорит с провиантом, а то, сам видишь, дело плохо! А мне ещё с ним неизвестно сколько кантоваться, опасно всё это.

Коршан, подозрительно крякнув, улетел воплощать в жизнь мои заветы, а Дормидорф, одобрительно засмеявшись, оттопырил большой палец руки, показывая тем самым, что на его взгляд шутка удалась.

По моему мнению, сей беспосадочный перелёт уже несколько затянулся. Наконец Агрес, будто услышав мои мысли, начал медленно снижаться. Из-за облаков показалась бескрайняя степь, поросшая безбрежным океаном зелёной сочной травы, которая волновалась от резких порывов ветра, словно водная гладь. Теперь мы неслись совсем низко над землёй, распугивая безмятежно пасущиеся стада животных. Были тут и элегантные косули, и рогатые мощные буйволы, и длинноногие страусы, а название некоторых животных я и вообще не знал. Объединяло их в данный момент одно: одинаково резво они улепётывали во все лопатки, едва завидев нас.

После нескольких минут бреющего полёта на горизонте показалась узенькая полоска леса, стремительно увеличивающаяся в размерах по мере приближения. Агрес снизился ещё. Теперь мы летели, почти касаясь травы, или мне так только казалось после пугающей высоты, на которой мы недавно и так долго пребывали. Скорость тоже заметно поубавилась. Мы плавно и величественно парили над травяным морем, лишь изредка взмахивая крыльями. За нами оставался след, трава расступалась в разные стороны, а потом закручивалась, как водовороты, точь-в-точь повторяя поведение воды после прохождения по ней судна на приличной скорости, не было только гребня волны, остававшегося обычно за кормой. Птеродактили следовали за нами, но чуть выше, два по бокам на некотором отдалении, а третий сзади в каких-нибудь пятидесяти метрах. На нём находились Дорокорн с Юриником, терпеливо обрабатываемые науськанным мною Коршаном.

Посадка прошла успешно, если не считать сильной тряски от нескольких огромных скачков, сделанных Агресом непосредственно перед остановкой, видимо, не видя за травой земли, он опасался садиться сразу и предпочёл сначала на лету прощупать землю, чтобы в случае необходимости иметь возможность взлететь вновь, не приземляясь окончательно. Правильно, а вдруг под травой вовсе не твёрдая почва, а вода или трясина какая? До леса оставалось несколько десятков метров, когда мы приземлились. Сойдя на землю и отпустив Агреса с птеродактилями попастись на вольных лугах, мы направились в ближайший лес на поиски подходящей поляны для лагеря, в котором нам и предстояло провести ближайшую ночь.