Убийца наваждений - Антон Орлов

– Не вздумай ее утащить, понял? Держи свои когтистые руки от нее подальше.

– А то что? – поддразнивающим тоном поинтересовался Клесто.

– А то голову оторву.

– Уже пытался оторвать… А потом тебе пришлось переехать на новую квартиру, и все жильцы дома вслед тебе ругались.

– Не трогай Кайри, понял? – раздельно, хотя и сквозь зубы произнес Темре.

– Видите, боги, он переобщался с морочанами. – Птичий Пастух зажмурился и помотал головой, так что закачались подвески на его многочисленных косичках, ниспадающих иссиня-черным занавесом до середины ножек стула, а потом с замученным видом закатил глаза к потолку. – Дошло до того, что он и меня принимает за морочана! Да, наше знакомство началось именно с этого, но за столько времени он мог бы заметить некоторую разницу. Да, с тех пор как я лишился одной из своих очаровательных спутниц, в моей свите есть вакантное место, но разве я кого-то забираю насильно? Вот скажите, боги, разве я когда-нибудь пытался забрать его – обманом или воспользовавшись черной для него минутой? Нет ведь, ничего подобного не было! Ибо зачем мне в свите нытик, который вместо того, чтобы танцевать и развлекаться вместе со всеми, будет проситься обратно к смертным, или злобный субъект, выжидающий момента, чтобы всадить мне зачарованный клинок под лопатку? Второй вариант – это больше в его духе, правда, боги? Можно подумать, я только об этом и мечтаю! А еще я, по его мнению, мечтаю поссориться с Ящероголовым Господином. Младшие боги не должны тянуть загребущие руки к тому, что приглянулось старшим и великим, об этом я пока еще не забыл, хотя хорошая память не самое сильное из моих достоинств. И хоть бы уж он для начала прикинул, нуждается ли Кайри в смертном защитнике, если над ее головой простер свое крыло Великий Дракон? Боги, вы свидетели, я просто хотел сказать ему комплимент, обратив его внимание на то, что он пользуется успехом у незаурядных девушек. Большинство смертных мужского пола на его месте почувствовали бы себя польщенными. Большинство – но только не этот! Сам не понимаю, почему я хожу к нему в гости, развлекаю его разговорами, пью его кавью…

– Охмуряю его жену и порчу его имущество, – мрачно подсказал Темре. – Что-то не нравится – выметайся.

– А если не выметусь?

– В окно выброшу. Доведешь ведь.

– В окно ты меня уже выбрасывал на двух старых квартирах – и что потом стало с теми квартирами? А Соймела тебе разведенная жена. Свободная смертная женщина, которая по законам этой страны может проводить время с кем угодно, хотя бы даже со мной.

«Ага, и еще с половиной Лонвара», – угрюмо дополнил про себя Темре.

В общем-то он был согласен с теми венгоскими прогрессистами, которые утверждали, что любой вменяемый человек, достигший совершеннолетия, будь то мужчина или женщина, имеет право самостоятельно выбирать, как ему жить и чем заниматься, но когда дело касалось Сой, в нем просыпался дремучий гронсийский инстинкт патриархала-собственника. Это пряталось в глубине его души, почти не прорываясь наружу. Прорывалось оно, когда Темре бил и спускал с лестницы любовников Сой, а в отношениях с ней – ни разу. Он не закатывал сцен, не пытался держать ее взаперти. Вместо этого развелся, хотя официально оформленный развод так и не помог ему избавиться от ее притяжения.

И зря он брякнул «выметайся». Обычно Клесто на это реагировал как на вызов – «ты меня гонишь, прекрасно, гони сколько угодно, а я не уйду», но сейчас, поскольку в нем есть нужда, вполне мог бы и впрямь исчезнуть, чтобы проучить невежливого смертного.

– А если бы я демонстративно обиделся и вымелся на неопределенное время? – Тот словно подслушал его мысли. – Кто бы тогда сделал из куклы ищейку? Твое счастье, сегодня я почему-то необидчивый.

– Извини, вырвалось. Тебе не стоило вспоминать Соймелу.

– Нет, это тебе не стоит ее вспоминать.

Клесто уставился на него в упор, уже без улыбки. Темре успел забыть о том, что взгляд его черных, как ночное небо, глаз с блестящими вертикальными зрачками может быть пугающим.

– Хочешь сказать, у тебя есть какие-то особые права на нее?

– Иногда ты бываешь дураком, Темре. Мне ваши человеческие права не нужны, я и так владею всем и ничем, ничем и всем. Хотя, раз уж мы с тобой как будто подружились, можно считать, что у меня есть некоторые права на тебя. И мне не нравится, что ты никак не хочешь расстаться с этой отравой, которую называешь любовью. Приворот я бы смог расплести, но это не приворот.

– Я знаю. Я спал с «бродячими кошками» несколько раз. Любой приворот после этого должен был развалиться, но меня все равно к ней тянет.

Это признание прозвучало почти беспомощно, и он недовольно нахмурился.

– Значит, ты сам себе варишь отраву, как говорят в таких случаях мудрые метве, живущие за горами на севере. Соймела – прекрасный цветок, я оценил… вот на этом самом ковре, который давно не выколачивали, не удивлюсь, если с того памятного дня… но ты оглянись и посмотри, сколько вокруг других цветов. Хорош убийца наваждений, который со своим внутренним наваждением разобраться не может.

– А вот сюда лучше не лезь. Не твое дело. Хватит с меня родственников, так что давай ты больше об этом не будешь?

– А если буду, тогда что – в окно выбросишь?

Неизвестно, до чего бы они так договорились, но тут затрезвонил дверной колокольчик – пришел Котяра в отсыревшем под моросящим дождем монашеском головном уборе с кошачьими ушками. Свой большой черный зонт он где-то посеял, зонты у него дольше месяца не жили. Его усадили за стол, налили кавьи. Он пил ее с сосредоточенным видом, думая о предстоящей охоте.

А Темре припомнились слова Смеющегося Ловца о том, что в его свите есть вакантное место, поскольку он лишился одной из своих спутниц. Что могло случиться с бессмертной волшебной девушкой? Впрочем, «бессмертный» – понятие относительное: сами по себе они не умирают, но если вдруг столкнутся с чем-нибудь способным их уничтожить… И кого он имел в виду, когда говорил о «младших богах»?

Возможно, мысли просто цеплялись за что попало, потому что не хотелось думать о том, о чем Клесто завел речь под конец. Заботливый нашелся. «Некоторые права» у него, видите ли. Темре не оборвал его единственно из дипломатических соображений, чтобы не сорвалось оживление паучары-ищейки. А то бы ему высказал… А этот ковер лучше выкинуть крабу ошпаренному на радость и взамен купить новый. Домовладелица не обидится.

– Приступим?

Оставив чашки на столе с клетчатой скатертью, они вышли из гостиной в коридор. Котяра на ходу пробормотал коротенькую молитву, обращенную к Лунноглазой Госпоже.

– Послушай, а почему ты не можешь попросить Великую Кошку, чтобы она подсказала тебе, где искать бандита?

Темре задал вопрос отчасти для того, чтобы оттянуть тот момент, когда Птичий Пастух «приступит». Какая-то часть его сознания по-прежнему бунтовала против предстоящей авантюры: мороки надо уничтожать, а не плодить, пусть даже в благих целях.

– Это моя охота, – отозвался монах. – Я должен выследить свою добычу сам, таковы правила. Кошки охотятся в одиночку.

– А как же тогда мы с Клесто?

– Вы не кошки, вы не в счет.

Убийца наваждений повернул ключ и распахнул дверь стирального закутка. Паук лежал на пожелтелом кафеле, беспомощно раскинув матерчатые ноги со спрятанными внутри пружинками. Из спины у него торчали кости, при ближайшем изучении оказавшиеся рыбьими – вроде тех, что остаются на тарелке после обеда, меж них белели слипшиеся приклеенные перья. Посередине этой костяной клумбы устрашал зрителя ржавый кухонный ножик с обломанным кончиком. Глаза куклы багрово поблескивали конфетной фольгой. Внутри скорлупок, изображавших глазницы, темнели шарики-зрачки. Неизвестный ловкач постарался на славу, и эта история могла бы показаться забавной, если бы не смерть Тавьяно.

Воздух в закутке был затхлый: от паучары пахло, как от шляпы, выловленной из загаженного городского канала.

Клесто привязал к растопырившей белесые отростки косточке тонкий серый шнурок с петлей на другом конце.

– Это поводок, он сплетен из паутинок, которые летают по воздуху в начале осени, а потом цепляются за что попало и остаются там, где прилепились. Очень надежный материал, что бы вы, смертные, об этом ни думали.

– Да мы и не сомневаемся, – уважительно отозвался монах.

– Отойдите-ка за порог. – Птичий Пастух достал из-за пазухи флейту.

Они отступили в коридор. Темре надел маску.

Полилась музыка. Лихая, разбитная, с показным надрывом душещипательных воровских песен, она напоминала ту, которую Клесто сыграл, чтобы поднять куклу со дна канала, но к этому примешивалось что-то еще. Что-то жутковатое, зовущее – или, скорее, открывающее дорогу… Казалось, что Смеющийся Ловец непонятно каким образом играет две мелодии одновременно, а возможно, так оно и было.