Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы - Джерри Койн

Есть несколько вариантов. Один из них – это просто «расширяющийся круг»: ощущение врожденной эмпатии мы распространяем и на бедствия чужих людей. Во многих случаях (скажем, у пожарных и у Скутника) альтруист не знает наверняка, что погибнет, поскольку иначе не было бы смысла пытаться кого-то спасать. В других случаях (скажем, с гранатой) все так и так погибли бы, так что акт самопожертвования, может быть, просто вырастает из развившейся в процессе эволюции тенденции помогать тем, с кем ты близко знаком. Не случайно солдаты, которым часто приходится рисковать жизнью за товарищей, называют друг друга братьями.

Нередки и неадаптивные импульсивные чувства, получившие развитие в процессе эволюции по другим причинам. Животные, имеющие собственных детенышей, нередко готовы «усыновить» представителей другого вида. Я только что посмотрел видео, на котором деревенская кошка кормит вместе со своими собственными котятами целый выводок утят. Этот видеоролик широко разошелся по Интернету, поскольку выглядит это умилительно, но в нем есть и биологический урок: когда в организме бурлят материнские гормоны, можно выкармливать животных, даже не принадлежащих к твоему биологическому виду, не говоря уже о прямом родстве. Это происходит потому, что вариант «усыновления» не слишком часто встречается в природе, и естественный отбор закрепил выкармливание всех младенцев, которые окажутся поблизости – ведь это почти наверняка твои собственные малыши.

Такие случаи встречаются и в дикой природе. Кукушки – «гнездовые паразиты», они подкладывают яйца птицам других видов. Позже кукушата убивают хозяйских птенцов, и приемные родители продолжают кормить чужих детей, не состоящих в ними в родстве, пока те не вырастут. Для кукушки эта несимпатичная практика очевидно адаптивна: поскольку ей не нужно кормить своих птенцов (всегда находятся невольные няньки), она может откладывать яйца десятками, а заботиться о ее птенцах будут другие. Но для птиц-воспитателей ситуация неадаптивна: от выкармливания птиц чужого вида они не получают никакой пользы, более того, теряют всех собственных птенцов. Кукушка просто использует материнский инстинкт хозяйки гнезда в своих интересах, а та не выработала в процессе эволюции никакой стратегии, которая позволила бы избежать подмены, и не научилась распознавать чужих отпрысков. Если подобное происходит у людей – а так бывает, когда люди усыновляют неродственников, – это следовало бы рассматривать как крайний случай биологического альтруизма. Тем не менее никто не утверждает, что «альтруизм» кукушкиных нянек или кошки, выкармливающей утят, невозможно объяснить с научной точки зрения, и потому он представляет собой доказательство в пользу существования Бога.

В конце концов, существуют вполне убедительные светские объяснения альтруизма. В то время как некоторые моральные чувства наверняка появились у наших предков в результате эволюции, отточены и расширены они были уже через культуру: через обучение и коммуникацию. Генетические доказательства тому исходят из сравнительного исследования других видов, а также человеческих младенцев. Культурные доказательства, с другой стороны, основаны на том, сколько моральных чувств усвоено, какие различия в этих чувствах можно найти в разных обществах (хотя при кросс-культурном усыновлении малыши легко усваивают нормы принявшего их общества) и как они изменились за последние несколько столетий. Во многих отношениях мораль похожа на языки: рождаемся мы со способностью воспринять и то и другое, но конкретные нравственные нормы, которые мы усваиваем, как и конкретный язык, на котором учимся говорить, определяются культурой, в которой мы воспитываемся.

Таким образом, хотя мораль и кажется «врожденной», по крайней мере у взрослых ее несложно объяснить как результат генетического наследия, модифицированного воздействием культуры. Учитывая, что этот «моральный закон», как говорит Фрэнсис Коллинз, не ставит в тупик науку и психологию, нет никакой необходимости привлекать к его формированию божественное вмешательство.

Но у гипотезы участия Бога в создании морали и альтруизма есть свои проблемы. Так, она не в состоянии сказать точно, какие нравственные суждения вложены в человека Богом, а какие (если они вообще есть) объясняются светскими причинами. Она не объясняет, почему рабство, пытки и пренебрежительное отношение к женщинам и чужакам не так давно считались нормальными, а сегодня рассматриваются как безнравственные. Ведь если гипотеза верна, то данная Богом мораль должна оставаться постоянной во времени и пространстве. И наоборот, если мораль отражает пластичную общественную надстройку на эволюционной базе, она должна меняться вместе с обществом. Так и происходит.

Доказательство Бога от истинной веры и разума

Более хитроумный аргумент в пользу естественной теологии связан с нашей способностью придерживаться убеждений, которые оказываются истинными, от «Лучше держаться подальше от этого льва» до «Завтра утром взойдет солнце». Некоторые теологи утверждают, что эту способность можно интерпретировать только как дар Божий, и такой аргумент имеет некоторый вес в естественной теологии. Для биолога-эволюциониста, однако, «доказательство от истинной веры» представляется настолько очевидно ложным, что невольно начинаешь удивляться его популярности. Возможно, дело отчасти в том, что теологи, приводя этот аргумент, либо не понимают, либо не принимают тот факт, что и культура, и эволюция вполне в состоянии дать нам способность различать истину. Однако этот аргумент продвигает и весьма уважаемый религиозный философ Алвин Плантинга, у которого он облекается в ученый язык, формальную логику и теорию вероятностей и становится весьма убедительным. Но не нужно хорошо знать высшую математику или теорию эволюции, чтобы разглядеть проблемы этого аргумента.

В чем, собственно, он заключается? Если говорить коротко, Плантинга утверждает, что человек никогда не приобрел бы истинные представления о чем бы то ни было без вмешательства Бога. Естественный отбор, говорит он, продвигал только способность наших предков к передаче генов при помощи различных стратегий выживания и размножения. Ему нет дела до того, истинны ли наши представления, какими бы они ни были. Рассматривая, к примеру, когнитивные способности, Плантинга пишет:

Эволюция закрепляет (в лучшем случае) то, что наше поведение в разумной степени соответствует обстоятельствам, в которых обнаруживали себя наши предки; поэтому она не гарантирует нам по большей части верные или правдоподобные представления. Наши представления могут оказаться по большей части верными или правдоподобными… но нет никаких причин считать, что они действительно окажутся таковыми: естественный отбор интересует не истина, а соответствующее поведение.

Важнейшей «истиной», которой, по мнению Плантинги, обладает человек, будет, конечно же, существование христианского Бога и Иисуса Христа, а также спасение, которое можно заслужить только путем поклонения этому Господу. Но Плантинга также утверждает, что без Бога мы не могли бы воспринимать научные истины, в том числе в области биологии и физики:

Бог создал и нас и наш мир таким образом, что существует определенное сродство, или соответствие, между миром и нашими когнитивными способностями. В Средние века говорили об этом так: adequatio intellectus ad rem («соответствие разума реальности»). Основная идея здесь просто в том, что существует соответствие между нашими когнитивными способностями и реальностью, которая рассматривается как все сущее, соответствие, позволяющее нам знать что-то, и даже очень много, о мире – а также о самих себе и о Боге.

В другом месте он пишет: «Способность к познанию Бога есть часть нашего первоначального когнитивного оснащения, часть фундаментального гносеологического установления, с которым мы созданы».

Плантинга утверждает, что естественный процесс эволюции не в состоянии сформировать мозг, способный воспринять истинность эволюции, не говоря уже о любых других идеях. Поэтому он видит здесь дилемму: «Я буду доказывать, что натурализм несовместим с эволюцией в том смысле, что невозможно рационально принять и то и другое одновременно». Сам Плантинга уходит от вопроса о том, принимает ли эволюцию он лично. Похоже, ему симпатична теория разумного замысла.

Итак, здесь мы имеем утверждение, что принципиально важную часть человеческого познания невозможно объяснить естественной эволюцией. Плантинга утверждает, что настоящий наш детектор истины – sensus divinitatis («чувство божественного»), вложенное в человека – и только в человека – Богом как часть нашего сотворения по его образу и подобию. (Эта идея исходит еще от Жана Кальвина, которого Плантинга очень уважает.) Это, очевидно, все тот же аргумент «Бога пробелов», который, по мнению Плантинги, согласовывает науку с религией: