Ген хищника - Юлия Фёдоровна Ивлиева

имеющий, а всех остальных признает…

– Тварями дрожащими… – автоматически договорил Самбуров. – Но Раскольников раскаялся, сам сдался…

– Не мети все под одну гребенку, – посоветовала Кира. – Во-первых, все-таки «Преступление и наказание» художественное произведение. Как сказал бы мой любимый психотерапевт Михаил Ефимович, «глубоко психологичная художественная литература», но тем не менее придумка, вымысел. Раскольников ставил себя на место «права имеющего» в качестве проверки, которую сам себе придумал. Он не ощущал этого, не принял. А вот если человек действительно ощущает себя «хорошим», «правильным», «имеющим право» и, соответственно, всех вокруг мусором, ничтожествами, недостойными его плевка, то рано или поздно он совершит преступление. Ну или когда представится удобный случай.

Кира с большим аппетитом поглощала солянку и салат, смакуя, запивала чаем, будто не рассуждала о кровавых преступлениях. Заметив настороженный взгляд Григория, она проглотила очередной кусочек и объяснила:

– Да, для врачей, и в том числе психологов, людей нет. Есть пациенты. Это немного отстраняет от них тех, кого они лечат, тех, за кем наблюдают. Резать по живому телу, удалять гнойники, вправлять кости, заставлять вспоминать болезненные события, снова и снова погружать в индивидуальный кошмар, принуждать выходить из зоны комфорта непросто. Поэтому и необходимо некоторое отстранение. Достигать поставленной цели приходится жестокими методами. Манипуляциями во имя интересов пациента, – пояснила Кира, несколько поспешно.

– Ты оправдываешься!

– Вовсе нет.

– Так вот как ты живешь? Вот так издеваешься над людьми! Ты не считаешь их себе подобными, – хмыкнул Григорий. – В этом есть что-то от детской жестокости. Отсутствие сопоставления своих страданий и чужих.

– Не передергивай, это лишь словесные игры… – Кира отложила салфетку.

Выходя из ресторана, она бросила тоскливый взгляд в сторону моря. От входа в «ЛаЛуну» его еще не видно, но Кира точно знала, что оно там, и чувствовала его запах, слышала шум, улавливала зов.

– Заедем, – пообещал Самбуров, – я и сам бы прогулялся по набережной. Закончим только дело.

Нужный им адрес они искали долго. Навигатор водил по улицам поселка Орел-Изумруд словно по пустыне, по тропинкам, которые давно замело. Он прокладывал дорогу напрямую через сады и огороды, перескакивал сквозь трассу, разделенную отбойником, предлагал перекрытые бетонными плитами и домами тропки.

Солнце уже превратилось в красный диск, собравшийся скатиться за горизонт, когда они нашли нужный дом. Старый и ветхий, полуразрушенный и пустой. Если дом и навещал кто-то, то делал это нечасто. Они прошли через калитку, закрывавшуюся на веревочку, потоптались во дворе. Самбуров обошел дом.

– Одно окно выбито, другое закрыто пленкой. Здесь никто не живет, – заключил подполковник.

Кира оглядела двор, заваленный велосипедами, мопедами и деталями от них.

– Пошли к соседям, – решила она. – Как там мать Аниты зовут? Не помнишь?

Они заглянули в личное дело девочки и перешли к соседнему дому.

Там разруха была аккуратно прикрыта новыми строительными материалами. Дом хоть и старый, но с двух сторон запакованный в современные пластиковые панели. Начали приводить в порядок, но или деньги кончились, или что-то не получилось с ремонтом. Территория, обнесенная столбами и сеткой-рабицей. Двор прибранный, аккуратный, даже цветы растут.

– Мы можем увидеть Алину Саламатовну Хакимову? – прокричала Кира мужику, курившему на крыльце. Растянутая майка и трико еще с советских времен демонстрировали обрюзгшее тело.

– И сам бы поглядел, – буркнул мужик, лениво почесав пузо. Разглядев корочку Самбурова, он хмуро покосился в сторону: – Калитку толкайте сильнее, ржавая она, тяжело открывается, и заходите.

Самбуров навалился, металлическая преграда жестко скрипнула и распахнулась.

Чуть ли не след в след за ними зашла женщина. В шелковой косынке, повязанной на седых волосах концами назад, и с удивительно спокойным взглядом, в котором были обреченность и смирение. В руках она несла большую тряпичную сумку с продуктами, из той торчала петрушка и палка колбасы.

– По твою душу пришли, – как-то злобно проговорил мужик. – Поди, младенцев, тобой убиенных, посчитали.

Самбуров предъявил женщине документы, та едва взглянула на них.

– Алина Саламатовна?

– Я самая, – согласилась женщина. – Пойдемте в дом, чаем угощу.

Ни удивления, ни испуга. Обреченность и смирение.

Кира прошла в дом первой, сразу за Алиной, едва расслышала, как хозяйка бросила мужику: «В порядок приведи себя, постыдись». И наградила того таким убийственным взглядом, что Кира опешила, а мужик исчез, она даже не успела заметить куда.

К их удивлению, в доме оказалось идеально чисто и прибрано. Через окно на кухню проникали лучи закатного солнца. На подоконнике и в напольной подставке-пирамидке густо пестрели цветы. Не самая дешевая кухонная мебель, сшитые на заказ шторы и пол, покрытый плиткой.

Женщина нажала на кнопку чайника и достала чайный сервиз. Хороший сервиз, и здесь пользовались им постоянно, не по праздникам.

– М-м-м, с мятой, – обрадовалась Кира. – И, кажется, с душицей?

– Верно, – улыбнулась хозяйка. – Люблю всякие травки.

Самбуров открыл рот, чтобы задать вопрос, но Кира его остановила и спросила:

– Скажите, Алина Саламатовна, когда вы последний раз видели свою дочь?

Самбуров покосился на чашку с ароматным дымящимся чаем и смиренно предоставил инициативу в разговоре девушке.

– Давно не видела, с полгода точно. И до этого почти с год не приезжала она. Не любит сюда приезжать. С отцом, наверное, живет. Важной птицей стала. Зачем я ей? Даже не мать. – В голосе женщины сквозили горечь и печаль.

– Вы знаете кого-то из ее друзей? С Андреем Крякиным они с детства дружили. Сейчас тоже общаются?

– Дружили. С Андрюшей они хорошо дружили. У него родители… не шибко-то им занимались. Так он у нас почти все время находился. Ночевал даже частенько. Вон и по сей день забора-то между нашими дворами, считай, нет. У Анитки не было друзей, не контактная она, как ей в школе написали. Вот только Андрей и был другом. Думаю, да, до сих пор общаются. Уж не возьмусь судить, что у них. Мне Аня-то никогда особо не доверяла. Да и не было у нее таких уж девчачьих забот и секретов. Но с Андреем они держались друг за друга. Он после школы уехал сразу и приезжал уже не к родителям, а, наверное, к Ане и по делам каким-то.

– А родители Андрея? – подал голос Самбуров.

– Так померли давно. Спились. – Алина Саламатовна пожала плечами. – Андрей даже на похороны не приехал. Денег только перевел. Вон и дом стоит, рушится. Хоть перевести бы его на кого, чтоб жили.

– Ух, как вкусно! – Кира с удовольствием пила чай и по-честному хвалила хозяйку. – А вы, получается, Андрея хорошо в детстве знали. Каким он был?

– За-ня-тым! – по слогам произнесла Алина и улыбнулась довольно и серьезно. Она махнула в окно, через которое виднелся кусок соседского двора,