По следам Александра Великого - Александр Петрович Харников

и медицинское образование у меня было несколько своеобразное – в основном практическое, с минимумом теории. Но к чему может привести вспышка дизентерии или холеры, я догадывался. Поэтому мы с Федором Федоровичем набросали проект приказа, в котором обратили внимание на соблюдение правил гигиены и на наблюдение за личным составом подчиненных адмиралу войск и экипажами кораблей. Не забыли мы и о профилактике – сейчас в Средиземноморье уже поспели овощи и фрукты, так что витаминов вполне хватало, и судовым медикам было прямо предписано ввести в рацион лимоны и апельсины, побольше налегать на лук и чеснок и внимательно следить за сохранностью провизии.

А команду испанской шхуны велено было отправить на остров Лазарето[65], расположенный неподалеку от Корфу. В нем в свое время находился лепрозорий для прокаженных, а во время оккупации Ионических островов французами – укрепленный карантин. Потом, после взятия Корфу, там расположился госпиталь для русских и турок. Сейчас же мы использовали помещения госпиталя как карантин для больных инфекционными заболеваниями.

Я отправился домой, размышляя, на какие еще подлости пойдут британцы, чтобы сорвать наше наступление на их владения. Зная поганый нрав обитателей Туманного Альбиона, нам следовало все время быть начеку и быть готовыми к любым неприятностям.

Историческая справка

Медицинская служба на кораблях

«Как можно жить в таких условиях?» – задал бы подобный вопрос любой здравомыслящий человек, ознакомившийся с условиями обитания моряков парусного флота в начале XIX века.

Действительно, трудно себе представить, что чувствовал матрос 100-пушечного корабля, запертый в деревянной коробке длиной 57 метров, шириной 16 метров и высотой 9 метров (реальная высота – 6,5 метра). Экипаж же такого корабля был в среднем 800–900 человек.

Историк русского парусного флота Веселаго писал: «Многочисленные заболевания и ужасающая смертность между нижними чинами считались делом неисправимым. При сравнительно лучших гигиенических условиях береговой жизни тогда и в кронштадтском госпитале ежедневно умирало до двадцати человек, а на судах, вышедших в море, численность заболеваний и умерших возрастала с каждым днем плавания… Причиной подобных печальных явлений, общих на тогдашних судах, были нечистоты, испорченный воздух жилых помещений, одежда матросов, существенную часть которой составлял пропрелый от неизбежной сырости полушубок, затем испорченная вода и дурная провизия. Несмотря на заботы Петра I о доставлении на суда провизии в бочонках и мешках, ее продолжали доставлять в рогожных кулях, гниющих от сырости и портящих находящуюся в них провизию. Солонина держалась в бочках больших размеров, которые, оставаясь продолжительное время откупоренными, заражали воздух, чему пособлял еще крепкий запах трески, употреблявшейся матросами…

Пресная вода содержалась в бочках больших размеров, которые, оставаясь продолжительное время откупоренными, заражали воздух… Пресная вода, содержавшаяся в деревянных бочках, после недолгого плавания портилась и приобретала отвратительный вкус и запах гнилых яиц. Зловоние в нижних палубах увеличивалось гниющей в трюме водой и отчасти раздаваемой на руки матросам недельной порцией сухой провизии и масла, которую хранили они в своих сундуках или в койках, постоянно остающихся внизу…»

Такое происходило не только на русском флоте, но и во флотах всех европейских стран. Смертность от болезней была огромная, но флотское начальство относилось к этому как к неприятной вещи, с которой волей-неволей приходилось мириться.

Первыми, однако, забили тревогу британцы, чей флот был сильнейшим в мире и, соответственно, нес наибольшие небоевые потери.

Британское Адмиралтейство приняло необходимые с его точки зрения меры: палубы кораблей стали ежедневно мыть с уксусом, ежевечерне проветривать подпалубные помещения, процеживать питьевую воду, процеживать морскую воду для мытья палуб, добавлять можжевеловый раствор в воду, ежедневно проветривать и сортировать продукты на камбузе.

Если же на корабле все же вспыхивала эпидемия, то флотское командование принимало экстраординарные меры. Весь корабль полностью мыли с уксусом. Затем его заводили на чистый берег на кренгование. Весь балласт сгружался и выкидывался либо в море, либо в реку. Судно заполняли новым, чистым балластом, причем перед укладкой его промывали чистой пресной проточной водой.

Грязная одежда также считалась источником инфекций. Ее стирали два раза в неделю. Поскольку мыло в те времена было роскошью, вместо него часто использовали выпаренную на три четверти мочу и морскую воду. Как только корабль достигал источника пресной воды, то устраивалась большая постирушка: одежду развешивали на веревке, натянутой поперек берега и опущенной в воду. В таком виде вещи оставляли на сутки, чтобы течение реки хорошенько ее прополоскало.

А как британские судовые медики боролись с болезнями и смертностью на кораблях? По-разному, но все же постепенно выправляя создавшуюся ситуацию.

Главной болезнью, забиравшей ежегодно тысячи человеческих жизней, была цинга, или, как ее тогда называли, скорбут. Смертность от нее превышала смертность от дизентерии и лихорадки вместе взятых! Тогда считалось, что цинга возникает от сидячего и лежачего образа жизни, поэтому больных заставляли… бегать с ядром по палубе, чтобы разогнать кровь.

В 1779 году доктор Вест-Индской эскадры Гилберт Блейн с согласия адмирала Роднея приказал добавлять в казенный грог по 2/3 унции[66] лимонного сока на порцию. В результате эскадра избежала эпидемии цинги. С тех пор военные моряки королевского флота получили прозвище «лаймиз» («лимонники»), оставшееся за англичанами до сего времени.

В русском флоте тоже имелись средства для борьбы с цингой. Это были клюквенный сок, кислая капуста, сушеные дрожжи, горчица, лук, чеснок, солодовый и еловый экстракт. При первой же возможности командиры кораблей организовывали во время стоянок добычу фруктов и овощей, у местных жителей покупали «живые консервы» – домашних животных и птицу.

Особо надо рассказать о судовых медиках, которые имелись на кораблях королевского флота. В Британии, чтобы получить должность военно-морского хирурга, нужны были три года практики на берегу. Будущие врачи проходили курсы по анатомии, фармакологии, уходу за больными в одном из госпиталей. Отработав три года, молодой хирург отправлялся в Лондон, в Колледж Хирургов, на сдачу экзамена. В зависимости от результатов экзамена соискатель получал диплом либо корабельного хирурга (ship’s surgeon), либо помощника хирурга I, II или III класса. Колледж также выдавал соискателю список хирургических инструментов и список обязательных лекарств. Эти инструменты и лекарства хирурги были обязаны приобрести за свой счет. В начале войны имеющиеся запасы сверяли со списком и за нехватку карали аннулированием диплома.

Привилегированное положение судового медика подчеркивалось еще и тем, что он имел на корабле отдельную каюту, расположенную чаще всего на орлоп-деке, ниже ватерлинии. Это была очень тесная комнатка с одним или двумя рундуками, низким потолком и небольшим столом для инструментов. Во время