Тайная семья босса (СИ) - Лорен Лена

Небо начинает давить на меня, заставляя невольно сгорбиться от его тяжести. Глаза застилает пеленой. Обрывки воспоминаний стрелой врезаются в память и распространяются подобно зловредным микробам. Задумавшись, я представляю себе образ Бобби, медленно приближающуюся ко мне под лучами света.

— Не верю своим глазам! Как ты здесь оказался? — спросила она с ослепительной улыбкой на губах и с излишним удивлением, отчего мне даже показалось, что вопрос был задан не мне.

Я огляделся по сторонам. Не увидев никого в коридоре, развел руками.

— Маленькая неосторожность, — ответил я небрежно.

Девушка закусила губу, долго рассматривая меня с ног до головы. Положив подбородок на рукоять своего костыля, она обратила внимание на под ноль бритую часть моей головы, но даже не испугалась, когда увидела омерзительные рубцы на ней.

— А это что? 

Я машинально дотронулся до шрамов и протяжно хмыкнул, словно забыл о том, что забывать мне больше нечего.

— А это мне освобождали место под новую память. Старая пришла в негодность.

Девушка ахнула в изумлении.

— Ты ничего не помнишь?

— Ничего.

— Совсем? — не унималась она, проявляя любопытство.

— Совсем, — повторил я.

— А прогнозы какие?

Я глубоко втянул в себя воздух с примесью сладковатого аромата, исходящего от девушки, и глянул на улицу, где за окном начал моросить дождь.

— Временами дожди и грозы, возможны осадки в виде смутных воспоминаний, — сморозив чепуху, вернул взгляд на нее и увидел, как она протягивает мне свою ладонь.

— Меня зовут Бобби, а тебя?

— Хотелось бы придумать что-то необычное под стать ситуации, но мне говорят, что меня зовут Владислав, — произнес я имя по слогам, чтобы ей легче было запомнить его, и слегка сжал ее мягкую ладонь.

— Влад, — проронила она вслух красиво и нежно, и с момента своего второго дня рождения я впервые позволил себе улыбнуться.

Нет... Не может этого быть...

Вот кому было в угоду мое состояние, но зачем? Какой в этом смысл?

— Но каково же было мое удивление увидеть ту самую Бобби в том же центре, где проходил лечение ты, — продолжает отец, и тогда образ Бобби рассеивается. — Я навел кое-какие справки об этой девушке. Она в самом деле попала в аварию, ваша встреча была чистой воды случайностью, но все, что она рассказывала тебе о себе, было слегка искажено. В детстве она действительно обучалась в балетной школе. Ввиду своей уникальной внешности ей даже пророчили большую сцену, но жажда быстрой славы и легких денег поставила под удар ее будущую карьеру. Она и впрямь достаточно быстро прославилась в нашем городе, но далеко не за счет балета. В пятнадцать лет Роберта ушла в стриптиз. В пятнадцать! Ты можешь себе это представить?

Отец всплескивает руками от негодования, как будто он сам впервые это слышит.

А я... Я глубоко поражен...

— Но это только начало ее пути. Дальше последовала кокаиновая зависимость и переквалификация из стриптизершы в проституки. Дурная слава следовала за ней по пятам, и ее нисколько это не смущало, но, когда родители узнали о том, какими делами промышляет их единственная дочь, они поставили ей ультиматум — или прохождение лечения от наркозависимости, или с глаз долой из сердца вон. Думаю, ты понимаешь, что она выбрала. В Нью-Йорке она хоть и начала жизнь с чистого листа, но ее прошлое далеко не такое радужное, каким она тебе его описывала.

Крыша едет.

Я решаю, что сидя на земле, до меня быстрее дойдет смысл того, что сказал мне отец.

Спиной откидываюсь на колесо внедорожника, вытягиваю ноги, а затем, смотря в одну точку, напрочь утрачиваю способность двигаться, слышать и даже мыслить логически.

Мысли если и посещают меня, то все они настолько сбивчивые, что дезориентируют меня.

Бобби пять лет была частью моей жизни, а выходит так, что я толком о ней ничего не знаю.

Но причина отказа в переезде ко мне теперь не кажется такой надуманной. Наверное ей было стыдно возвращаться туда, где в свое время она приобрела дурную репутацию. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я все равно не понимаю, как ты провернул это, — пробормотав, хватаюсь за голову, чтобы не дай бог она не взорвалась.

— Когда ты вернулся в Россию, естественно, я переживал за тебя. Мне казалось, что ты потерял себя, но ты прислушался к моему совету и обратился за помощью к психологу. Я знал, что ты подойдешь к поиску специалиста достаточно избирательно, и у меня не было никаких сомнений, что ты выберешь именно Жанну, потому что на твоем месте, я сделал бы точно такой же выбор.

Правда заламывает мне руки, а сознание словно в центрифуге вращается.

Я резко поднимаю глаза на отца, тот виновато опускает взгляд в землю. Мне с трудом верится в реальность происходящего, но, похоже, отец не врет.

— Стоп, Жанна? Ты подговорил ее? — рявкнув, я вскакиваю на ноги, с трудом удерживаю себя, чтобы не сорваться. — Ты совсем спятил уже? Ты нанял ее, чтобы она промыла мне мозги?

Отец тяжко вздыхает, хватает ртом воздух и тыльной стороной ладони стирает пот со лба.

Медлит, гад. Ищет себе оправданий.

— Нет, конечно! — возмущенно протягивает. — Жана проделывала свою работу профессионально и совершенно непредвзято. Так, как и должен проводить работу психолог. Она не вмешивалась с советами, которые не пошли бы тебе на пользу. Она давала тебе только те рекомендации, которые считала правильными, иначе в первый же день она бы настоятельно порекомендовала тебе расстаться с Бобби и присмотреться к Юле, но Жанна не знала всего того, что не так давно мне довелось узнать о Роберте. Да, она делилась со мной некоторыми моментами, например, есть ли сдвиги в твоем выздоровлении, но по-другому бы я не мог понять, что происходит с тобой. Она просто стала связующим звеном, иначе о жизни сына я ничего не разумел бы. Ты же бойкотировал меня все эти годы. Сколько бы я не предпринимал попыток сблизиться с тобой, все они были проигнорированы тобой.

Мне мерзко.

Я морщусь с силой, сдерживаю тошноту, поднимающуюся по горлу. Ощущение, будто вставили нож в спину по самую рукоять и прокрутили лезвие по кругу.

— Я в шоке! Все вокруг врали мне! Постоянно! — я хватаюсь за голову. Согнувшись, цепляюсь в волосы, в безысходности желая вырвать их с корнями. —  Все смотрели мне в лицо и нагло врали! Так может, еще кто-то есть? Может быть, в автосалоне тоже работает твоя шестерка, которая докладывает тебе, что я съел на обед и сходил ли я в туалет? — выпрямившись, я харкаю желчью через плечо. — Ты вновь меня разочаровал!

Пока я раздирал свою глотку неуемным рыком, непроницаемая маска на лице отца дала первую трещину, а впоследствии развалилась на куски, демонстрируя мне возмущение и обнажая отчаяние, сменяющееся искренним раскаянием.

Со страдальческим видом он подходит ко мне и разводит руками в разные стороны, словно решил добровольно подставить себя под расстрел.

— Да, сынок, я виноват перед тобой! Но таким образом я лишь приглядывал за тобой, и на тот момент отчета о проделанной работе с Жанной мне было достаточно. Меня устраивало то, как ты борешься со своими страхами, и меня полностью устраивало то, что ты не видел будущего с Бобби, исходя из твоих собственных размышлений о ваших отношениях, поэтому более я не вмешивался в твою жизнь. Ты бы даже не узнал об этом, если бы я не решился открыть тебе глаза на всю правду.

С нарастающим раздражением и отвращением я стискиваю челюсть. До хруста и боли.

— Но ты все же решил вмешаться в мою жизнь.

Отец дерганным движением проводит рукой по своим седым волосам. Глаза его блестят от влаги, зрачки бегают туда-сюда.

Кажется, нервы сдают и у него.

— Мне пришлось. Ты же около года не посещал психолога. Я потерял единственную нить, связывающую меня с тобой. Я не знал о тебе ровным счетом ничего, на мои звонки ты не отвечал, с Октавией общался неохотно. Что мне еще оставалось делать? — кривит он рот и с предосторожностью продолжает: — Тогда я вспомнил твои слова о предсмертной агонии и выдумал историю о смертельной болезни, чтобы хоть как-то повлиять на тебя. Только так я смог увидеться с тобой.