Клеопатра: История любви и царствования - Юлия Пушнова

В палатке собрались все те, кто мог решить исход приближающегося боя. Первым взял слово Деллий, ближайший друг Антония. «Странно, – отметила про себя Клеопатра, – Антоний, должно быть, совсем устал, если не начинает сам совет. Или случилось что-то такое, о чем я еще не знаю?» Но Деллий начал не со стратегических вопросов: «Я хочу обратить твое внимание, Антоний, на некоторые обстоятельства, о которых мы предпочитаем умалчивать. В лагере умирают десятки солдат каждый день. Мы не можем остановить болезни. Лекари не справляются даже с самыми легкими недугами, условия слишком сложные. От малярии, дизентерии нет спасения. Людям не хватает воды и хлеба. Причем, по сведениям из вражеского лагеря, туда регулярно поступает провизия. Солдаты готовы дезертировать, даже не опасаясь смертной казни. Среди твоих воинов поселилось отчаяние. Греки, на которых мы возлагали надежды на помощь продовольствием, забыли, наверное, что являются подданными Рима. Они не желают голодать только из-за того, что желудки солдат пусты. Мы рискуем нажить себе еще врагов, кроме тех, кого уже имеем».

Следующим выступал командир пехотинцев, на которых Антоний возлагал большие надежды: «Агриппа, которому мы так неосторожно отдали Корфу, захватил уже большую часть твоих фортов, Антоний. Под его властью теперь греческие Левкада, Итака, Кефалления, Коринф, Закинф. Переметнулась к нему и Спарта. Пока еще хранит тебе верность Крит, но мы не может рассчитывать на его помощь, так как среди жителей есть и твои соратники, и противники. Из всех позиций только одна осталась достаточно надежной – залив на юге Пелопоннеса. Боле того, только что донесли, что Октавиан собирается пересечь море и продвинуться в залив, где стоит на якоре твой флот. Пора принимать решение, Антоний. Мы можем быть блокированы и оказаться осажденными в своем же лагере».

Клеопатра понимала, что никакое решение не сможет сейчас кардинально исправить положение. Единственное оружие оставалось у нее – смех. Она шутила и продолжала шутить даже в безвыходной ситуации. Антонию это поможет не упасть духом, а ей – заглушить голос разума. Она мстила этим Октавиану, до которого доходили слухи о ее насмешках над ним – победителем! Даже теперь, когда опасность приняла вполне осязаемую форму и Антоний не нашел, что ответить свои военачальникам, она стала отпускать в адрес и самого Антония, и Октавиана полуприличные шутки, до того остроумные, что даже хмурые солдаты улыбнулись. Но одно дело – поднять боевой дух, другое – предотвратить катастрофу. Этого уже не мог сделать никто.

Антоний, казалось, очнулся от долгого необъяснимого сна: «Воду мы добудем из того источника, откуда берет воду Октавиан. Надо захватить источник. Я приказываю совершать ежедневные набеги на лагерь противника, вызывая его на мелкие стычки, в результате которых мы будет расшатывать его силы. Я знаю о малярии и других болезнях, Деллий. Сейчас, летом, вода станет заразной и опасной для нас. Поэтому будем брать ее с гор, форсированным маршем. Заставлять работать можно не только уговорами и деньгами. Есть и кнут для тех, кому не нравится работать»

Расчет Антония оказался неверным. Ежедневные набеги нисколько не тронули Октавиана. Он просто не выпускал за ворота лагеря ни одного из своих солдат, игнорируя противника. Не хватало людей и мулов для тяжелой работы по добыванию продовольствия и воды. Союзники переходили в лагерь врага не по одному, а целыми группами. А Октавиан, радуясь, провоцировал дезертиров, подбрасывая в лагерь Антония письма с призывом воспользоваться его гостеприимством.

А Клеопатра по-прежнему смеялась, презирая опасность. Она уверенно повторяла, что если они проиграют войну на суше, то потом обязательно выиграют на море. Корабли Октавиана, стоящие на другом конце залива вызывали приступ нового веселья. Они напоминали ей детские кораблики, в которые так любили играть ее малолетние мужья. Она ни разу не показала присущую любой женщине слабость, ни разу не пожаловалась на недомогание, хотя врачи часто заглядывали к ней в палатку.

Солдаты по-разному реагировали на поведение царицы. Одни с воодушевлением слушают ее и поддерживают, другие – начинают верить Октавиану и говорят о колдовском влиянии на Антония и всех, кто ее окружает. Не ради ли благополучия царицы Египта идут они сейчас на смерть? Может быть, лучше сейчас им будет у Октавиана? Он восстановил порядок в Риме, он щедро платит своим легионерам, они не голодают и не испытывают мучений походной жизни.

В конце концов, к Октавиану уходит самый близкий и верный соратник Антония Агенобарб. И над ним смеется царица, отпуская вслед шутки, она даже приказывает отнести предателю мешок с личными вещами и ценностями, который тот бросил во время побега. «Старый похотливый козел, тебя в Риме ждет молоденькая шлюха! Вот ты и предал своих солдат! Твое место у ног проститутки, а не в военном лагере, где привыкли побеждать и не жаловаться на опасность!» – кричала она, и эти слова, умножая неприличными эпитетами, передавали по лагерю. Все знали, что старый вояка не захотел преклонять колен перед Царицей царей, с неодобрением относился к ее влиянию на Антония. Она отстраняла его от принятия важных решений и даже от участия в совете. Теперь он был тяжело болен и умер сразу по прибытии в лагерь Октавиана. Ему посчастливилось не услышать потока оскорблений от бывших соратников.

После ухода Агенобарба дезертирство стало массовым. Антоний запретил даже шутить по этому поводу. Узнав, что к Октавиану собрались двое из подчиненных ему командиров, он приказал учинить публичную казнь на глазах у всех солдат. Это, однако, не останавливало тех, кто хотел остаться в живых в результате войны.

«Если так пойдет, – сказал Антоний однажды. – Октавиан победит меня без сражения. Я окружен предателями и военными преступниками».

Он как в воду глядел. На следующий день его пытались похитить несколько проникших в лагерь вражеских лазутчиков. Если бы не быстрая реакция и не способность быстро бегать, ничто не помогло бы Великолепному. Как удалось врагу проникнуть через все посты? Антоний не стал выяснять этого, так он был потрясен происшедшим.

Он был в ловушке, и выход остался один – бежать. Бежать как можно скорее. Попытаться спасти хотя бы жизнь царицы.

... И снова военный совет. Сколько их было уже за эти шесть месяцев. Клеопатра чувствовала себя вполне уверенно среди мужчин, каждый из которых считал, что именно его план будет единственно победоносным. Она знала главное, какое бы решение ни приняли сейчас эти мужчины, она, слабая женщина, сумеет этой же ночью переиграть все так, как удобно ей, Великолепной и Божественной.

На совете теперь только пятеро самых преданных Антонию военачальников: умный и смелый Канидий, Соссий, Октавий и Попликолпа, выступающие за морское сражение, и Деллий. С именем Деллия у Клеопатры и, конечно, у Антония связаны были самые яркие воспоминания. Это он организовал когда-то их встречу в Тарсе, участвовал во всей их жизни и был в курсе тонких хитросплетений сложных взаимоотношений возлюбленных. Он участвовал и в военных походах, и в оргиях «Неподражаемых».

Почти все присутствующие высказались за решающее сражение на суше силами всадников при поддержке армии гетов. Клеопатра стала возражать сразу и весьма решительно. «Войну можно выиграть только на море, – утверждала она, – необходимо прорвать блокаду Октавиана». Она продумала сложный, но логичный с виду план, в котором было место и сухопутным войскам, и флоту. Организована была даже охрана Александрии, хотя Египет был неприступным еще при первых Птолемеях. Канидий посмел возразить царице и предложил, напротив, уступить море Октавиану и попробовать численным преимуществом победить на суше.

Клеопатра не сдавалась. Она решила организовать сражение на море, и пусть попробует кто-нибудь переубедить ее! Флот – самая сильная часть армии. Она сама проследила за его оснащением. Сейчас ее корабли похожи на плавучие крепости! Тем более что ее план менее дорогостоящий и позволяет сохранить обе части армии.

Антоний колебался. Ему в принципе не нравился план морского сражения, но аргументы царицы не выглядели неубедительными, и в большинстве своем они были справедливы. И потом, еще ночью, готовясь к сегодняшней битве с мужчинами, Клеопатра намекнула, что если он примет не ее сторону, то от него вновь потребуют отослать любимую жену. «Я не могу оставить тебя, любимый. Я живу только рядом с тобой. Когда тебя нет рядом, солнце престает светить, не радует свежий ветер с моря. Я умираю днем, ночью, я умираю медленно и мучительно, – шептала она, целуя Антония. – Если ты задумаешь отослать меня, то сначала прикажи убить, как только я скроюсь с твоих глаз, или я убью себя сама». Антоний слушал и понимал, что он чувствует то же самое. Клеопатра стала частью его самого, частью столь важной, что отказаться от постоянного присутствия жены он уже не может.