Клеопатра: История любви и царствования - Юлия Пушнова

«Я подтверждаю слова Октавиана. Того гражданина зовут Планк, и он имел наглость заказать одному из ремесленников скульптуру Антония. На черном гранитном цоколе он приказал выгравировать надпись “От Блюдолиза – Антонию Великому, служителю Афродиты, Неподражаемому”».

Теперь шепот среди сенаторов перерастал в грозные раскаты. «Это позор! Разврат! – слышались крики. – К ответу блудника!»

Октавиан понял, что первая, пусть маленькая, победа на его стороне. Необходимо было поставить значительную точку под сегодняшним разговором:

«Антоний вызвал также негодование против римского народа, когда в цепях провел во время своего триумфа могущественного царя Армении. При этом он не вернул Риму даже половины того, что добыл в войне против парфян и армян. Все ушло в сокровищницы Египта. Рим только теряет авторитет, но не приобретает взамен ничего. Я надеюсь, что в ваших сердцах не осталось сомнений. Теперь мне не придется убеждать вас в опасности, грядущей от Царицы царей!» Октавиан специально повысил голос на последних словах, наблюдая за реакцией сенаторов. Да, это успех! Все присутствующие сегодня на тайном заседании на его стороне. Отныне они его верные сподвижники в борьбе против Антония и его любовницы.

Октавий скрыл от сената, что особенно его пугало признание Цезариона законным сыном Юлия. Ведь это ставило под сомнение право самого Октавиана быть преемником Цезаря и его политического наследства.

«В связи со столь сложными обстоятельствами я прошу предоставить мне особые полномочия для ведения государственных дел». Он уже знал, что никто не проголосует против. Теперь он уверен в будущей победе...

Не все сенаторы были согласны с Октавианом. Они, может быть, и взбунтовались бы, но трусость не позволяла им даже организовать заговор, хотя он мог бы при создавшейся ситуации увенчаться успехом. Более того, энергичные действия Октавиана заставили консулов покинуть Рим, где они не видели никакой поддержки со стороны армии. Наиболее целесообразным в их положении было уехать на Восток к Антонию, куда отбыла также почти половина сенаторов, около четырехсот человек. Почти все правительство страны оказалось на Востоке. Так уже было когда-то при Цезаре. Тогда Помпей бежал с частью сената.

Октавиан мог бы быть доволен таким положением вещей, но оно было слишком неожиданно и застало политика врасплох. Чтобы оттянуть время для решительного шага, он заявил почти спокойно: «Консулы покинули Рим с моего ведома и согласия. Каждый, кто желает последовать их примеру, может не опасаться за свою жизнь и имущество».

В Римском государстве наступило сложное время власти двух правительств, одинаково незаконных и законных. Управление сильнейшим и огромным государством велось одновременно из Рима и Эфеса.

Подготовка к последней войне

Тем временем отношения Клеопатры и Антония развивались бурно, по одним им присущим законам. Царица, для которой были всегда важнейшими слава, сокровища, титулы, теперь вся сосредоточилась только на Антонии, который забрасывал ее подарками. Он дарил ей детей, деньги, земли, свою любовь и практически неограниченную власть. Она дышала Антонием, жила только его жизнью. Она была ослеплена своей страстью, которая заставляла ее не только дарить незабываемые в своем великолепии ночи любви, она открывала свою любовь всему миру. Рядом с ее скульптурами вставали скульптуры Антония. На монетах появлялись два профиля, похожие как профили близнецов, – профили Антония и царицы. Она пыталась здесь слиться с возлюбленным настолько, насколько только это было возможно. Мир для нее замкнулся на Антонии, и она уже не отдавала себе отчета в том, что становится уязвимой и делает уязвимым Антония. Зачем беспокоиться по поводу резких оскорбительных выпадов Октавиана, который коллекционирует сообщения об их экстравагантных выходках, зачем беспокоиться о мнении Рима по поводу образа жизни одного из виднейших политиков мира? Антоний и Клеопатра смеялись над этим. Свою любовь, сопровождаемую бесконечными неземными удовольствиями, они швыряют в лицо своим врагам.

На ночных пирах, где обязательно присутствуют супруги, которые, кажется, могут не спать по нескольку суток, царит не просто веселье. Там исполняются неприличные танцы, устраиваются жестокие подчас розыгрыши, рассказываются непристойные анекдоты из жизни римских политиков. Царица преуспевает во всем этом. Откуда берутся силы у этой женщины одновременно с оргиями готовиться к следующему военному походу, который она планирует вести вновь на Армению.

Рядом с Великолепным всегда двое советников, настроенных категорически против Рима, – Тимаген и Алекса. Это два невероятно умных человека, поддерживающих политику Клеопатры. Во дворце опорой царицы остаются евнухи-министры (как и при Птолемее XII). Она предпочитает сама сопровождать Антония везде – и на совещаниях с военачальниками, и во время бесед с философами, и во время встреч с солдатами. Ни на минуту он не должен скрываться из виду. Она контролирует каждый шаг, удерживает его возле себя, влияет не только на его чувства, но и на его разум.

К сожалению, все это ограничило ее рассудок, который способен был раньше охватить события в самой широкой перспективе, построить планы на дальнее будущее. Теперь ее волновало только то, что замкнуто внутри страны, внутри Александрии.

Клевета Октавиана делала свое черное дело. Он уже не стеснялся в выражениях, высказываясь против Клеопатры. «Эта Клеопатра – просто дешевая шлюха! Нет! Даже шлюхой она не может быть, вспомните, сколько ей лет! Кто может доказать, что Цезарион – сын Юлия? Верить только ее словам – значит признать ее правду во всем!» За несколько недель Клеопатра стала объектом для скабрезных шуток, для откровенной хулы, для потоков ядовитой брани.

Двадцать долгих месяцев продолжалась эта клеветническая кампания. Двадцать месяцев везде, в каждом уголке огромной империи, повторялось, что мир завоюет она – опасная колдунья, занимающаяся магией с детства, преступница, опоившая зельями Антония. Смеялись и отпускали пошлые шутки над тем, что Египтом управляют евнухи-министры. При каждом удобном случае царица якобы произносит одну и ту же фразу, наверняка какое-то заклинание: «Это так же верно, как то, что я покорю Рим!» Ее солдаты носят щиты с монограммой Клеопатры, расплачиваются в Египте монетами с ее изображением, перед ней преклоняют колени сильнейшие, называя ее Царицей царей. Легионеры Антония повинуются каждому ее жесту и взгляду. Как спрут, опутала она весь мир своими щупальцами.

Этот чудовищно страшный образ противопоставлялся образу хрупкой, страдающей Октавии, оскорбленной в своей любви. Она не покинула своего блудливого супруга, продолжая хранить ему верность и воспитывать его детей от двух браков. В свои тридцать семь лет она сохраняла свежесть и изысканную красоту, которая превосходит красоту египтянки. У погрязшего в разврате Антония еще хватает совести присылать к Октавии своих друзей, желающих посетить Рим, а она беспрекословно принимает их, проявляя чудеса гостеприимства, помогая им во всех делах.

Ненависть к Клеопатре и Антонию в римском обществе росла.

Какая женщина, кроме Клеопатры, выдержала бы этот нескончаемый поток оскорблений и часто откровенной лжи? А она просто смеялась и говорила возлюбленному, что презирает врагов, действующих подобным образом. Путь они решатся выступить в открытом бою. Она готова к войне всегда, ведь Антоний обеспечит победу в любой ее борьбе.

Кто решился бы в эти дни сказать Клеопатре, что на ее гордость и рассчитывал Октавиан, расставляя ей ловушку за ловушкой. Она не пыталась оправдаться, и в Риме зрела уверенность, что все слухи о ней соответствуют действительности. Уже из-за этого высокомерного молчания Октавиан получал ощутимые преимущества в борьбе против Великолепной. Он твердо и уверенно вел ее к открытой войне, в которой надеялся нанести окончательное поражение ей и своему извечному сопернику.

В отличие от Клеопатры Антоний не обладал таким долготерпением и, уладив первоочередные дела, возобновив союз с мидийским царем, решил выяснить отношения с Римом. Ответным ударом пока должно было быть письмо оскорбительного характера. Оно произвело такое впечатление на Октавиана, что хранилось в его семье тысячи лет! «С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живешь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или со всеми сразу. Да и не все ли равно, в конце концов, где и с кем ты путаешься?»

Антоний ударил по живому хотя бы уже потому, что раскрывал в письме правду. Октавиан был нечистоплотен в личной жизни. Упомянутую Друзиллу он соблазнил, когда она была на шестом месяце беременности. На глазах у мужа он прямо с пирушки увел ее к себе в спальню, откуда она вернулась через некоторое время с явными признаками бурно проведенных минут. Октавиан потом женился на ней, но постоянно изменял. Со Скрибонией он развелся из-за постоянных приступов ревности с ее стороны. Она бросала в лицо мужу упреки в том, что друзья ежедневно приводят ему девушек и женщин, даже добропорядочных матрон, которых негодяй заставляет раздеваться донага, выбирая их словно рабынь на рынке.