Иного выбора нет - Джордж Блейк

На перроне Казанского вокзала в Москве нас встретили посол Великобритании и сопровождавшие его лица. Теренсу О'Брайен-Тиару, возглавлявшему в то время резидентуру Интеллидженс сервис в Москве, с которым мы стали добрыми друзьями после войны во время работы в Главном управлении, из соображений безопасности посоветовали не встречаться со мной. Позже он сказал, что наблюдал за нашим прибытием к парадному входу из окна посольской мансарды. Нас предупредили о необходимости избегать встреч с представителями прессы, а после возвращения в Англию как можно меньше рассказывать об условиях нашего содержания в корейском плену, чтобы не усугублять положение наших пока еще не освобожденных интернированных товарищей.

Всех прибывших поселили в гостинице «Националь», обедали мы в посольстве. Блеск столового зала, вежливая беседа гостей, изысканные блюда и сервировка резко контрастировали с тем, к чему мы невольно привыкли в последние годы. К сожалению, нам не хватило времени осмотреть город, но зато удалось посетить метро, и оно произвело на нас сильнейшее впечатление. Жизнь тем не менее предоставила мне возможность наверстать упущенное в будущем, но тогда я и подумать не мог, что проживу в Москве много дольше, чем где-либо.

Ранним утром следующего дня специально посланный санитарный самолет британских ВВС унес нас в Западный Берлин. И хотя все мы были более или менее здоровы и не нуждались в медицинской помощи, мы по достоинству оценили этот факт. После недолгой остановки в Берлине наш самолет вновь поднялся в воздух и взял курс на конечный пункт пути.

Спецсамолет ВВС вырулил на стоянку рядом с главным зданием аэропорта Эбингдон. Как только он остановился, группа мужчин и женщин из Армии спасения разразилась гимном «Восславим Господа», подхваченным толпой ожидавших нас друзей и родственников. Дверь открылась, и секунду спустя мы стояли, растерянно прижимаясь друг к другу, в дверном проеме и на площадке трапа, залитые мягким светом великолепного весеннего английского дня.

Мы не знали, что нам делать: броситься вниз по ступеням прямо в объятия наших жен, матерей, сестер и братьев, которые и сами нетерпеливо посматривали на поющих, или чинно ждать, пока не замрут торжественные звуки старого гимна. Это пение, столь неожиданное для нас, придало долгожданной встрече дополнительную остроту.

Мы так и стояли, застыв в ожидании, с непокрытыми головами, одинаково одетые в толстые серые пальто, брюки цвета хаки и светло-голубые спортивные туфли.

Мы были первыми пленными, вернувшимися с корейской войны.

Наше возвращение домой в тот чудесный воскресный день в начале апреля 1953 года было первым свидетельством того, что лед, так долго сковывающий мирные переговоры в Паньмыньчжоне, начал таять и наконец-то обозначился конец этой опустошавшей души, жестокой и страшно разрушительной войны.

Вот почему наша встреча носила уже не частный характер, а стала неким событием общественной значимости. Представители Министерства иностранных дел, церковных организаций, не говоря уже об огромном количестве журналистов, фотографов и телевизионщиков, присутствовали при этом и вместе с многочисленными родственниками и друзьями представляли собой довольно внушительную толпу.

Пение гимна подошло к концу, и наша маленькая группка начала спускаться. Я быстро направился туда, где заметил мокрое от слез, но счастливое лицо моей матери, стоявшей в первом ряду, и вот, во второй раз разлученные войной, мы встретились.

Еще только один человек подошел поздравить меня: элегантно одетый пожилой мужчина, совершенно мне не знакомый, который представился как личный представитель шефа разведки. После официальных речей заместителя госсекретаря от Министерства иностранных дел, двух епископов, протестантского и римско-католического, и генерала Армии спасения он отвел меня в сторону, от имени своего шефа поздравил с возвращением домой, передал конверт с деньгами, которые, как он считал, могут понадобиться мне в ближайшие дни, и попросил в следующую среду зайти в Военное министерство, в комнату 070.

Затем последовали суматошные полчаса: нас атаковали журналисты, кино— и телеоператоры, мы говорили что-то в микрофоны, пытаясь в то же время переброситься хоть парой слов с родственниками и попрощаться с друзьями, вместе с которыми пережили столько незабываемых, а подчас и горьких моментов. В конце концов, счастливый, но немного одуревший от всей этой суеты и новых впечатлений, я очутился в машине рядом с моей матерью, тоже счастливой и притихшей, и нас повезли в Ригейт, где она в то время жила. Вечером мы спокойно поужинали вдвоем в ее маленькой, но удобной квартирке и, утомленные переживаниями бурного дня, рано легли спать.

В среду утром я поездом добрался до Лондона и явился в Военное министерство, располагавшееся на Хорс-Гардз-авеню, в одиннадцать часов (вполне приличное время), чтобы, как было приказано, зайти в комнату 070. Эта комната приобрела достаточную известность и хорошо знакома в первую очередь многим британским бизнесменам, торгующим с Восточной Европой, ученым, студентам, музыкантам и всем другим, так или иначе вовлеченным в культурные связи с коммунистическими странами.

Однако в описываемое мною время о ее существовании и о том, чем там занимались, знал весьма узкий круг лиц, и даже я, слышавший о ней ранее, никогда не бывал внутри. Расположенная на первом этаже главного здания Военного министерства, она была отведена для нужд разведки, секретной службы, больше известной как МИ-6. Чиновники этой службы опрашивали там британских подданных, с которыми хотели установить контакт, не открывая им пока, какую организацию они представляют. Следующей комнатой была 050, и ее отделяло от 070 небольшое помещение, где находились секретарши. Комната 050 использовалась для тех же целей службой безопасности, более известной как МИ-5.

Причина того, что меня вызвали сюда, а не в Главное управление, была ясна с самого начала. До тех пор, пока я не буду подвергнут допросу, с тем чтобы выяснить, как это я умудрился попасть в руки коммунистов, и не буду свободен от подозрений, что те обратили меня в свою веру, дорога в «святая святых» для меня закрыта.

Дежурный в мундире с золотыми пуговицами проводил меня по широкому темному коридору до зеленой двери комнаты 070. Войдя, я оказался в просторном помещении, несколько претенциозная обстановка которого (на полу даже лежал толстый красный ковер) явно должна была произвести впечатление на посетителя и внушить ему мысль о значимости тех, кто здесь сидит.

Меня ждали двое мужчин примерно моего возраста. Они подчеркнуто приветливо поздоровались и тут же распорядились принести из соседней комнаты кофе. Было чуть больше одиннадцати, волшебное время, когда вся работа замирает и очаровательные секретарши разносят кофе своим шефам, которые награждают их добродушными шутками, а иногда, в зависимости от отношений, не отказывают себе в удовольствии умеренно пофлиртовать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});