Телефонный звонок с небес - Митч Элбом

(В кадре – Джек Селлерс.)

Д ж е к: Судя по всему, мистер Белфин был причастен к подслушиванию телефонных разговоров и даже вмешательству в них. Мы пытаемся составить более или менее целостную картину. Пока я не могу сказать, каким образом все это осуществлялось. Но дом был буквально набит электронным и компьютерным оборудованием.

А л а н: Нам говорили, что делом заинтересовались федеральные власти. С чего бы?

Д ж е к: Об этом следует спрашивать у них.

А л а н: Инспектор, вам ведь тоже приходили звонки от вашего покойного сына. Как бы вы…

Д ж е к: Моя история не столь уж важна. Сейчас мы пытаемся разобраться в том, что же все эти месяцы происходило в Колдуотере.

А л а н: Реакция тех, кто с самого начала не верил в колдуотерское чудо, последовала достаточно быстро.

(В кадре – лицо протестующего.)

Протестующий: Мы расскажем всем! Люди, неужели вы так наивны? Неужели вы думаете, что можно снять трубку и поговорить с вашими умершими близкими? Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: все это с самого начала и до вчерашнего дня оставалось циничным и гнусным розыгрышем. Повторяю: с самого начала!

(Алан закрывает дверь дома Хораса.)

А л а н: В этом старом фермерском доме и жил Хорас Белфин. Общая площадь участка – пять акров. Почти два года назад он приобрел долю акций похоронного бюро «Дэвидсон и сыновья». Согласно официальным данным, Белфин не был женат и не имел семьи. Это все, что нам известно на данный момент. В последующие часы я еще несколько раз выйду в эфир, чтобы познакомить вас с мнениями жителей и гостей города. Но уже сейчас у нас есть основания усомниться в подлинности колдуотерского чуда…

Два дня спустя. Рождество

Рождественское утро сопровождалось обильным снегопадом, и спозаранку жителям снова пришлось браться за лопаты. Их скрип слышался по всему городу. Чистили подходы к домам, ступени церквей. Из труб поднимались струйки дыма.

Праздничная рождественская служба в церкви «Жатва надежды» одновременно стала и поминальной службой по пастору Уоррену. Местное духовенство во главе с отцом Кэрроллом отдало дань его памяти. Впервые за эти месяцы в церкви появился Элиас Роу. Встав со скамьи, он сказал:

– Что бы сейчас ни говорили о небесах, я знаю: пастор Уоррен их достиг и отныне пребывает там.

Кэтрин Йеллин тоже пришла на службу вместе с Эми Пенн, которую представила как свою подругу, не вдаваясь в подробности. Розовый мобильник лежал у нее в сумочке, но она больше не доставала его каждую минуту и не ждала, что он зазвонит. Прихожане ободряюще похлопывали ее по плечу и говорили: «Все будет хорошо».

Дом Тесс Рафферти был полон гостей: даже ее мать в праздники не собирала столько. Это было больше похоже на торжественное собрание, чем на праздник. Все говорили вполголоса, передавая друг другу блины. Джек заметил, что Тесс поглядывает на старый телефонный аппарат, и улыбнулся. Она тоже попыталась улыбнуться, подавляя желание заплакать.

Салли Хардинг сидел в гостиной родительского дома и смотрел, как Джулз открывает последний из подарков – набор книжек-раскрасок. Их ему преподнесла Лиз, расположившаяся на полу рядом с мальчиком. По случаю Рождества розовая прядка ее волос была перекрашена в зеленый цвет.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил сына Фред Хардинг.

– Нормально. – Салли потрогал повязку на голове и усмехнулся. – Болит только, когда я думаю.

Убедившись, что Джулз погружен в разглядывание книжек, Салли прошел в свою бывшую комнату и закрыл дверь. Родители превратили ее в комнату для гостей, но на стенах по-прежнему висели результаты экзаменов времен его колледжа и несколько фотографий школьной футбольной команды.

Салли достал из кармана смятый конверт, на котором было напечатано его имя. Он вспомнил ту страшную ночь. Бешеное кружение машины, удар… потом берег, куда он неизвестно как выбрался. И «бьюик», медленно уходящий под воду. Салли понимал: нужно добраться до шоссе, но сил не было. Пройдя несколько шагов, он рухнул в сугроб и лежал, пока не услышал сирену «скорой помощи». Кто-то вызвал службу 911. Салли отвезли в больницу, зашили рану на голове и диагностировали сильное сотрясение мозга. Дежурный врач не скрывал своего удивления: очнуться, суметь открыть дверцу тонущей машины и выбраться наружу… О таком он еще не слышал. Сколько времени было в распоряжении Салли? По всем расчетам, не больше минуты.

Салли оставили на ночь в больнице. Проснулся он рано утром. В голове еще гудело. Открыв глаза, он вдруг увидел входящего в палату Джека Селлерса. Тот был в форме.

– Ну как, очухались? – спросил Джек.

– Похоже, что да.

– Что вы мне можете о нем рассказать?

– О ком?

– О Хорасе.

– Немного, – соврал Салли.

– У него там был не дом, а настоящий пункт слежения, – сказал Джек. – Я таких игрушек отродясь не видел. Да и времени их рассматривать особо не было. Где-то минут через двадцать в дом нагрянули федералы. Представляете? Человек десять, если не больше. Оборудование забрали с собой, а нам велели помалкивать.

– А как вы нашли Хораса?

– Он сам позвонил.

– Вам?

– Ну, не лично мне. В пятницу, ближе к вечеру, он позвонил в участок и сообщил о трупе в своем доме. Когда мы приехали, то нашли в подвале, в потайной комнате, труп самого Хораса. Лежал на полу.

– Он что же, покончил с собой? – спросил оторопевший Салли.

– Не знаю. Его федералы тоже забрали.

Салли откинулся на подушку. У него болела и кружилась голова. Хорас мертв. Это он еще понимал. Но если Хорас и есть Эллиот Грей… Думать было тяжело и больно.

Джек полез в карман и достал мятый конверт:

– Я сейчас нарушаю миллионы законов. Это я нашел в его столе. И взял. А иначе забрали бы они… Я так понимаю, у вас были свои счеты с Хорасом. У меня тоже. И еще у нескольких людей, кое-кто из которых мне небезразличен. То, что хотите знать вы, хочу знать и я, но вовсе не обязательно, чтобы об этом узнал весь мир. Надеюсь, вы поняли. Мне и так пришлось нелегко.

Салли кивнул. Джек подал ему конверт. Салли сложил конверт пополам.

– Прошу вас, не показывайте никому. Прочтете дома, когда вернетесь. А потом…

– Что – потом? – спросил Салли.

Джек шумно выдохнул:

– Думаю, вы мне позвоните.

* * *

Салли не торопился вскрывать конверт. Все это время он вспоминал странное видение: спящий Джулз и рядом с ним – улыбающаяся Жизель.

«До чего же он красивый».

«Жаль, ты его не видела… с тех пор».

«Видела. Постоянно».

После этого Салли хотелось ни на секунду не расставаться с сыном, словно это каким-то образом возвращало им и Жизель. Репортер из «Чикаго трибьюн» действительно приехал в Колдуотер, но Салли не стал говорить ни с ним, ни с Элвудом Джупсом, объяснив тот звонок эмоциональным срывом, который вызвало у него телешоу. Этим же он объяснил и свое «выпадение из реальности», погубившее «бьиюк» и чуть не стоившее жизни ему самому. В конце концов оба репортера отстали от него и отправились искать другие источники.

Но сейчас, слушая веселый смех Джулза, который затеял какую-то игру с Лиз, Салли понял: пора. Он был готов прочесть содержимое конверта. Возможно, там он найдет объяснение всему, что столько времени не давало ему покоя.

Салли вскрыл конверт и начал читать.

* * *

Дорогой мистер Хардинг!

Прежде всего я прошу у вас прощения.

Мое настоящее имя, как вы уже знаете, – Эллиот Грей. Я отец Эллиота Грея-младшего, моего единственного сына, с которым вы также познакомились при весьма трагических обстоятельствах.

В тот страшный для вас день я находился в диспетчерской аэропорта Линтон и собственноручно уничтожил записи ваших переговоров с наземной службой. При моих навыках это не составило особого труда.

Мною двигало глупое стремление спасти сына.

Между мною и им многие годы существовала полоса отчуждения. Его мать умерла молодой, когда он был совсем маленьким. Он рос, почти не видя меня. Понятное дело: то, чем я занимался, вызывало у него только неприязнь. Оглядываясь назад, я понимаю, что не вправе его винить. Моя работа была скрытной; мне приходилось принимать чужие обличья. Меня месяцами не бывало дома. Я делал это во имя страны и гордился, что служу своему правительству… Удивительно, как мало эти слова значат для меня сейчас, когда я пишу свое письмо-исповедь.

Незадолго до того злополучного дня я безуспешно пытался встретиться с сыном. Я звонил ему, но он отказывался говорить со мной. На тот момент мне было шестьдесят восемь лет. У меня обнаружили неоперабельный рак. Я чувствовал необходимость положить конец нашему отчуждению и решил просто приехать к нему домой.

К сожалению, Эллиот встретил меня холодно и даже враждебно. По отцовской наивности я думал, что смогу многое ему объяснить и наши отношения более или менее наладятся. Увы, я ошибался. Мои попытки лишь взбудоражили и разозлили его. В таком состоянии он поехал на работу. А через час он сообщил вам неверные данные для захода на посадку.