Секс и эволюция человеческой природы - Мэтт Ридли

Внебрачные птицы

Но мы, самые обыкновенные человекообразные, в пику нашим родственникам-обезьянам выкинули неожиданный фортель. Мы ухитрились заново открыть моногамность и родительскую заботу, не утратив при этом способности жить большими группами, в которых могут сосуществовать множество самцов. Подобно самцу гиббона, мужчина женится на одной женщине и помогает ей выращивать детей, будучи уверенным в том, что именно он является отцом, хотя женщины, подобно самкам шимпанзе, постоянно контактируют с другими мужчинами. У прочих человекообразных подобного сочетания не встречается. Такое же социальное устройство можно обнаружить у птиц. Многие из них живут колониями, внутри которых спариваются моногамно. Если сравнить людей с птицами, можно увидеть и другое объяснение заинтересованности самок в половом разнообразии. Женщине для предотвращения инфантицида не нужно отдаваться сразу многим мужчинам, однако у нее может найтись уважительная причина, чтобы, помимо мужа, отдать предпочтение еще одному тщательно выбранному мужчине. И эта причина несколько неожиданна: обычно ее муж — по определению, не лучший из имеющихся под рукой самцов, иначе как бы он докатился до того, чтобы жениться на ней[71]? Его ценность — в моногамности: он не будет разделять свои усилия по выращиванию детей между несколькими семьями. Но зачем брать от него гены? Почему бы не получить родительскую заботу от него, а гены — от другого?

Строго описать систему спаривания человека очень сложно. Люди в своих повадках удивительно пластичны — в зависимости от расового происхождения, религии, личного благосостояния и условий существования. Тем не менее есть вещи, универсальные для всего человечества. Во-первых, женщины чаще всего стремятся к моногамному браку — даже если общество разрешает полигамию. Если не брать в расчет редкие исключения, они хотят совершить тщательный выбор и — если супруг окажется стоящим — монополизировать его на всю жизнь, получая от него помощь в выращивании детей и, возможно, даже умерев с ним вместе. Во-вторых, женщины не ищут сексуального разнообразия как такового. Конечно, есть исключения, но дамы регулярно утверждают, что в нимфомании нет ничего привлекательного — и нет причин им не верить. Искусительница, проводящая ночь с мужчиной, имя которого она даже не знает — это плод мужских фантазий, вскормленных порнографией. Лесбиянки, освобожденные от ограничений, налагаемых на отношения мужской природой, не живут беспорядочными связями — наоборот, они удивительно моногамны. И все это понятно: сексуальный оппортунизм ничего не дает самкам животных, потому что их репродуктивная способность ограничена не тем, со сколькими самцами они спариваются, а тем, как долго нужно выкармливать потомство. В этом отношении мужчины и женщины различаются очень сильно.

Но в-третьих, женщины иногда изменяют — не каждая внебрачная связь происходит по инициативе мужчины. Хотя дама редко проявляет большой интерес к сексу с «мужчиной по вызову» или с незнакомцем, она (в этом мыльные оперы не врут) вполне способна ответить на провокацию или сама спровоцировать интимные отношения со знакомым человеком — даже если она «счастлива» замужем. Этому есть три объяснения. Можно свалить вину на мужчин и сказать, что они силой принуждения всегда будут завоевывать сердца, даже самые неприступные. Можно обвинить во всем современное общество и сказать, что разочарования и трудности нынешней жизни, несчастливые браки и так далее перевернули естественную картину и привили женщинам изначально чуждую им привычку. Наконец, мы можем предположить, что появилась веская биологическая причина, заставляющая женщин искать половые связи вне брака, оставаясь замужем — некий инстинкт, не позволяющий отказать себе в возможности запустить сексуальный план «Б», когда план «А» работает недостаточно хорошо.

В этой главе я собираюсь показать, что устройство нашего мира во многом сформировали внебрачные связи: и у мужчин, и у женщин, состоящих в моногамном браке, тем не менее, всегда находились причины для поиска новых половых партнеров. Это мнение основано как на исследованиях современных сообществ (и «западных», и «диких»), так и на сравнениях человекообразными обезьянами и птицами. Утверждая, что внебрачные связи сформировали нашу систему спаривания, я не пытаюсь «оправдать» их. То, что люди выработали способность препятствовать изменам и обману, вполне «естественно». Если бы мои слова можно было интерпретировать как защита адюльтера, они с еще большей очевидностью могли бы служить оправданием социальных и юридических механизмов, противостоящих ему. Я хочу сказать, что и измена, и противодействие ей одинаково «естественны».

В 1970-х годах Роджер Шорт (Roger Short), английский биолог, позже переехавший в Австралию, обратил внимание на замечательную особенность анатомии человекообразных обезьян. У шимпанзе гигантские семенники, весящие в четыре раза больше, чем у гориллы — хотя сами гориллы весят в четыре раза больше, чем шимпанзе. Шорт предположил, что это связано с системой спаривания: мол, чем больше семенники, тем полигамнее самки{329}.

Причина этого проста. Если самка спаривается с несколькими самцами, их сперматозоиды будут участвовать в своеобразном соревновании: кто быстрее доберется до яйцеклетки. Лучший для самца способ выиграть в этой гонке — производить больше спермы. В природе встречаются и другие варианты. Самцы некоторых равнокрылых стрекоз своими пенисами удаляют из полового отверстия самки сперму предшественников. Самцы собак и кенгуровых мышей после копуляции «застревают» своими пенисами во влагалище самки и некоторое время не могут с ней расцепиться — таким образом, предотвращается копуляция самки с другими самцами. Мужчины, похоже, производят множество дефективных «сперматозоидов-камикадзе», не способных к оплодотворению, но формирующих что-то вроде пробки, которая закрывает вагинальный канал и препятствует еще одному оплодотворению{330}. Как мы отмечали, шимпанзе живут группами, и с одной самкой могут спариваться несколько самцов. Поэтому тот, у которого семяизвежение может быть обильным и частым, обладает преимуществом — у него больше шансов стать отцом. Для всех обезьян и грызунов работает правило: чем больше уверенность самцов в сексуальной монополии над самками, тем меньше их семенники — и, наоборот, чем свободнее в сообществе выбор половых партнеров, тем семенники больше{331}.

Поначалу показалось, что Шорт напал на анатомический ключ к пониманию системы спаривания вида: большие семенники означают полигамность самок. Можно ли это использовать для предсказания системы спаривания у еще не изученных видов? К примеру, очень мало известно о социальном устройстве дельфинов и китов, но их анатомия, благодаря китобойному промыслу, изучена довольно хорошо. У них у всех гигантские семенники — даже с учетом их огромных тел. Семенники усатых китов весят более тонны — 2 % от массы их тела. Соответственно, учитывая результаты наблюдений за обезьянами, можно предположить, что самки китов и дельфинов, в основном, не моногамны и спариваются с несколькими самцами. Насколько нам известно, так оно и есть. Скажем, у афалин переменчивые по составу объединения самцов принудительно собирают самок в группы, а иногда одну самку одновременно оплодотворяют два самца — тогда их сперматозоиды конкурируют очень жестко{332}. У видов, в которых самки собраны в гаремы, самцы имеют семенники меньшего размера: у их сперматозоидов нет соперников.

Теперь приложим это правило к людям. По сравнению с другими человекообразными, семенники мужчины — среднего размера, но гораздо большего, чем у гориллы. Как и у шимпанзе, у человека они находятся в мошонке, расположенной снаружи — то есть, произведенная сперма содержится при пониженной температуре, что удлиняет срок ее годности[72]. Это свидетельствует о существовании конкуренции сперматозоидов.

Но по размерам семенников люди даже не приближаются к шимпанзе. Кроме того, имеются предварительные данные о том, что наши семенники работают не на полную мощность (у наших предков они, возможно, были больше): продукция спермы на грамм ткани у людей необычно низка. Они устроены так же, как у вида, самки которого не стремятся к большому количеству беспорядочных половых связей — что мы и ожидали обнаружить{333}.

В условиях конкуренции спермы семенники растут не только у обезьян и дельфинов. У птиц происходит то же самое. И благодаря последним, мы можем окончательно понять нашу систему спаривания. Зоологам давно известно: большинство млекопитающих полигамны, а большинство птиц — моногамны. Считается, что откладывание яиц дает самцу птицы гораздо больше возможностей с самого начала помогать в выращивании потомства — в отличие от самца млекопитающего. Первый может построить гнездо, высиживать яйца, приносить еду птенцам. Единственное, чего он не может — это отложить яйцо. Таким образом, молодые самцы птиц могут предложить самкам больше, чем просто оплодотворение. Это предложение будет принято, если молодь нужно выкармливать (например, у воробьев) и отвергнуто — если не надо (у фазанов).