Автоматная баллада - Андрей Уланов

— Да ну, чушь… на пару ржавых бочек мины тратить…

— А та проволока на тропе тоже была чушь? — с напором произнесла Анна. — А этот пулемёт? Ты же не знаешь, что сейчас происходит в городе, следопыт хренов, ничегошеньки толком не знаешь!

— Почему не знаю. Воюют.

— Кто? С кем?

— «Механики», — буркнул Шемяка. — С кем-то. Скорее всего, с каким-то другим кланом.

В скелете позади них какая-то ночная тварь взвыла особенно тоскливо-пронзительно, заставив обоих людей непроизвольно съёжиться.

— Вот я и говорю — ни шиша-то ты толком не знаешь! — безжалостно констатировала девушка.

Шемяка промолчал. Возражения у него, конечно, имелись, и в товарных количествах, но, в общем, по большому счёту — она была права. И что обидно вдвойне — мог ведь и попытаться кой-чего разузнать, поспрашивать, повынюхивать… кланы держатся обособленно, но всё ж не в полной изоляции, а «механикам смерти» наверняка есть чем расторговаться. Другой вопрос, что в тот момент ему было глубоко по барабану, с чем столкнётся парочка на Большом Острове, его дело было — довести и сказать «адью!».

— Значит, так, — отчеканила Анна. — Двигаемся перебежками по сто метров. Я вперёд, жду тебя, потом цикл повторяется — ты страхуешь, я бегу. Всё внимание — на передний сектор. Не думай о том, что за спиной, забудь про бока, но будь готов стрелять по тому, что выскочит спереди.

— Млин, — нервно поёжился Сергей, — ты так говоришь, словно точно знаешь, что тыл-фланги чисты. Может, ты даже знаешь, чего нам навстречу выскочить может?

— Нет, — качнула головой девушка. — Точно — не знаю. Но у меня есть чувство…

— Ах, чувство…

— …что впереди кто-то есть, — спокойно договорила Анна. — И этот кто-то нас ждёт.

— Тогда какого…

— Я пошла, прикрывай!

Швейцарец

Им оставалось уже совсем немного, меньше часа — знакомая до каждого придорожного куста дорога словно бы сама укладывалась под колёса чоппера, и Швейцарец с трудом сдерживал желание сорвать с головы шлем и проорать «Я дома!» или ещё чего-нибудь столь же бессвязно-радостное. Как пел тот парень в Свирске? «Новый поворот, и мотор ревёт…»

Они как раз прошли поворот, лихо, с «истребительным» креном, и Швейцарец вдруг почувствовал — Тайна, вздрогнув, прижалась к нему ещё больше. Это не могло быть реакцией на вираж — ей нравилось, как он ведёт мотоцикл, да ей и просто нравилось так вот ехать, даже шлем надевать не захотела. Скорость, ветер в лицо — родись девчонка лет за двадцать до войны и за океаном, стала бы байкершей, ночным кошмаром дорожной полиции в какой-нибудь Оклахоме или Небраске. Нет, сейчас её испугал не резкий поворот, а что-то другое — и Швейцарец, сбросив газ, развернул мотоцикл поперёк дороги.

— Что случилось?

— Увидела… вон… их…

— А-а…

Он тоже увидел их, едва только завернули, но просто не проассоциировал с возможной угрозой. Полярные бабуины, небольшая, в чёртову дюжину голов, стая.

Непонятно, правда, какого лешего эти падальщики забрались так далеко на юг — здесь их снежно-белые шубы на фоне зелени выглядят, мягко говоря, демаскирующе. Впрочем, желающие отобедать этими тварями в очередь не выстраиваются. Нрав у бабуинов отвратный, а вкус мяса — ещё более омерзительный.

— Ненавижу, — прошептала Тайна. — Они… сестрёнку двоюродную… среди бела дня, прямо в деревне… перескочили частокол… пока мужики добежали…

— Ты только не плачь, — строго сказал он. — А эти… я их тоже терпеть не могу. Один раз… хочешь, — неожиданно перебив сам себя, предложил Швейцарец, — пойду и объясню, какие они уроды? Ну-ка, подержи шлем.

— Постой, не над… — запоздало начала Тайна, однако Швейцарец уже махнул через кювет.

Он шёл не спеша, ровно — торопиться здесь было ни к чему. И бабуины не почувствовали угрозы в одинокой приближающейся фигуре. Может, не знали, что такое человек и чем он бывает опасен. А может, и как раз наоборот — отлично знали, что страшен лишь человек с длинной металлической палкой. Швейцарец больше склонялся ко второй версии — полярные бабуины твари редкостно хитрые, можно даже сказать, умные. Старик однажды шутя — или полушутя — заметил, что в списке претендентов на пошатнувшийся под человеком трон царя природы они уверенно держатся в первой десятке. Если это и в самом деле так — что ж, шарику не повезло, эти-то со своей воинственностью его уж точно доконают. «Не то что мы, — с усмешкой подумал Швейцарец, — мирные, в общем-то, макаки…»

Ему оставалось полсотни шагов, когда вожак — крупный, с изукрашенной шрамами мордой, — окончательно решив, что приближающийся человек ведёт себя подозрительно уверенно для существа без палки-громыхалки, приподнялся на задних лапах, оскалился и пролаял команду. В том, что этот отрывистый лай был именно командой, сомневаться не приходилось — едва заслышав её, вся стая дружно бросилась на Швейцарца.

Парой минут позже, снова прокрутив «в уме» эту сцену, Швейцарец решил, что, будь на его месте автоматчик, там бы он и остался. Слишком уж слаженно атаковали бестии — широким фронтом, чертовски быстро и вообще — весьма похоже, что у них был свой план, свой заранее заготовленный и, возможно, уже неоднократно срабатывавший приём. Скольких тварей лихорадочная, на весь рожок, очередь могла бы перечеркнуть гарантированно? Троих? Четверых? А если взять дугу больше, атакующий бабуин — это вам не человек, он одиночной, случайной дырки может и не заметить вовсе.

У них просто не было опыта схватки с существом, умеющим выбивать клыкастые и не очень мишени быстро и прицельно, а когда этот опыт у них появился, то передавать его стало некому.

— Знаешь, — сказала Тайна, когда Швейцарец вернулся к мотоциклу. — Я в какой-то миг даже за тебя испугалась. Совсем немножко, но испугалась.

— Бывает, — спокойно отозвался он. — Иногда я и сам за себя пугаюсь. Но уже потом, после. Там испугаться не успеваешь.

— Я запомню, — пообещала девушка, вызвав у Швейцарца очередную усмешку — можно подумать, он какую-то великую мудрость изрёк. Но Тайне отчего-то нравилось запоминать именно такие вот его случайные дурацкие сентенции, и, что самое удивительное, она их действительно запоминала. — Далеко ещё нам ехать?

— Нет, — Швейцарец отрицательно качнул головой. — Собственно, мы уже почти приехали.

Тайна

Когда-то здесь был аэродром. Настоящий, не какая-то там наскоро подготовленная «точка» с грунтовкой, а хорошая вещь с бетонными ВПП, ангарами, складами горючего и боезапаса. Ну и всем прочим, что считалось необходимым для нормальной жизнедеятельности, а точнее, боевой деятельности БАПа, бомбардировочного авиаполка.

Потом началась война, и полк улетел на запад, где в перечёркнутом дымами небе среднестатистическая продолжительность существования летательных аппаратов редко для кого превышала десяток минут. Устаревшие «МиГи», которые в несвойственной им от рождения роли лёгких штурмовиков пытались расчистить путь для танковых лавин, и их ничуть не менее древние зеркальные близнецы из ВВС НАТО, пытавшиеся эти лавины хоть на миг притормозить, — эти, расходный материал большой войны, гибли чаще прочих. Более дорогие и современные машины жили чуть подольше — их старались «тратить» экономнее, сберегая для важных целей. Старались, но война, как уже сказано, была большая, соответственно, важных целей имелось много, и цели эти, как правило, защищать старались ничуть не менее яростно, чем уничтожить.

Дольше всех мог продержаться какой-нибудь экспериментальный «невидимка», но рано или поздно — скорее, всё же рано — и его прихлопнул бы сверхмощным ядерным молотом какой-нибудь усовершенствованный Хок. А всё потому, что отупевшему от многочасового стресса оператору некогда было думать: видит ли он на мерцающем экране сквозь рябь помех очередной электронный мираж, НЛО или русский бомбардировщик с ракетой класса «воздух-РЛС»[15]. Пуск! А там, дальше, — будь, что будет, лишь бы уже скорей всё это кончилось…

Полк улетел и не вернулся, растворившись в огненном небе бывшей Европы, в одночасье ставшей короткой аббревиатурой ЕТВД. Да он и не мог бы вернуться, потому что волны «отрыжки Судного дня», матерного отклика из недр планеты в ответ на ядерный долбеж снаружи — эти волны даже в виде докатившихся издалека отголосков перекорёжили бетонные плиты немногим хуже какого-нибудь хвалёного натовского «Дюрандаля»[16].

Правда, было и ещё кое-что…

Та война началась внезапно — как это обычно и бывает. Разумеется, ей предшествовал «период напряжённости», но люди устроены так, что привыкают ко всему — к череде сменяющих друг друга кризисов, тревожным звонкам, начальственным окрикам. Сложнее тем, кто «держит пальцы на кнопках» — у них-то в итоге и сдали нервы, — но в относительно тыловой части постоянно выдерживать «готовность ноль» вроде бы и резону нет. Либо всё повернётся так, что и никто ничего не успеет, кроме сидящих у тех самых кнопок, либо всё-таки часы, а может, и дни «на всё про всё» будут…