Повести и рассказы - Исаак Григорьевич Гольдберг

Шеметовым хвостом бьет… Задницу ему лижет… Герой!..

Оба офицера захохотали. Но толстая недовольно сморщила маленький носик (смешной такой на полном рыхлом лице) и укоризненно покачала головой.

— Язычок же у тебя, Лидуша! Перестала бы… Ни к чему это.

— Пусть он не задается! — разжигая в себе гнев, упрямо огрызнулась Желтогорячая. — Все знаем, какой он субчик. Только интригами, да плутнями держится, а туда же… Сукин он сын, а не офицер!.. Да и вы, — обернулась она к хохочущим офицерам: — сволочи, а не офицеры!..

— Перестань! — миролюбиво сказал поручик. — Перестань лаяться!

— Полайся, полайся! — вспыхнул второй офицер (молоденький тонкоусый). — Недолго ведь — разложим, да поучим ремнями!..

Желтогорячая покривилась (еще бы крикнуть обидное что — нибудь!), смолчала и пошла к столу, где в беспорядке валялись закуски, где раскрошен: был хлеб и пролито вино.

Было тихо в избе (офицеры устало жались к толстой, Желтогорячая, пьяная, прислонилась к столу; ночь поздняя стояла), когда, треснув дверью, вошел адъютант. Он сердито сбросил с себя ремни, оружие, кинул полушубок: на лавку и по — хозяйски, властно сказал:

— Вы, феи, отправляйтесь — ка к чертям!..

Женщины встали, двинулись к своим шубам, шалям. Стали молча одеваться.

Поручик, недовольно усмехнувшись, спросил:

— Что — нибудь случилось?.. Зачем звал?..

Адъютант оскалился (такая неудержимая привычка была: скалить крепкие белые зубы в гневе) и нехотя:

— Опять у замков часовые возились… у ящиков…

— У зеленых? — встревожился поручик.

— Ну да, с архивом…

Желтогорячая неискренне, деланно захохотала.

— Ты чего? — обернулся к ней адъютант.

— Да смешно мне!.. «С архивом?» Кому вы очки втираете?.. Денежки там в ящиках — то! Золото!..

Адъютант быстро шагнул к Желтогорячей и крепко схватил ее за руку. Женщина вскрикнула и присела от боли.

— С архивом! Понимаешь: с архивом?.. — тиская и закручивая ей руку, приговаривал он. — Так и запомни: с архивом?.. А если еще будешь болтать — так отправлю к тем… к часовым…

5. Королева Безле

Когда пьяная, кутящая компания уставала от хмельного веселья и едкая, опасная (таящая в себе взрывы) тоска наползала на кутящих, было одно средство взбодрить, пришпорить разгул: заставить толстую рассказать, когда и почему прозвали ее «Королевой Безле».

Она сразу наливалась кровью, свирепела, отдувалась. Она сначала сердилась и поглядывала на всех исподлобья, враждебно. Но ее улещивали, ее уговаривали, к ней подыгрывались.

— Ну же, голубушка, плюньте на все, берегите здоровье? Расскажите про того нахала…

И она сдавалась.

— Сволочи вы все мужчины, — укоризненно качала она головой. — Уж такие сволочи?.. Я, думаете, не понимаю? Я все очень даже хорошо понимаю… Я тогда девчонкой была. У меня, ведь, отец прокурором был. Если б не мужчины — я бы теперь какая грандам была?.. Меня поручик один скрутил… Ну, да это не главное… А вот, когда я в Самаре в кафешантане выступала, я в гусарском ансамбле очень даже большой успех имела… В ментике, в трико, сапожки…

— Это с твоими — то ляжками, Королева Безле??.. Хо — хо?..

— Вас ляжками — то только и проберешь, гады?.. Не буду рассказывать?..

— Ну — ну, голубушка? Не будем больше, не надо, господа, перестаньте?..

— Да… Успех у меня был большой… И устроили интеллигенты бал. Доктора, адвокаты, два писателя… Кабинет большой заняли, сервировка, цветы. Меня — хозяйкой бала. Я — представительная, интересная… Пили, шалили. А тут писатель один, газетный, бумагомарала проклятый, вьется вокруг меня, гадости всякие шепчет. Потом, когда речи стали говорить, застучал ножиком по тарелке: «Хочу, говорит, речь в честь Марии Вечоры» (это у меня псевдоним такой был шикарный). Ну, встал; я обрадовалась. Он начал — городил, городил — смешное да веселое, а потом: «Подымаю, говорит, тост за нашу очаровательную, породистую Королеву Безле». Зааплодировали все, меня поздравляют, хохочут: «Королева Безле! Королева Безле?» Так до конца ужина. Под конец кто-то и спроси: «А это что же за королева такая Безле? историческая?» Хохочет негодяй: «Да, да, — говорит, — историческая!» А доктор один смеялся, смеялся, прищурил глаза и говорит: «А ну-ка, разберите что это будет: „Королева безле?“ Как это он раздельно сказал — все сразу и сообразили: без „ле“ королева — это корова!.. Я тогда заплакала даже от обиды. Вот какой негодяй!..»

— Ну, а потом?

— А потом, как пошла я за армией, бросила старый псевдоним — черт с вами: берите меня Королевой Безле!.. Только в Омске чуть скандал грандиозный не вышел. Кутила я с красильниковцами. Ребята денежные, щедрые, только хамы уж очень. Все шло отлично, как следует, да подвернись штабной какой — то. Пьяный уж, мокренький откуда — то прикатил. Услыхал, что меня королевой все называют, взбеленился: «Не позволю, говорит, чтоб величество оскорбляли!.. Изрублю!.. Большевики!» и полез с шашкой. Еле уняли его… успокоился… А утром — вызвали меня к коменданту, допрос: почему королевой именуюсь? Откуда такая королева Безле?.. Вот умора!.. Монархисты!..

Как — то уж в этом походе по таежным проселкам Королеву Безле спросили:

— А ты не монархистка, королева?

Женщина вскинула голову, подперла руками мощные бока и гордо ответила:

— Нет!.. Я — революционерка!..

Полупьяные офицеры посмеялись шутке, но женщина обиделась.

— Вы не гогочите!.. Я — серьезно… Я ведь вас всех ненавижу! Всех!..

Королеву одернули, прикрикнули на нее, пригрозили:

— Если б ты не пьяная, да не женщина — так живо попала бы в расход!..

А позже, уже под утро, когда Королева Безле укладывалась в своей избе спать, Желтогорячая, превозмогая тяжелую сонливость, сказала ей.

— Вот ты, Маша, всегда меня ругаешь, что я задираю офицеров — а ты? Разве так можно?.. Ты знаешь на что они способны?..

— Я знаю, — вяло сказала Королева. — Я, Лидуша, не сдержалась… Во мне ведь все кипит… Я и не рада, что увязалась с ними… Я, Лидуша, ненавижу их…

— За что их любить? — зевнула Желтогорячая. — Нам если любить кого, надолго ли нас хватит…

— Нет, я не про это. Я их ненавижу за все их повадки; за злобу ихнюю… Как они, Лидуша, с крестьянами расправлялись!..

— Ну, — еще раз зевнула Желтогорячая (разговор какой неинтересный; спать хочется) — так ведь то красные… большевики. Как же иначе?

— А они хуже большевиков! Хуже! — вспыхнула Королева и грузно завозилась на постели. — В тысячу раз хуже!..

— Тише ты, сумасшедшая! — оробела Желтогорячая — и сползла с нее сонливость. — Совсем ты, Маша, сдурела!.. Тише!..

— Не бойся… никто не услышит… А, веришь ли, — не лежит у меня сердце дальше с ними тащиться… Куда мы тянемся, зачем?..

— Ну — ну! Не глупи! Доберемся до Читы, а оттуда в Харбин… Там такие шантаны! Там иностранцев