Елена, любовь моя, Елена! - Лючано Де Крешенцо

Юный критец замыкал отряд и при первой же возможности нырнул в боковую улочку, чтобы поскорее попасть в дом Экто. Было жарко, на улицах валялись пьяные троянцы. Один из них, прикорнувший в каком-то уголке, открыл глаза и, заметив Леонтия, решил, что грек ему снится. Ткнув в его сторону пальцем, он изрек:

– О проклятый ахеец, да поразит тебя молнией Зевс! Что нужно тебе в Трое? Разве ты не знаешь, что война кончилась?

Леонтию ничего не стоило убить пьяного троянца – тот сидел на земле и не смог бы оказать никакого сопротивления, но Леонтий пришел в Трою не за тем, чтобы убивать, и в этого ужасного коня влез с одной лишь целью – спасти Экто. Ему предстояло отыскать ее и поскорее увести на корабль. Он, пожелавший сделать Экто царицей Гавдоса, готов был защищать ее ценой собственной жизни…

То, что Леонтий однажды уже побывал в Трое, очень ему помогло: пройдя два-три перекрестка, он оказался как раз напротив дома со сломанной ступенькой. Дверь была открыта. В первой комнате никого не оказалось, как, впрочем, и во второй, и в третьей. Вообще в доме не было никаких признаков жизни – ни одежды, ни мебели, ни джар с водой или зерном. Выходит, Экто обманула его: дом был явно необитаемым, и давно – не меньше года!

А что, если и самой Экто никогда не существовало, если она действительно была лишь видением, миражем, порождением его фантазии и жажды любви, что, собственно, всегда и пытался доказать ему Терсит? В общем, Леонтию ничего не оставалось, как отправиться в царский дворец и установить de visu,[115] можно ли считать Экто и Елену одним лицом.

Между тем Одиссей распахнул Скейские ворота, и ахейцы хлынули на улицы Трои. Сцены, разыгравшиеся на глазах юного гавдоссца, по жестокости еще не знали себе равных в истории: ничего подобного не мог бы вообразить даже человек, обладающий самой извращенной фантазией, такая там началась резня, столько было горящих домов, заколотых стражников и вышвырнутых из окон младенцев…

Леонтий не мог перенести этого зрелища: его рвало, и потому юноше, увы, не раз пришлось останавливаться.

«Кто о кровавой резне той ночи расскажет?Хватит ли смертному слез, чтобы наши страданья оплакать?»[116]

– не преувеличивая, вопрошал Вергилий.

Много троянцев было убито во сне – с их лиц еще не сошло выражение блаженства: ведь по случаю окончания войны они только что так напились и наелись!

Всех троянцев мужского пола уничтожали до единого, невзирая на возраст. В первую очередь ахейцы убивали детей – чтобы со временем те не превратились в грозных мстителей. Неоптолем схватил двухлетнего сына Гектора Астианакса за ногу и швырнул его через стену. Что касается женщин, то их жизнь зависела только от внешности – привлекательных и молодых, то есть способных рожать, уводили на корабли. Всех остальных, не раздумывая, убивали ударом меча.

При виде какого-нибудь ахейца, который вытаскивал из дома бьющуюся у него в руках женщину, Леонтий трепетал от одной только мысли, что ею может оказаться Экто. Переступая через трупы, уклоняясь от вышвыриваемых из окон вещей, юноша добрался наконец до царского дворца, обширные залы которого гудели от плача, криков и стенаний.

Первым ахейцем, которого он там увидел, был Неоптолем, сопровождаемый неразлучными друзьями – Автомедонтом и Перифантом. Безжалостный сын Ахилла остановился и хохоча сунул ему под нос отрезанную голову старика – голову Приама, царя Трои. Тут Леонтия вновь одолел приступ рвоты.

– Вот какой конец ждет всех врагов моего отца! – с победоносным видом заявил Неоптолем.

– Да разве ж он теперь враг! – возмутился Леонтий. – Я сам видел, как после гибели Гектора Приам целовал Ахиллу руки!

– И еще будет целовать, поверь мне, Леонтий, особенно теперь, познакомившись с моим мечом! Наверно, они уже и повстречались в мрачном Аиде, и старик поведал моему отцу, что сын его – самый отважный из ахейцев!

С этими словами Неоптолем швырнул окровавленную голову на кучу отбросов. Леонтию хотелось подобрать бедную седую голову и отдать ее Гекубе, но он не осмелился взять ее. Нет, он был явно не создан для войны. Как же ему хотелось найти поскорее Экто и убежать с ней как можно дальше от Трои!

Выйдя во внутренний дворик царского дворца, он увидел за алтарем пожилую женщину и с ней десяток девушек: укрывшись там, они жались друг к дружке в отчаянной попытке спастись от рыскавшей по дворцу солдатни. Это была Гекуба со своими служанками. Елены, однако, Леонтий не нашел и здесь.

Сидевший в брюхе коня рядом с ним греческий герой Акамант, схватив за руку одну из девушек – Климену, хотел утащить ее с собой, но остальные вцепились в нее и не отпускали.

– Где Елена? – спросил Леонтий друга.

– Не знаю, – ответил Акамант, занятый Клименой. – Иди к Менелаю, он тоже ее ищет.

– Виновница наших бед спряталась в храме, – с готовностью подсказала Гекуба, тщетно надеясь, что Акамант оставит в покое свою жертву и побежит разыскивать Елену. – Возьмите ее себе, о мужчины, если это доставит вам удовольствие, и пощадите порядочных женщин!

Но Акамант не поддался на уловку и с удвоенной энергией принялся отрывать от остальных красавицу Климену. Леонтий же помчался вверх по тем же улочкам, по которым недавно спускался, но, влетев в храм, не нашел там ни Елены, ни тем более Экто. Зато он увидел Кассандру, отбивавшуюся от свирепого Аякса Оилея.

Воин схватил деву и старался овладеть ею. Кассандра же, сопротивляясь, ухватилась за деревянную статую Афины, которой заменили Палладий, и вопила еще громче, чем тогда, когда прорицала всякие несчастья.

Леонтий беспомощно наблюдал за этой сценой. Что делать? Аякса-малого можно было усмирить, лишь вступив с ним в поединок не на жизнь, а насмерть. За Экто он, конечно же, пошел бы на все, а вот ради Кассандры…

Между тем Оилей так рванул деву к себе, что та упала за землю в обнимку со статуей богини. Распаленный воин, не обращая на это внимания, как-то изловчившись, все же изнасиловал ее. В древних текстах отмечается, что в этот момент глаза статуи устремили взор к небу, да так и остались навсегда – в знак того, что Афине отвратительно подобное кощунство. Между прочим, она не оставила насильника безнаказанным: по пути на родину Аякс-малый потерпел кораблекрушение, а когда он попытался спастись, ухватившись за вершину скалы, Афина выкрала у Зевса молнию и расколола эту последнюю опору героя: свою смерть он нашел в морской пучине.

Леонтий совсем пал духом: он не нашел ни Елены, ни Экто и не знал, где же их искать. Счастье еще, что он не знал, где дом Деифоба, в противном случае ему пришлось бы присутствовать при куда более жестокой сцене, чем та, которую он увидел в храме.