Притяжение века - Наталья Ручей

За обедом он сидел по правую руку от Уинслоу, Мэри – по левую от Бьянки, то есть, Мэри и графа разместили напротив друг друга. Она сконцентрировалась на виконте, который не лишил ее своего ненавязчивого общества, и еде, которая просто таяла на языке.

Пару раз пришлось зажмуриться, когда слуги подавали пудинг из телячьих мозгов и запеченную телячью голову с высунутым языком в специях или глаза в кляре, но ее животику пол часа передышки совсем не помешали. Кстати, утром, посмотрев в зеркало, Мэри поняла, что животик почти сдулся и у нее снова появилась талия. Когда она видела ее в последний раз? Пожалуй, за год до встречи с Полом, еще когда были живы мать и отчим.

Мэри вздохнула. Она не будет думать о грустном сейчас. Не в этот, сияющий счастьем день, не рядом с двумя влюбленными, и не тогда, когда граф следит за ее лицом. Она расслабила лоб, приоткрыла губы и вознаградила себя клубничным желе.

Сегодня можно побаловаться вкусовым разнообразием, а завтра – день простокваши, не противно и эффективно. А если съесть горсть чернослива, так и подавно. Слава Богу, что в Лондонском доме есть вполне современный унитаз и не приходилось гонять горничную с горшками. Это как-то первобытно и слишком интимно.

Она вспомнила, как запаниковала во время месячных, изрезала одну из ночных рубашек, и постоянно отлучалась в комнату, потому что казалось, что платье пропиталось кровью, но все деликатно помалкивают. Позже она сама выбросила импровизированные прокладки, а через несколько часов Бьянка принесла ей стопку вафельных полотенец, разрезанных на полосы, и подсказала, как сделать так, чтобы не ловить их в самый неподходящий момент.

Неподходящий момент – это думать об интимной гигиене за столом, под прицелом зеленых глаз графа. Черт! А о чем ей еще думать? Не о графе же? Он ужасно дерзкий непоправимый соблазнительный хам! Соблазнительный? Она поперхнулась.

– Еду нужно тщательно пережевывать, – сказал граф, отрезав кусочек индюшки и положив в рот. – Наслаждаться ею, смаковать.

Он прикрыл глаза, сделал несколько движений челюстью, открыл глаза.

– Объедаться и спешить – признак плебейства.

Мэри хотела перегнуться через стол, схватить графа за ворот рубашки, дернуть и выплеснуть аристократу плебейское негодование. Вместо этого она обратилась к слуге, стоящему за спиной молодоженов.

– Я бы с удовольствием съела еще клубничного желе. Оно восхитительно.

Он кивнул куда-то в сторону, видимо, помощнику, и тут же вынесли новую порцию. Мэри вонзила десертную ложку в сладость и, закрыв глаза, мурлыкнула от удовольствия. Открыла глаза. Граф выглядел как туча, выбирающая – обрушиться ливнем, снегом или градом.

– Лорд Уинслоу, ваш повар – кудесник. Передайте ему мою личную благодарность.

Барон смутился, но встретившись с ее улыбкой, кивнул и с достоинством ответил:

– Он будет польщен и попросит прибавку к жалованью. Вы меня разорите.

Улыбка Мэри стала шире. Замечательный человек. Ее сестра не могла сделать выбора лучше. Она вспомнила о Бьнке, которую видела в объятиях Пола, и улыбка померкла. Хотя, она тоже не была верна бывшему жениху. Эти распутные поцелуи с Джедом…

– Ваше лицо красное, как… – граф испепелял взглядом ее пустой стаканчик с десертом, – клубника.

– А вы смотрите на других леди. У них лица белые, как и модно в этом сезоне.

– Не только в этом, – граф лениво прошелся взглядом по гостям, – это будет модно всегда.

– Вот уж нет.

Граф вернулся к ней.

– Хотите сказать, девушки предпочтут белому красный?

Мэри снисходительно улыбнулась. Видел бы граф, как иногда выглядят женщины в ее веке: какаду отдыхает. Но даже если копнуть поближе… В России барышни натирали щеки свеклой, и это считалось натуральным здоровым румянцем.

– Перестанут прятаться от солнца, – сказала Мэри.

– Как вы? – насупился граф. – У вас кожа никогда не была такой смуглой.

– А вы всегда были ко мне очень внимательны, вероятно.

Он не ответил на выпад, и Мэри думала, уже и не ответит.

– Нет, – сказал равнодушно.

И как-то… покаянно, что ли? Мэри переключилась на виконта, игнорируя графа остаток обеда. После они перешли в гостиную, ожидая, когда джентльмены накурятся, – виконт сказал, что успеет соединиться с сигарой и дома, – потанцевали на балу, – граф то ли все еще курил, то ли уехал, – и терпеливо ожидали, когда разъедутся гости, чтобы, попрощавшись с молодоженами, оставить их наедине.

Мэри облегченно откинулась на спинку дивана. Она жутко устала и от танцев, и от плотного обеда и от графа, который не выходил из головы. Блэкберн неожиданно нашелся, и сейчас вместе с виконтом разговаривал с Уинслоу, а Бьянка, наверняка, уже поджидала жениха в спальне.

– Мэри! Мэри! – Она вынырнула из дремы: Билли тормошил подол ее платья. – Бьянка плачет. Пойдем. Скорее! Ну, пожалуйста!

– Неугомонный, – притворно нахмурилась, – надо было оставить тебя дома.

Вообще-то, незаконнорожденный племянник – не то, что принято афишировать, но Бьянка его сильно любила, а Мэри плевать хотела на таких снобов, как граф. Если общество отвернется, она вполне самодостаточный человек, чтобы не чувствовать себя изгоем. А с такими деньгами можно путешествовать по миру и посылать обществу плевки из-за океана.

– Пожалуйста-пожалуйста! – повторил мальчик.

Мэри поднялась, но лорд Уинслоу уже метнулся к библиотеке. Он заметил, как Бьянка ускользнула, но не думал, что появился повод для беспокойства. Что-то расстроило ее… Бабочка плачет, а он беседует с гостями, когда должен быть рядом, утешить, впитать в себя ее печаль. Она должна смеяться, она… Он похолодел от страшной догадки: что, если его счастье раскаивается, что согласилась разделить жизнь с ним?

Ее взгляд у алтаря, улыбка – неужели все потеряно? Он не знал, что станет делать, если она захочет уйти от него. Нет, знал. Отпустит ее и… что будет с ним – не суть важно, лишь бы ее глаза не были затуманены слезами.

Его сердце чуть не разорвалось, когда он увидел Бьянку. Она была бледна, вздрогнула, заметив его на пороге, и шагнула в сторону, отдаляясь.

Он потерял ее? Уже? Так быстро? Не успев побаловать роскошью и вниманием, не успев подарить все рассветы мира в тишине и своих объятиях, не успев подарить ее телу ребенка. Отвергнут… Глупец! Посмел надеяться… он… Хотелось выть от боли, разрушить дом до основания, схватить ее в объятия и не выпускать, даже когда начнет отбиваться и молить.

Она его. Он ее. Но это был только обман… Он не смел верить, потому нечего роптать на боль. Он не достоин большего. Спасибо за надежду, за ожидание, за мелькнувшее счастье в ее глазах…

Мэри оттеснила барона и прошла в комнату. Бледное лицо Бьянки, раскрасневшееся – мисс Мэтьюаурсейстик, окаменевшее – лорда Уинслоу… В дверях остановился Блэкберн, но это был первый раз, когда его появление оказалось уместным.