Клан Чеховых: кумиры Кремля и Рейха - Юрий Сушко

– Виктор Семенович ждет, – предупреждают Чехову офицеры и вежливо провожают к тяжелым дверям.

Абакумов, как всегда, корректный и собранный, пригласил присесть и вежливо поинтересовался:

– Как ваше самочувствие, Ольга Константиновна?

– Все хорошо, Виктор Семенович, спасибо.

– Чай, кофе, бутерброды?

– Спасибо. Ночью я, как правило, придерживаюсь строгой диеты.

– Ах да, конечно. Имеются ли у вас какие-либо просьбы, пожелания? В пределах разумного, конечно…

– Просьба у меня одна-единственная: дать мне возможность повидаться с тетей и братом Львом. Я хотела бы убедиться, что у них все в порядке, что они (прежде всего тетя) ни в чем не нуждаются.

– У них все в порядке, не беспокойтесь, Ольга Константиновна. Но встречи пока нежелательны, они могут повредить и им, и вам. К тому же у нас с вами еще очень-очень много дел…

– Тогда, может быть, вы разрешите мне передать Ольге Леонардовне хотя бы какую-нибудь весточку, намекнуть, что я жива и здорова…

– Мы подумаем. Вам сообщат, – суховато, даже немного раздраженно ответил Абакумов и сделал очередную пометку в своем блокноте.

– У вас остались вопросы ко мне, Виктор Семенович?

– Конечно. В прошлый раз мы остановились на встрече с Муссолини[37]…

– Как вам угодно. Я встречалась с дуче только в официальной обстановке, во время государственного приема в его честь в мюнхенском Доме искусств. Там я была вместе с дочерью Адой, она тоже значилась в приглашении. Добирались мы с большим трудом, так как все улицы были перекрыты.

В зале приемов нас с Адочкой усадили неподалеку от центрального стола. Когда все уже собрались, появился Муссолини в окружении многочисленной свиты. Дуче сопровождали, насколько я помню, его зять граф Чиано (он в то время был министром иностранных дел Италии), посол граф Аттолико и большое количество военных.

– Какое впечатление на вас произвел Муссолини?

– Двойственное, Виктор Семенович, одним словом не ответить. Поначалу он показался мне отвратительным. Самодовольным, злым и высокомерным. Когда я пригляделась к нему внимательнее, то обнаружила, что его патрицианская голова могла бы быть слепком с черепов древних римлян: мощный лоб, широкая квадратная челюсть, выдающаяся вперед. Его лицо было, на мой взгляд, гораздо живее и выразительнее, чем у Гитлера, который постоянно старался сохранять каменную маску…

Потом была скучная трапеза под аккомпанемент бесконечных речей фюрера о феноменальных открытиях немецких ученых, о синтетическом чулочном волокне, кажется, о каких-то других изобретениях, которые осчастливят человечество, затем последовали пространные философские рассуждения об искусстве, религии, о чем-то еще. Было видно, что прирожденному оратору Муссолини, вынужденному в данный момент молчать, откровенно говоря, безумно скучно. Он машинально посматривал на часы, думал о чем-то своем. После очередного тоста в честь нерушимой дружбы Германии и Италии приглашенные на банкет гости стали разбредаться по разным залам. Один из адъютантов дуче пригласил меня пройти в небольшой шатер, где уже находился сам Муссолини с частью своего окружения. Там мы пили крепкий кофе, вели светские разговоры.

– О чем же?

– Как ни странно, на самые отвлеченные темы. Например, об исторических судьбах русского и немецкого театров. Кстати, во время нашей беседы с Муссолини улетучилась вся его демонстративная сановность, и он оказался довольно образованным и начитанным собеседником. О политике не было произнесено ни слова. До появления Геббельса с супругой. Рейхсминистр, бесцеремонно усевшись за наш столик, что-то насмешливое сказал графу Чиано. Что именно, я не разобрала. Но увидела, как итальянец резко встал и немедленно покинул салон. Я почувствовала, что назревает неловкая ситуация, и, деликатно сославшись на легкое недомогание, тоже поднялась и ушла вместе с Адой. Вот, собственно, и все. Больше с Муссолини я не встречалась, Виктор Семенович.

Абакумов произнес пару слов куда-то в сторону, Ольга не поняла, обернулась – и только сейчас заметила сидевшего в темном углу кабинета молодого офицера, который, вероятно, стенографировал беседу. Он живо вскочил и, видимо, подчиняясь команде генерала, быстро оставил кабинет.

– Хорошо, Ольга Константиновна, не стану больше терзать вас вопросами. Отдыхайте. До завтра. Мои люди вас доставят на квартиру Веры Ивановны…

В дневнике Чеховой появилась очередная запись: «Сегодня ночью я должна… ехать в третий раз к генерал-полковнику… У меня такое впечатление, что он не знает, что со мной делать. Меня доставили сюда по политическим «подозрениям». Я в этом уверена. Как это комично…»

Еженощными беседами с Абакумовым «дознание» не ограничивалось. Днем офицеры, ведя обыденные разговоры – о кино, погоде, театре, литературных новинках, кулинарных рецептах, о светской жизни в Германии, задавали Ольге и иные вопросы. Прежде всего их, конечно, интересовал Гитлер, какие-то интимные подробности.

– Поверьте, я вам клянусь: все слухи, которые обо мне распространяют, позаимствованы из дешевых романов, – уверяла она своих собеседников. – Когда я слышу, что я была в близких отношениях с Гитлером, мне становится просто смешно. Каким образом и почему рождаются эти сплетни? Кому нужны эти интриги? Кому выгодны? Невероятная и подлая клевета все это, вранье…

Однажды Чехова попытались перехватить инициативу и предложила своим визави заглянуть в завтрашний день:

– Вот закончилась война. Все счастливы… Ну, не все, конечно, но многие. Пора возвращаться к мирной жизни. Вы по-прежнему останетесь в армии или у вас имеются какие-то другие намерения?

– А что ждет вас, Ольга Константиновна, вы задумывались? – задал встречный вопрос офицер, который ранее представился ей Евгением.

– О, тут все туманно. Как мне кажется, вряд ли я буду нужна кому-либо здесь, в России. Все мои самые близкие люди живут в Германии. Если мне позволят вернуться туда, постараюсь продолжать работать. Вернее, буду пытаться это делать. Хотя уверена, что там меня наверняка ждет что-то вроде остракизма.

– Почему?

– Понимаете, с одной стороны, меня будут ненавидеть люди, которые помнят, что во времена Гитлера я жила достаточно неплохо, пользовалась различными привилегиями, была далека от той реальной жизни, которой жили рядовые немцы в воюющей стране. У них я навечно останусь костью в горле… С другой, меня будут ненавидеть те, кто поддерживал и будет продолжать втайне поддерживать нацистов. Они ненавидели меня раньше только за то, что я ношу русскую фамилию, хотя я, по сути дела, фольксдойч. Вот эти люди и будут меня всячески шельмовать… Они и прежде завидовали мне, распускали всевозможные грязные домыслы. Поверят ли мне остальные? Время покажет…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});