История проституции - Иоганн Блох

Вовсе Венеры плодов не лишен, кто любви избегает:

Он наслаждается тем, что дается без всяких страданий.

Чище услада для тех, кто здоров и владеет собою,

Чем для сходящих с ума.

(О природе вещей. Кн. IV. Пер. Ф.Петровского)

В то же время, в народной жизни греков можно проследить аскетическое движение, направленное против проституции. Сначала оно носило религиозный характер, затем испытало более глубокое философское обоснование и, в конце концов, нашло отклик и практическое осуществление в широких кругах представителей светской науки (например, в медицине).

Как мы уже отмечали, половая жизнь в древности, с одной стороны, имеет религиозную окраску: она посвящена божеству и считается священной, что сказалось в религиозной проституции, в фаллических культах и символах. С другой стороны, существует и противоположное воззрение, по которому половая жизнь считается чем-то нечистым, недостойным божества, поэтому его официальные представители на земле, жрецы и жрицы, обязаны соблюдать целомудрие. Идея воздержания от половой жизни по религиозным мотивам распространена по всему земному шару. Мы находим ее у американских индейцев, на Канарских островах (девственные жрицы), в Персии (жрицы солнца), в Индии, во Фракии, в Галлии…

Из этого первобытного взгляда о нечистоте половой жизни и святости целомудрия произошло у греков и римлян требование полного полового воздержания жрецов и жриц. У греков, например, жрицы Диониса должны были произносить следующую клятву: «Я соблюдаю священные обычаи, я чиста, целомудренна, не запятнана тем, что оскверняет, и прикосновением мужчины». У римлян существовала знаменитая коллегия жриц из шести весталок, «священных девственниц». (Правда, как в Греции, так и в Риме практическое осуществление аскетического идеала ограничилось лишь указанными религиозными учреждениями, в широких кругах эта идея не нашла такого отклика, как впоследствии в христианстве.)

Противопоставление чистого и нечистого, души и тела, замечается уже в греческой мифологии. Весьма поучительно в этом отношении понятие о небесной и земной богине любви, об Афродите Урании и Пандемос. По Сократу, любовь к телу происходит от обыкновенной Афродиты, а любовь к душе и к добродетели – от небесной. Это противопоставление можно найти и между богом света Аполлоном и богом чувственной природы Дионисом; с одной стороны – чистое мировоззрение, с другой – упоение жизнью, «аполлоновское» и «дионисьевское» начала, по Ницше.

К этим религиозным представлениям примыкали исследования философов, которые оказали величайшее влияние на развитие дуализма между «плотью» и «духом». Душевное все более и более отделялось от телесного, которое считалось менее ценным низшим началом; тем самым, накладывали известное клеймо и на половую жизнь как на телесную функцию, телесное явление.

Ксенофан (ок.570 – после 478 до н.э.) относит душу, как воздух, к небесному началу, а тело возвращает земле. Платон перенес это представление на половую жизнь и развил учение о небесном и земном эросе, которое в конце концов завершается настоящей эротической мистикой. Он является первым представителем учения о превращении, сублимировании половых процессов в духовные явления, которое затем развивали Ницше и Фрейд (выражение «сублимирование» принадлежит Ницше). По Платону, всякое истинное творчество связано с чувственностью. Как для половой, так и для умственной деятельности он употребляет одно и то же определение – «творчество в области прекрасного»; и та, и другая коренятся в таинственной глубине человеческого организма. Однако чисто физическое проявление полового инстинкта Платон считает менее ценным, чем духовное начало. Это связано, вероятно, с отвращением, которое питали греки ко всякой победе чувственного над разумным, ко всякому порабощению разума, которое в половом акте особенно очевидно. Демокрит (ок.470 – ок. 380 до н.э.) боялся половых наслаждений, потому что они подобны временному апоплексическому припадку и вместе с тем вызывают чувство, сравнимое с тем, что испытывает человек, когда чешет зудящее место. Гиппократ называет половое сношение «малой эпилепсией», чтобы подчеркнуть временное отсутствие сознания при этом.

Сказанное объясняет, почему Платон («Тимей») называет мужские половые органы «непокорными и своевластными, как зверь, который не слушается разума». Они «стремятся все покорить своим бешеным вожделением; по тем же причинам и совершенно то же самое бывает у женщин с влагалищем и маткой».

Исследования Сократа и Платона о любви и высших и низших видах ее дали толчок к развитию богатой философской литературы на эту тему. Особенно большое влияние на последующее время оказали взгляды на половую жизнь, которых придерживалась основанная Антисфеном (ок. 450 – ок.360 до н.э.) школа киников.

Кинизм возводит в идеал отсутствие потребностей; киники выступили как моралисты, проповедники нравственности, особенно в половом вопросе. Сам Антисфен весьма враждебно высказывается о любви: она представляет, по его мнению, ошибку природы, и только подверженные ей несчастные люди сделали из Эрота бога.

Уничижению любви у киников соответствует презрение к женщине, с которым связан их взгляд на проституцию и онанизм, как на простейшее средство полового удовлетворения. Только грубый физический акт остался для них необходимой вещью, от которой желательно было, однако, по возможности быстро и равнодушно отделаться. Антисфен сам хвастал, что ему удобно вступать в сношения лишь с такими проститутками, с которыми никто уже не имеет дела. Диоген открыто мастурбировал на улице и жалел при этом, что не может так же просто утолить голод. О нем передают, будто он публично предавался разврату с проститутками. О кинике Кратесе говорят, будто он публично совершил половой акт со своей молодой супругой Гиппархией и назвал это «собачьей свадьбой».

Стоики во всех этих вопросах были верными последователями киников. Хрисипп (ок.280 – 208 или 205 до н.э.) защищал бесстыдство Диогена, многие другие стоики защищали проституцию и сутенерство. В конечном счете, все эти воззрения вытекают из дуализма между телом и душой, который со времени Платона все резче выражался в философских системах. Прекрасно понял эту связь Эдуард Целлер. «Мораль, – говорит он, – которая так резко разграничивает внутреннее и внешнее, лишь первое считая существенным, а второе рассматривая как нечто совершенно безразличное; для которой ничто не имеет цены, кроме добродетельного образа мыслей, и которая видит высшую цель именно в независимости от всего прочего – такая мораль неизбежно должна была обнаружить шаткость там, где нравственная задача заключается в том, чтобы сделать чувственность орудием и явлением духа. И если преобладающей чертой морали оказалось стремление предоставить чувственности меньше прав, чем ей принадлежит по самой ее природе, то в отдельных случаях не могло быть недостатка и в обратном: моральное значение права, связь которого с общим воззрением не была очевидна, осталось нераспознанным и признавалось безразличным.»

Эта преобладающая черта – подавление полового момента – достигла полного развития в неоплатонизме, когда Эпикур по гигиеническим соображениям высказался вообще против половых сношений, объявив их вредными для здоровья. Это соответствовало его своеобразным взглядам на ограниченность и негармоничность физической похоти.

В то время как идея об удалении из мира, об аскетизме и вражде к природе лишь коснулась души Платона, не завладев ею, связанное с его именем и его учением философское направление неоплатоников превратило эту идею в центральный пункт своего мировоззрения. Плотин называет материю первичным злом, с которым душа вступает в теле в пятнающую ее связь.

Поэтому тело есть только оболочка, которую мы должны сбросить, чтобы причаститься к божественному) несовместимому с любовью к телу и с чувственным наслаждением. Отсюда следует, что все чувственные ощущения позорны, что чувственная страсть должна быть всецело подавлена. Неоплатоники требуют полного аскетизма, и прежде всего в половом отношении. Так, например, даже естественное половое наслаждение Порфирий (ок.233 – ок.304) рассматривает как «загрязнение». Все, что связано с плотью, рассматривается как греховное, в полном согласии с учением еврейского философа Филона (ок.25 до н.э. – ок.50 н.э.), разработавшего учение о первородном грехе во всей его строгости.

Последствием такого взгляда на греховность половых отношений было половое воздержание, которое проявилось в древности в трех формах. При одной из них речь идет об относительном, при двух других – об абсолютном воздержании от половой жизни. Первая форма характеризуется требованием, чтобы половые сношения служили не сладострастию, а только размножению. Ее защитниками являются главным образом неопифагорейцы. Меньшинство еврейской секты ессеев придерживалось такой же точки зрения и, в противоположность большинству этой секты, даже вступало в брак, но только с женщинами, относительно которых были убеждены, что те будут рожать детей. Они испытывали своих невест в течение трех лет, и если после трехкратных очищений убеждались в их плодовитости, то женились на них. Беременной женщины нельзя было больше касаться.