Две жемчужные нити - Василий Кучер

— Он ткач?

— Нет, механик на консервном заводе. Автоматы по разливу соков ставит…

— Как бежит время! — удивилась Искра. — Когда я уезжала, об этих автоматах только разговаривали. А сейчас они уже работают?

— Да как! — уверил Корзун. — Такое облегчение для людей.

Искра вздохнула. Свет погас. Сказать поскорее, непременно сказать Корзуну, что она знает Валентина! А может, капитан уже догадался, иначе зачем бы он заходил к Гордею? Кто их разберет, этих мужчин? Но вот ожил экран.

Смеялось солнце и вода, игриво шумел лес, отряхивая росу, величественно плыли облака в высоком небе, такие же нежные и недоступные, как и первая любовь. Иногда они сгущались, надвигались, затмевали солнце. И тогда на лицо героя ложилась густая тень. Он тонул в ней, лишь блестели глаза. Но герой упрямо шел вперед, ища героиню. На поездах, на грузовиках. Даже бросался в реку и плыл к тому берегу, откуда доносился заливистый смех девушки, а затем, уже из леса, далекая милая песня. Он догонял любимую, пробивался к ней сквозь десятки сложнейших препятствий, и это нравилось взволнованной Искре.

Так, и только так, должно быть и в жизни, а не так холодно и горько, как было у несчастной Искры. Она хорошо знала: герой догонит девушку, они объяснятся и будут счастливы. Потом свадьба. А если нет, то поцелуются под занавес. Непременно поцелуются. Картина захватила Искру, она, сдерживаясь, тихонько вздыхала, легонько похрустывала пальцами, не зная, куда девать руки. А потом ее словно потянуло в бездну. Она забыла, где и с кем находится. То схватит горячей рукой Корзуна за локоть, то прижмется к его плечу, затаив дыхание, то дернет за рукав. Почему вы молчите? Разве можно так спокойно глядеть на экран? Эта гордая девушка все еще убегает от парня, не понимает своего счастья. Что она делает, глупая?

Корзун положил широкую ладонь на пылающую руку Искры и медленно пожал ее, словно хотел успокоить.

Девушка встрепенулась, вырвала руку, на экране в этот момент герой снова ловил девушку. Искра тронула пальцы Корзуна. Эта игра рук продолжалась долго. Девушка мелко перебирала пальчиками, водила по его ладони мизинцем, словно гадала, иногда сжимала ладонь, если на экране парень целовал любимую. Свадьбы не было, и Искра отшатнулась, вырвала руку именно в ту минуту, как в зале вспыхнул свет. Не раньше и не позже.

Но тотчас увидела матросов, которые шли по проходу, и сама взяла Корзуна под руку, гордо шагая с ним в ногу. Шла, как невеста: не ступала, а плыла… Оглянувшись, не подслушивает ли кто, спросила:

— Отчего в жизни не бывает так красиво, как в кино?

— Что вы, Искра. В жизни все красивее и сложнее…

— Ничего вы не знаете, Иван Прокофьевич…

— Почему же я ничего не знаю?

— Потому что не знаете, — упрямо тряхнула головой девушка, снова сбрасывая шарф на плечи. — Откуда вам знать? Ведь вы не страдали и не искали любимую, как этот парень на экране? Нет. Я все видела. И как, простите на слове, вы смотрели равнодушно. И как чуть не зевнули, когда он целовал ее. Не искали вы своего счастья, Иван Прокофьевич, не горевали о нем. Верно? Или, может, я не угадала?

— Угадали, Искра, — вздохнул Корзун.

Девушка праздновала победу. Он, этот мрачный, неприступный следователь, у которого на первом плане служба, а уж потом дружба, признался в самом заветном. Недаром девушки прозвали его «служба-дружба». Служба есть служба, но не такой уж он сухарь, раз откровенно заговорил о личном и, верно, наболевшем. Надо ему посочувствовать, пожалеть, а не насмешничать. А может, и помочь. Ой, кто кому еще поможет?..

— Море! Поглядите, какое море! — схватила его за локоть Искра. — Давайте посидим немного…

— С удовольствием, — он подвел ее к каменной скамье за скалами и постелил белый, старательно отглаженный платок. — Садитесь… Правда, здесь излюбленное место влюбленных и мы будем им мешать… Сюда никто не ходит, кроме них… Неловко как-то…

— Подумаешь, — заважничала Искра. — Черт не возьмет этих влюбленных.

— Так-то оно так, но это старинный новоградский обычай. И никто еще его не нарушал.

— А вот мы нарушим. Пусть думают, что хотят. Садитесь. Зачем стоять? Такой красотой надо любоваться, жадно пить, как доброе старое вино…

— Вы пьете вино? — удивился Корзун.

— Немного и очень редко, — улыбнулась Искра. — Но сейчас я вспомнила, что сказал Диккенс о старом, выдержанном вине… Да садитесь поближе, не бойтесь. Я не кусаюсь… Море! Какое море! Я никогда не видела такого… Вода светится.

— Идите сюда! — Корзун схватил ее за руку. И повел по камням к самому морю. Вскочил на валун, потянул за собой девушку. — Обмакните руки, Искра! Не бойтесь! Вот так…

И, опустившись на колени, погрузил в воду обе руки. Вытащил, поднял над головой. И они засветились зеленоватыми блестками, похожими на ночной блеск фосфорического циферблата. Большие, сильные руки, густо поросшие черными волосами, переливались мириадами огоньков, они мерцали, звали к себе. Искра потянулась, откликнулась на этот призыв! Высоко. Рукой не дотянуться до воды. Девушка мигом сбросила туфли, она была без чулок, и села на камень. Оперлась на сильное, крутое плечо Корзуна, звонко рассмеялась, болтая в воде ногами.

— Искупаюсь! Ей-богу, искупаюсь.

— Здесь нельзя. Пляж за вашей фабрикой. Завтра пойдем туда.

— А я хочу сейчас! Кто мне запретит?

— Милиция. Она на катерах…

— Ха-ха, подумаешь! Разве милиция вам не подчиняется? Вы ведь сейчас в прокуратуре работаете?

— Закон, Искра, есть закон. Он один для всех, — сказал Корзун.

«Вот оно что, — подумала девушка, — верно говорили подруги: сухарь он и есть, этот «служба-дружба». Настоящий сухарь. Недаром никто не вышел за него замуж! Для такого служба дороже жены. Ей-богу».

Она вздохнула, насупилась.

— Нашу скамейку заняли, — вывел ее из задумчивости Корзун.

— Ну и пусть! А где ваш платок?

— Там.

— Зачем же он там? Несите сюда, — приказала девушка. И сама удивилась своему поведению.

Он пошел покорно, словно ребенок. Принес и постелил на камни. Сели рядом.

Море играло и искрилось вокруг них, теплое, ласковое на поверхности, а в глубине — холодное, страшное.

— Теперь я знаю, — сказала Искра.

— Что?

— А то, что у вас все было наоборот. Когда вы говорите, что не искали свою девушку, не добивались ее, как тот в кино. Значит, девушка сама долго вас ловила, а вы удирали от нее. Она стремилась вам навстречу, как речка к морю, а вы бежали от нее все дальше… Так и море может высохнуть. Ну что, на этот раз угадала я или нет?

— Угадали, Искра. Все угадали, — мрачно ответил Корзун.

— Но почему? Зачем вы так делали? Это ведь преступление — мучать себя и других…

— Не знаю. Я хотел как лучше… На фронте я любил одну радистку. И она меня. Хотели пожениться. Но я подумал: «А что, если меня убьют? Одной вдовой на свете больше? Одним ребенком-сиротой? Зачем?» Этого я ей, конечно, не сказал. Но она почувствовала мои колебания, и мы разошлись…

— Жаль, — вздохнула Искра. — И больше никого не встретили?

— Встретил.

— И что? Снова колебались?..

— Должно быть, так… А потом этот шлагбаум на пути к Новограду. Все вечера там, а иногда и ночи. Еще война шла. Думал, после войны встречу. Не встретил.

— А наша Олеся? Снова колебались? Пока то да се, а морячок и подхватил ее, — смелее продолжала Искра, возбужденная тем, что он так легко покоряется ей. И главное, искренне все рассказывает.

— Точно. Пока то да се, а морячок тут как тут…

— Верно. Природа не терпит пустоты. Таков закон, — повторила Искра когда-то заученное в школе. И тотчас принялась успокаивать Корзуна: — Да не горюйте. Хотите, я вам помогу?

— Чем?

— Очень просто. В нашей бригаде есть три свободных девушки. Это я вам точно говорю. Но одна сразу отпадает…

— Кто?

— Конечно, Светлана Козийчук, наша книжная душа. Хоть она и красива, но все равно пары из вас не получится. Она борщ станет варить, а носом все равно уткнется в книжку. Вот и пропал обед. А у вас день и ночь законы. Ну все эти судебные статьи, параграфы, или как они там называются… Словом, ясно. Светлана отпадает… Остаются две. Галя Диденко и Стася Богун. Ну конечно, Стася. Красивая, добрая, преданная Стася. Она будет так любить мужа, что даже представить трудно. Крепче, чем свою Галю. Даю слово! Только здесь есть одна трудность.

— Какая?

— Галя и Стася давным-давно поклялись друг другу, что их никто и никогда не разлучит. Даже Олеся. Она хотела поставить свою кровать между ними — не дали. Отказались. Познакомила их с красивыми моряками. Ничего не вышло. Куда Галя, туда и Стася. И ребята ничего не могли поделать. Так и оставили их. Но раз такое дело, я помогу вам, Иван…

— Каким образом? — нарочито удивился Корзун. Весь этот разговор уже надоел ему, но он и бровью не повел. Человек по натуре мягкий, он не хотел огорчать Искру, не решался прерывать ее.