Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валера любил свою географию, дальние моря и страны, книги о путешествиях и
путешественниках, а Инночке в школе не было равных в поэзии. К тому же, на городских
и областных олимпиадах по биологии она неизменно занимала первое место.
Хуже было со мной. Как назло — никаких тебе увлеченностей или особых
способностей. Так себе, серединка на половинку или, как любила говаривать моя старшая
сестренка — просто гриб-сыроежка…
Вот и решил я, чтобы от них не отставать, записаться в городскую библиотеку, и, к
удивлению мамы и бабушки, в один прекрасный день в нашем доме вдруг появились
сборники стихов самых разных поэтов.
Только не смейтесь! Вы же не знаете, что это такое: не имея ни малейшей склонности к
изящной словесности, заучивать наизусть десятки стихов…
И все это лишь для того, чтобы во время совместных прогулок по этому парку втроем, с замиранием сердца (оценят ли?) — как бы невзначай наизусть прочитать: Какие бледные платья
Какая странная тишь
И лилий полны объятья
И ты без мысли глядишь…
— произнести эти строки, чтобы словить удивленный взгляд той, которая казалась мне
дороже всего на свете.
Так мы и гуляли втроем: я с фальшивым пафосом читал ненавистные вымученные
стихи; Инночка Казеинова, в пол-уха слушая меня, щурила свои прекрасные табачно-медовые глаза, пытаясь разговорить Валеру Черкасова; а он отвечал все больше невпопад, находясь одновременно и с нами, и где-то очень-очень далеко.
И возвращался я вечером сюда, в этот дом, где я жил много лет назад, проклиная
себя за безволие, не имея сил делать уроки на завтра и понимая, что выброшен насмарку
еще один день. Вот такая полоса была в моей жизни.
Эта болезнь с безнадежным диагнозом, наверное, могла для меня плохо кончиться.
Если бы не моя мама. В девятом классе она забрала меня из девятнадцатой школы, отдала
работать на консервный комбинат и послала учиться в вечернюю.
Бабушка плакала: ему не место среди хулиганов! Но мамочка, как всегда, оказалась
права.
В те далекие времена девочки еще любили поэзию, а я знал наизусть много стихов, чем выгодно отличался от других учеников вечерней школы, не всегда трезвых, зато
достаточно грубых и невежественных.
Где-то года через полтора ко мне домой вдруг заявилась в гости… Инночка
Казеинова. Ее отца снова забирали на работу в Москву, и она приглашала нас с Валерой
на прощальный вечер.
После ее ухода я долго стоял на балконе. Стоял и курил. Помню, как сейчас: был
поздний вечер, сквозь редкие облака слабо просвечивались неяркие звезды. Кончились
сигареты, и мне ужасно хотелось курить. А потом на балкон вышла мама и молча стала
рядом.
111
На прощальный вечер я не пошел.
Инночку Казеинову больше не видел.
________________
— А теперь, Валера, я хочу поговорить с тобой. Знаешь, прошло столько лет, но я до
сих пор помню все наши разговоры и твою заветную мечту: любыми путями вырваться из
Союза. Поэтому у меня так гулко забилось сердце, когда в шестьдесят седьмом я узнал, что ты бесследно исчез с вахты в иностранном порту. Кстати, услышал я об этом впервые
от нашего армейского особиста, который специально несколько раз после этого приходил
для бесед со мной в наш погранотряд.
Честно говоря, я был тогда сильно напуган, но где-то в душе рад за тебя. И желал
тебе удачи — и попутного ветра в твои паруса.
Но странное дело, Валера, шли годы, а ты все не объявлялся. Это непонятно, Валера…
Давным-давно пришло время перестройки, демократии и гласности, стало
возможным говорить буквально обо всем, а ты по-прежнему молчишь…
Так получилось, что нас с тобой воспитывали мамы. Валера, сегодня их нет: ни
твоей, ни моей…
А знаешь, как бедовала Ольга Ивановна, когда после твоего ухода ее уволили с
полупроводникового завода? Тогда моя мама заставляла меня ходить и помогать твоей…
И еще — я, грешник, каюсь, что много лет не верил Ольге Ивановне, когда она
говорила мне, что не знает, где ты и что с тобой…
Не верил и все. Не мог заставить себя поверить, что тебя больше нет.
Моя мама ушла в 92-ом году, а твоя — в позапрошлом. И все эти восемь лет она называла
меня твоим именем, я ей был сыном вместо тебя, Валера…
_______
— Ну что, дружище, жизнь прожита, сегодня мне пятьдесят пять. Я выучился, Валера, на учителя русского языка и литературы, ты веришь мне, друг мой?! И нет у меня
уже ненависти к стихам — я, Валера, учу детей любить их… Странно, правда?
И знаешь, Валера, чего я сегодня боюсь больше всего? Раньше, в минувшие годы, я
боялся, что ты умер, а сейчас я очень-очень боюсь, если ты окажешься живым. Потому
что тогда я не знаю, ни что мне думать, ни как с этим вообще жить дальше… Ведь если ты
сегодня, как и я, пятидесятипятилетний, где-то и с кем-то жив, то это значит, что 34 года
назад, на злополучном Стамбульском рейде ты сразу убил всех нас вместе: свою и мою
маму, меня — незадачливого учителя, не любящего свой предмет, и несчастную Инночку
Казеинову, которая, по слухам, так и не вышла замуж, потому что имела несчастье
полюбить, прости, не твоего друга, а тебя.
Разве дальние моря-океаны стоят всего этого, Валера?
_______
— И все-таки, друг мой, если ты наперекор всему — жив, и совесть твоя по-прежнему чиста, желаю тебе я здоровья и сил, и новых удач, и ярких цветов, — и прими от
меня на добрую долгую память маленький сувенир из моей последней командировки в
Москву, вот этот скромный видеокадр…
И пусть завершит эту историю памятник одной нашей общей знакомой, который я
случайно обнаружил на Ваганьковском, любуясь истинными шедеврами погребального
искусства…
112
Узнал ли ты это задумчивое милое лицо? Помнится ли тебе ее, оставшаяся
навсегда девичьей, фамилия? Рад ли, что она посвятила себя не тебе или мне, а своей
биологии, став в 26 лет кандидатом наук?
…Вы видите эти три угловых окна на втором этаже? Здесь когда-то сидел мой 8-А
класс. А мне кажется, что это было совсем недавно…
___________
Конец.
===============
ЗИМА МОЕЙ ВЕСНЫ, СИМФЕРОПОЛЬ.
Ехать на курсы повышения квалификации директоров школ при Крымском
госуниверситете мне не хотелось. Южная зима, слякоть, скучные лекции старых
профессоров…
Лекции, действительно, были не очень, но я познакомился там с одним интересным
парнем, директором школы из Николаева
- Русский вопрос - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Нерассказанная история США - Оливер Стоун - Биографии и Мемуары
- Храм Диониса - Анатолий Горло - Юмористическая проза
- Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр - Джон Лайдон - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Стив Джобс. Повелитель гаджетов или iкона общества потребления - Дмитрий Лобанов - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Фарфоровый птицелов - Виталий Ковалев - Русская классическая проза
- НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард - Биографии и Мемуары
- Перестройка - Вениамин Кисилевский - Юмористическая проза