В небе и на земле - Михаил Громов

В Италии нас встречали особенно помпезно. На аэродроме был сам Бальбо - заместитель командующего ВВС Италии (министром авиации Италии был Б.Муссолини.). Молодой, рыжий, казалось - заряженный огромной энергией.

На другой же день, несмотря на жару, мы побывали в соборе святого Петра. Красота, грандиозность, искусство и мастерство слились в одно грандиозное целое прекрасное произведение. Памятники древности и искусства были основными предметами нашего внимания. Залитая солнцем, утопающая в тропической зелени и цветах Италия - это то, что мы видели тогда.

Я забыл сказать, что своим полётом мы наносили итальянцам ответный воздушный визит. Бальбо устроил нам приём, где нам был представлен тогдашний рекордсмен, обладатель мирового рекорда дальности полёта без посадки лётчик Маддалена. Он же, вылетев из Италии на летающей лодке, разыскал У.Нобиле, потерпевшего аварию на дирижабле «Италия» около Шпицбергена. Мы осмотрели специальную дорожку с горкой для взлёта рекордного самолёта, построенного специально для установления рекорда дальности полёта. Там же мы осмотрели Научно-исследовательский институт авиации, построенный на прежде болотистых местах. Итальянцы в то время подняли престиж своей авиации рекордными полётами на дальность и скорость. Мы знали, что 22 итальянских самолёта в строю перелетели через Атлантический океан в США и вернулись обратно через Азорские острова.

Маддалена всюду сопровождал меня и давал пояснения через переводчика. Это был высокий, красивый брюнет, обаятельный, скромный молодой пилот. Вскоре после нашего отлёта он погиб на этом же рекордном самолёте, перегоняя его из ремонтной базы в Научно-исследовательский институт. Во время полёта над морем самолёт разлетелся на мелкие части. Оба лётчика, в том числе и Маддалена, погибли. Б.Муссолини приказал достать со дна моря все части самолёта и определить причину катастрофы. Как выяснилось, это был один из первых случаев флаттера, одного из самых опасных видов вибраций.

Наш визит был украшен замечательной прогулкой в Неаполь. Из Рима мы проехали на автомашинах до берега моря, там пересели в гидросамолёты и вдоль берега долетели до Неаполя. Осмотрев город, мы позавтракали на балконе, с которого открывался чудесный вид на город и вулкан Везувий. К обеду мы вернулись в Рим.

Через 2-3 дня вся наша экспедиция была представлена Б.Муссолини (Муссолини Бенито (1883-1945) - диктатор Италии в 1922-1943 годах, основатель фашизма.). На автомашинах, в сопровождении Бальбо, мы подъехали к его летней резиденции, утопающей в зелени и цветах. Бальбо шёл впереди, за ним - В.А.Зарзар, затем - я, и далее все остальные. Войдя в большую виллу, мы остановились перед входом в приёмный зал. В этот момент по лестнице, ведущей на второй этаж, быстро сбегала молодая девушка, жгучая брюнетка с громадными чёрными блестящими глазами. Поражённая видом незнакомых людей и, видимо, не ожидавшая такой встречи, она так же быстро, как и сбегала с лестницы, остановилась. Затем, улыбнувшись, вспорхнула и улетела снова наверх.

– Это - дочь Муссолини, - шепнул нам Бальбо.

Мы всей экспедицией прошли в круглый зал. Через несколько минут вошёл Б.Муссолини. На нём был светлый чесучовый костюм. Поздоровавшись и пожав всем руки, он встал в непринуждённую позу, скрестив руки на груди. Это был человек средних лет, небольшого роста, широкоплечий, могучего телосложения. Крупное лицо с большими чёрными блестящими глазами и мощной, выдающейся вперёд челюстью производило впечатление необычайной воли. Он держался просто, без какой-либо наигранности. Побеседовав минут пятнадцать, он попрощался со всеми и вышел из зала. Бальбо с восхищённым видом воскликнул, подняв вверх правую руку:

– Теперь вы понимаете, что мы готовы умереть за него!

Мы промолчали, но подумали: «За кого, а главное, за что вы готовы умирать?».

На другой день Бальбо устроил прощальный банкет на аэродроме, на открытом воздухе. На банкете присутствовали наиболее известные итальянские лётчики.

Перед отлётом мы поехали готовить самолёт. Стояла жара в 45°С. За самолёт нельзя было взяться голыми руками. Наш механик, чтобы не запачкаться, надел поверх трусов лёгкий комбинезон. Когда он залез на крыло и, забыв о жаре, лёг на него животом, намереваясь открыть капот мотора, то подскочил, как карась на сковородке: живот был слегка обожжён. Мы решили на другой день (29 июля 1929 года.) лететь в Марсель, где произвести посадку для дозаправки самолёта, чтобы далее лететь до Лондона без посадки. Полёт до Марселя был прекрасной воздушной прогулкой. Там мы успели позавтракать и попробовать лучших в мире марсельских сардинок. Но настроение было омрачено сообщением об ухудшении погоды на пути нашего дальнейшего следования.

* * *

При вылете из Марселя на небе с северо-западной стороны появилась высокая слоистая облачность. Это было плохим предвестием. Я взлетел из Марселя с тревожной мыслью: успеть бы пролететь гористые места. Выскочив на равнину, я при любой погоде сумел бы долететь хотя бы до Парижа. Облачность понижалась, но горы мы проскочили. До Парижа оставалось километров двести. Погода в месте посадки была неизвестна, а так как приводные радиостанции отсутствовали, то и точно сориентироваться было нельзя. Лететь над облаками или в облаках было невозможно, и поэтому мы шли на высоте 300 метров, под самыми облаками. Я, ориентируясь визуально, вёл самолёт над рекой. Облачность всё более и более понижалась. По опыту я знал, что над рекой препятствия маловероятны. Вдруг самолёт мгновенно перешёл в пикирование. Я быстро взял штурвал на себя, но полностью выбрать его мне помешал картодержатель. Быстро его отбросил. Русаков, видя, что мы сейчас упадём в лес (так как высота была очень небольшой), убавил газ, чем усугубил пикирующий момент. Я снова вывел моторы на полную мощность и выбрал штурвал до отказа на себя, успев при этом погрозить кулаком механику, чтобы он не вмешивался. Самолёт вышел в горизонтальный полёт метрах в тридцати над деревьями. На ножных педалях и штурвале чувствовались очень сильные удары от руля высоты. Штурвал был выбран на себя настолько, что между ним и моей грудью было пространство не более одного дюйма (2,5 сантиметра.). Мгновенно оценив положение, я начал искать глазами площадку для посадки, так как понял, что по неизвестной мне причине возникла сильнейшая вибрация типа бафтинга. Слева я увидел площадку, подходящую для посадки, но на ней паслись бараны. Ещё через полминуты я увидел сероватого цвета лужок за рекой, как мне показалось, вполне годный по размерам для приземления. Штурвал и педали вырывало со страшной силой. Я устремился на сероватый луг и благополучно, хотя и с большим трудом, приземлился. Сероватый цвет луга сулил наибольшую вероятность благополучного приземления, ибо сероватый цвет обычно гарантирует сухой луг, а очень зелёный - указывает на то, что грунт может быть сырым, вязким, и даже болотистым.