Китай. Искусство есть палочками - Полли Эванс

— Сначала, — продолжил Кесанг, — прилетает вожак стаи, а остальные птицы ждут в сторонке, пока он не насытится.

— И за какое время они справляются?

— Да минут за тридцать.

Очень кровопролитные похороны, но, с другой стороны, разве лучше сгореть в крематории или гнить под толщей земли? Хотя лично мне представляется ужасным смотреть, как твоего родственника режут на кусочки и скармливают стервятникам. Я спросила Кесанга, бывал ли он на «небесных похоронах».

— Да. Когда мой дядя умер, — ответил он и снова улыбнулся.

Тибетцы вообще относятся к смерти очень спокойно, для них жизнь — это лишь очередной этап, поэтому они с нетерпением ждут следующего звена в цепочке реинкарнаций.

Вернувшись в Чжундянь, мы прогулялись по старому городу. Везде кипела работа. Дома реставрировались, дороги перестраивались, со всех сторон что-то сверлили и пилили, кругом подвывали бетономешалки, а путь нам порой преграждали огромные кучи булыжников. Правительство нашло свою Шангри-Ла и в спешном порядке ремонтировало ее. Те, кто надеялся пополнить свой банковский счет, купили домишки-развалюхи и теперь с грохотом, шумом и треском превращали их в бары, рестораны, отели и магазины. К следующему году городок должен был предстать уже в новом обличье.

Мы зашли в один ветхий домик, которому было около трехсот лет. Здесь жила пожилая чета, которую во времена «Культурной революции» хунвэйбины временно выселили, устроив в доме свой штаб. В итоге супруги потеряли все имущество, кроме одного деревянного горшка, который нам с гордостью продемонстрировали.

На стене висел плакат: Мао Цзэдун, Дэн Сяопин и Цзян Цзэминь. Мне показалось странным, что люди, которые так пострадали при коммунистическом строе, решили повесить у себя дома изображения партийных лидеров. Рядом с плакатом я заметила маленькую выцветшую фотографию, запечатлевшую встречу Мао и молодого далай-ламы. Снимок был сделан в 1950-е годы, еще до того, как отношения правительства и далай-ламы окончательно испортились.

Старик и его жена оба были по национальности тибетцами, потому испытывали глубокое уважение к своему духовному наставнику, но при этом они, казалось, принимали близко к сердцу и идеалы коммунизма. Маленькая выцветшая фотография наглядно демонстрировала всю противоречивость и запутанность симпатий жителей этой части восточного Тибета, лучше, чем выступления всех политиков вместе взятых. Да, тибетцы, разумеется, против оккупации своей территории, но всё не так однозначно. Современное правительство — лишь очередной этап иностранного правления в Тибете, где успели отметиться монголы, непальцы и даже ненадолго англичане, но при этом тибетцы и китайцы не всегда были врагами. Когда в 1717 году китайцы изгнали из Тибета монголов, местные жители тепло приветствовали их и Тибет стал протекторатом Китая; на основе этой договоренности, собственно, двести пятьдесят лет спустя коммунисты и заняли Тибет. Сейчас большинство китайцев искренне полагают, что их «участие» в судьбе Тибета (а вовсе не оккупация) пошло тибетцам на пользу. На Крыше Мира появились школы, больницы, дороги. С другой стороны, далай-лама обвиняет китайцев в культурном геноциде.

— Я уважаю Мао, — сказал мне старик, — и ценю то, что он сделал для Китая, но из всех троих, — он махнул рукой в сторону плаката, — мне наиболее симпатичен Дэн Сяопин, поскольку именно после его реформ мне вернули дом.

Глава 17

Конфуций бы удивился

Вид из окна автобуса, который на следующее утро вез меня из Чжундяня в Лицзян, был бы куда лучше, если бы девушку, сидевшую впереди, не тошнило так отчаянно. Каждые несколько минут она бледнела, открывала окно и свешивалась вниз. Автобус двигался вперед, и содержимое ее желудка приземлялось веселыми оранжевыми брызгами прямо на стекло моего окна. Но, несмотря на эти оранжевые пятна, пейзаж был просто прелестный: вдали возвышались горы, а на равнинах у их подножья крошечными крапинками паслись яки. Около часа мы ехали вдоль неглубокой речушки, которая весело бурлила, огибая гладкие камешки. Был уже конец ноября, но на деревьях все еще стойко держались листочки, некоторые еще даже зеленые, другие уже ярко-золотые или алые. Затем речка впала в Янцзы, и наш автобус, заляпанный рвотой, поехал вдоль великой реки. Рельеф стал волнистым. Вдоль берега тянулись заливные рисовые поля: кое-где просто коричневая влажная земля, здесь урожай только что убрали; на других участках проклевывались над слоем воды крошечные зеленые росточки.

Дальше какое-то время мы ехали по сосновому лесу и, через пять с половиной часов пути, прибыли в Лицзян.

Вообще-то путешествие должно было занять куда меньше времени, но нас задержали ремонтные работы. Власти решили, что в Утопию надо ехать по гладкой дороге, поэтому велось строительство новой автострады, по которой до Лицзяна можно будет добраться за, каких-то, два часа, но зато сейчас нам пришлось тащиться в обход по пыльным проселочным дорогам.

Лицзян — неизменно привлекающий туристов симпатичный маленький городок, чьи «старинные» кварталы в конце 1990-х подверглись косметическому ремонту, причем это было еще до того, как подобная «пластическая хирургия» — вошла в моду и в других городах. Тогда реконструкцию пришлось проводить из-за землетрясения 1996 года. Теперь, после реконструкции и открытия местного аэропорта, на запутанных улочках изрезанного каналами города полно баров, ресторанов и сувенирных лавочек. Солнечный свет пробивался сквозь листву деревьев и отражался в чистой воде. Через каналы были переброшены простые деревянные мостики, по которым с мощеных улочек можно попасть на террасы с плетеными креслами и столиками, накрытыми полосатыми скатертями. С серых загнутых кверху крыш свисали каскады красных фонариков. Улицы шли под наклоном, поэтому издали казалось, будто холм весь облеплен черепичными крышами, при этом везде царила безупречная, безукоризненная, необычная для Китая чистота.

Лицзян населяет народность наси. Женщины наси в голубых хлопчатобумажных кепках и передниках ходили по улицам среди туристов, неся за спинами огромные плетеные корзины, как и много веков назад. Наси являются потомками древней тибетской народности цян. Как и большинство китайских национальных меньшинств, наси говорят между собой на собственном диалекте. Но значительно более необычно то, что у них есть собственная система пиктографического письма, так называемая наси дунба, в которой легко узнаются изображения людей, животных, птиц и цветов. Некоторые иероглифы дунба построены по принципу ребуса, к примеру, «ехать верхом» — это изображение фигурки на коне, иероглиф «убивать» — это изображение человечка, который занес меч над потенциальной жертвой, съежившейся в ужасе, а «обсуждать» — это два человечка, из ртов которых торчат длинные языки, нацеленные навстречу друг другу. До недавних пор среди наси царил матриархат: хотя формально правители и были мужчинами, однако фактически тут верховодили женщины, которые ни в грош не ставили конфуцианские ценности, задвигавшие представительниц слабого пола на второй план.