Солдаты, которых предали - Гельмут Вельц

Иногда в голову приходит страшная мысль: мы должны умереть здесь потому, что этого хотят! Мысль чудовищная, сознаюсь. Но при методах нашей пропаганды и ее любви к красивым словам о жертвенной смерти гибель нашей армии, право, весьма кстати, чтобы подхлестнуть уставший от войны народ и вызвать в нем фанатизм, жаждущий отмщения. Да, уж пресса-то сумеет выгодно подать это: смотрите, целая армия пожертвовала собой за фюрера и рейх; отомстить за ее гибель – ваш священный долг! В меньших масштабах мы уже видели это, когда в Нарвике английский флот пустил ко дну германские миноносцы. А нас – тех, кто еще стоит здесь потому, что чувствует себя связанным присягой и не знает, как себе помочь, – посмертно превратят в нибелунгов нашего времени. Будут восхвалять нас как воскрешение древнегерманской воинской верности, мы должны будем служить примером и стимулом для немецкой молодежи. Молодые новобранцы, которые в начале войны еще протирали штаны на школьных партах, будут подражать нам в нашем безумии и ослеплении и слепо устремляться в бескрайнюю страну на Востоке. Навстречу собственной смерти. А мы стали бы для них образцом.

Мыслям нет конца, но к чему они ведут, уже становится ясно. В такие времена физических и духовных страданий, какие переживаем сейчас мы, в мозгу рождаются проблемы, никогда не встававшие перед нами раньше. Мозг не прекращает работать ни на минуту. И вот приходит осознание фактов – отрезвляющее и печальное. Порой просто хватаешься за голову, когда в редкую спокойную минуту сознаешься сам себе, что попался на красивую, только что выкрашенную яркую приманку.

* * *

Итак, Гот на подходе. Его ударная группа в составе нескольких танковых и пехотных дивизий стремится из района Котельниково прорвать внешнее кольцо окружения. Преодолевая сильное сопротивление, она шаг за шагом продвигается дальше. В большой излучине Дона, там, где к Сталинграду должна двигаться вторая группа немецких войск, ситуация коренным образом изменилась. В середине декабря крупные русские силы перешли в наступление на Среднем Дону и отбросили итальянцев и венгров. Эта операция угрожает глубокому флангу пробивающейся вперед деблокирующей армии, заставляет оттягивать назад выдвинувшиеся вперед наступательные авангарды и строить отсечные позиции. Все это сковывает действия командования, лишает его возможности маневрировать резервами. Тем самым парализуется одно из зубьев немецких клещей, которые по замыслу командования должны сомкнуться. Больше того, идущим на выручку войскам самим грозит опасность оказаться отрезанными. Манштейн, командующий группой армий «Дон», в результате расширения русского фронта наступления сам попал в тяжелое положение. Теперь нам уделяется только часть внимания, только половина сил бьется за наше деблокирование. Никто не может сказать, долго ли все останется так и не настанет ли скоро такой момент, когда Готу придется повернуть фронт, чтобы отразить новые операции русских.

В самом котле, по другую сторону Дона, бои идут все с той же ожесточенностью, что и прежде. Но это отнюдь не заслуга командования 6-й армии. Его вообще не видно и не слышно. Генерал-полковник Паулюс застыл в своем повиновении. Ведь его предложение прорываться на запад было отвергнуто. Вопреки своему более ясному пониманию обстановки и положения армии он оказался вынужденным остаться в котле со всеми своими войсками, держаться и изо дня в день вновь и вновь вести навязанные русскими бои. Он не нашел в себе сил для самостоятельных действий вопреки воле фюрера и указаниям «стратегов», командующих из-за столов с зеленым сукном. Он молчит. Да ему, собственно, и нечего сказать войскам.

Зато его начальник штаба знает только одно: держаться, держаться и еще раз держаться! Держаться любой ценой: ценой целых рот и батальонов, ценой тысяч, десятков тысяч, сотен тысяч жизней! Биться до последнего патрона! До последней съеденной лошади, до последней капли крови! Таков приказ. Больше командованию сказать своим солдатам нечего. Для выполнения такого приказа нет никого лучше, чем начальник штаба 6-й армии. Он само олицетворение офицера германского генерального штаба старой школы, человек, который все знает, все предвидит и все рассчитывает заранее, – господин генерал-лейтенант Шмидт. Он при Паулюсе «серое преосвященство», человек, действующий из-за кулис и никогда не появляющийся на авансцене, но воля его воплощается в приказах, требующих все новой крови. Во всем чувствуется его бездушие, его нежелание считаться с чем-либо, его резкость, о которых говорят все. Его боятся, его называют злым духом армии. На передовой его никогда не увидишь: для этого есть командиры дивизий и корпусов. А они посмеиваются про себя над отшлифованными приказами, которые господин генерал-лейтенант издает целыми пачками. Здесь, впереди, необходимые меры диктуются противостоящими силами противника, погодой, знанием до мельчайших подробностей изученной местности, порой какой-нибудь маленькой лощинки, кустарника или остова двухэтажного здания. Каждый командир сам видит, что ему делать с этими приказами.

А тем временем в городе борьба по-прежнему идет за каждый метр. Главные объекты боев: завод «Баррикады», завод «Красный Октябрь» с русским бастионом – цехом № 4 и «Теннисной ракеткой». На северной отсечной линии наши дивизии ведут тяжелейшие оборонительные бои с непрерывно атакующим противником. Когда в штабах еще блуждала идея прорыва, здесь преждевременно оставили старые, хорошо оборудованные позиции. Спартаковка и Ерзовка в руках противника, и линия обороны пролегает теперь дальше к югу по холмистой местности. Высоты «Гриб» и «Эрика», а дальше к западу овраг у Котлубани каждый день становятся свидетелями новых атак, новых контрударов и новых потерь. Только на дороге Ерзовка – Сталинград, на так называемом танковом маршруте, валяется более двадцати подбитых танков всех типов. На западе внешним фортом «крепости Сталинград» служит Мариновка. Заняв перед этой деревней полукруговую оборону, солдаты майора Виллига отражают русские попытки прорыва. Противник непрерывно усиливается, при последней атаке на эту деревню действовали 123 реактивные установки. Тем не менее фронт пока удерживается и здесь. Удерживаются позиции и на юге при таком же натиске и ценой таких же потерь.

Жизненный центр 6-й армии по-прежнему Питомник. Здесь, на аэродроме, приземляются самолеты, доставляющие нам самое необходимое. По высочайшему приказу снабжение 6-й армии поручено теперь генерал-фельдмаршалу Мильху. Но наши запасы патронов, снарядов и горючего столь малы, а пустота в наших желудках столь велика, что даже генералу с такой «питательной» фамилией{31} не заполнить их. Вражеская противовоздушная оборона зримо становится все сильнее, черные облачка разрывов зенитных снарядов окантовывают котел. К тому же ухудшилась погода, число прилетающих «юнкерсов», «хейнкелей» и «кондоров» с каждым днем сокращается. Мы часто видим, как самолеты летят дальше на восток, за Волгу, и не возвращаются назад. Запеленгованные противником и ложно наводимые им, они, вероятно, при такой погоде приземляются где-нибудь на его аэродромах. Последствия для нас ясны. Ремень затягивается еще туже, автотранспорт сокращается еще более жестко, а стрельба по противнику почти прекращается. Врачам не хватает патентованных лекарств, аспирина, йода, касторки. Терпи и харкай – вот тебе эрзац лечения. Но так не вылечишься.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});