Гамсун. Мистерия жизни - Наталия Будур

Недалеко от ее столика сидел Гамсун с друзьями – компания веселилась от души. Неожиданно Гамсун встал, показал на фру Монрад длинным дрожащим пальцем и крикнул:

– В такое лицо хорошо бы плеснуть купоросом!

Наступила тишина.

Что это Гамсун сказал? Улыбка фру Монрад сразу увяла. Ее муж приподнялся на стуле и тут же плюхнулся обратно. Гости замерли. Может, Гамсун сошел с ума? Официанты нервно топтались на месте.

Скоро Салли Монрад и ее муж встали и покинули зал – невозмутимые, безупречные, только очень бледные.

За столиком Гамсуна возникло волнение.

– Ты что, спятил? – прошептал Сигурд Бедткер. – Плескать купоросом в лицо Салли!

Гамсун не ответил. И вышел из зала.

Но когда фру Монрад с мужем покидали гардероб, у входной двери они наткнулись на Гамсуна, стоявшего на коленях, он даже снял башмаки...»

* * *

«В „Гранде“ за большим столом сидят несколько друзей Гамсуна, официант то и дело подносит им пиво. Появляется Гамсун, подойдя поближе, он обнаруживает среди друзей человека, которого недолюбливает. Гамсун обходит их столик и садится отдельно... Весь вечер он проводит в одиночестве, немного пьет, он устал...

Кафе собираются закрывать, друзья Гамсуна давно ушли, наконец официант Килленгрен подходит со счетом. Гамсун так и не отдохнул, он расплачивается, и ему вдруг приходит в голову, что милому, исполнительному Килленгрену следует дать большие чаевые. Он дает Килленгрену сто крон, официант берет деньги и кланяется. Как будто все.

Но, к несчастью, небезызвестный велосипедист Гресвик сидел невдалеке и был свидетелем этой сцены. Гресвик, движимый лучшими побуждениями, решил, что Килленгрену следовало отказаться от таких больших чаевых, которые ему дал не вполне трезвый писатель; свою точку зрения он сообщил Килленгрену, метрдотелю и директору. Килленгрен пытался объяснить, что Гамсун, если ему взбредет в голову, имеет обыкновение давать на чай сто крон и протестовать в таком случае небезопасно, но это не помогло. Директор пригрозил, что уволит его, если Килленгрен не принесет письменное уведомление от Гамсуна, что у того нет к Килленгрену никаких претензий.

На следующий день Килленгрен принес такое письмо:

...

"Я, Кнут Гамсун, еще не лишен права распоряжаться своим имуществом и потому заявляю, что этот чертов велосипедист не смеет совать нос в мои чаевые.

С уважением

Кнут Гамсун"» [114] .

Словом, Кнут Гамсун любил и умел и погулять, и почудить. Безусловно, было в этом что-то театральное, хотя театр он и ненавидел. Быть может, поэтому и свою вторую жену Гамсун встретил в театре.

* * *

В 1908 году Национальный театр в Кристиании решил поставить пьесу Гамсуна «У врат царства». Молодой и талантливой актрисе Марии Андерсен обещали дать роль Элины Карено.

В то время Марии исполнилось 26 лет, она подавала большие надежды – и была несвободна. Когда Гамсун познакомился с фрекен Андерсен, она уже шесть лет состояла в гражданском браке с директором театральной труппы Доре Лавиком и в театральным кругах была известна под именем Марии Лавик. Это создало серьезные проблемы. В первые дни знакомства Марии и Кнута самого Лавика в Кристиании не было – он находился на гастролях с труппой.

Марию же представил Гамсуну директор Национального театра Вильгельм Краг, который предполагал, что актрисе необходимо обсудить роль с автором пьесы.

Гамсун был просто сражен ее красотой и с восхищением воскликнул: «Господи, до чего же вы прекрасны, дитя мое!»

Кнут был старше Марии в то время почти в два раза, так что имел полное право называть ее «дитя мое», однако ни разница в возрасте, ни ее статус замужней женщины не помешали ему начать «осаду».

Для начала известный писатель немедленно пригласил молодую актрису в знаменитое «Театральное кафе» и принялся ее обольщать.

Одним из первых комплиментов стала похвала ее «маленьким ручкам». Это был один из «пунктиков» Гамсуна. В своих романах он неоднократно восхищается маленькими женскими ручками – его собственные были огромны, и писатель их очень стеснялся.

О роли он не обмолвился ни словом, хотя именно о театральной карьере Мария в тот момент и думала больше всего. Надо сказать, что Гамсун не особо ей понравился. Да, он был привлекателен, но она ожидала увидеть утонченного аристократа, а не крестьянина, пусть даже и прекрасно одетого. Сильный, крепкий, широкоплечий, с большими руками, он не особо ей приглянулся как мужчина, к тому же она действительно любила Доре Лавика.

Но Гамсуна было не остановить – он, как всегда, напрямик шел к намеченной цели.

На другой день после знакомства Марии принесли в театр букет из двадцати шести роз – столько же, сколько ей было лет.

Не прошло и недели, как все было решено: Мария дала согласие стать женой Гамсуна.

Доре Лавику быстро стало известно о романе жены с известным писателем и скандалистом, но он ничего не предпринимал, надеясь, что Мария одумается и вернется.

Неожиданно Мария заболевает, а вскоре из Бергена приходит сообщение, что Лавик скончался от заворота кишок в местной больнице. Для Марии это было настоящим ударом, потому что она считала себя причиной смерти оставленного возлюбленного. Однако Гамсун придерживался иного мнения – он полагал, что такова воля Провидения.

В этот период Марии пришлось пережить немало неприятных минут – Гамсун был очень ревнив и буквально мучил ее своими письмами, ведь он продолжал жить в Конгсберге, а Мария лежала в больнице в Ларвике.

Он ей писал не то что каждый день, но через каждые несколько часов:

...

«Конгсберг. 9 ч. 30 мин. 16 июня 1908.

Моя Мария!

Я сижу и думаю. Нет, ты никогда по-настоящему не любила меня. Никогда я не занимал первого места в твоих мыслях, отсюда все намеки, все фотографии, все то, что у тебя от Тетиса [115] . Ни одного единственного воспоминания, в котором я на первом месте, ни единого грошового цветочка, ни единого отрешения от подробностей твоей прошлой жизни, только откровенные воспоминания о нем и его «дорогой душе», и что он сказал, и как поступал. И тут он заявляет, что не может жить без твоей любви, поэтому умирает – от заворота кишок. И поэтому на меня – его преемника – обрушились телеграммы и письма, и слезы о твоей великой утрате, – потому что он не мог без тебя жить – и скончался от заворота кишок...»

emm2

...

«Христиания.

17 июня 1908 года.

Дорогая Мария Андерсен!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});