Крутыми верстами - Николай Сташек

Раз Булатова увезли… и тут же появился Дремов, остается лишь одно: «Есть, товарищ комдив! Будет сделано!» Ну уж, дудки! Этому не бывать! Что угодно, только не такое унижение. Увольте!»

Нагнал Соскин штаб дивизии поутру, когда полки первого эшелона, развернувшись с ходу в боевой порядок, вели бой с зацепившимся вдоль гряды усиленным прикрытием противника.

Продвигаясь пешком по деревне с высоко забинтованным горлом, Соскин, поводя вокруг красными глазами, не пропускал мимо себя без какой-либо придирки ни одного штабника. Одного он отчитывал за якобы неряшливый внешний вид, из другого выматывал душу за неотдание чести, третьего разносил за развалистую походку. Разгневанный, появился он и в штабе, где начальником к этому времени уже был подполковник Бражников. Не услышав доклада, возмутился:

— Что за порядки? Может быть, все-таки бросите болтовню да и потрудитесь доложить замкомдиву?!

— Не мешайте, товарищ полковник! — оторвавшись от трубки, спокойно проговорил Бражников.

Соскин побагровел.

— Это… Это так замкомдиву?! Забыли?..

— Товарищ полковник! — наклонился к нему один из операторов. — Начальник штаба еле связался с соседом…

Соскин осел. «Вот как? Значит, и этот?.. Начальник штаба…» — дико защемило у него сердце.

Закончив разговор, Бражников, не поднимая глаз, наклонился к железному ящику, а выпрямившись, протянул Соскину шифровку командарма.

— Прочитайте, товарищ полковник, и распишитесь.

Читая шифровку, Соскин менялся в лице: то бледнел, то краснел, но далее после того, как понял, что командарм вызывает его немедленно к себе, заносчиво поднял голову.

— Когда прикажете? — посмотрел он на Бражникова.

— Там все написано. От себя добавить ничего не могу.

Плюнув под ноги, Соскин ушел от начальника штаба. Встречи с новым комдивом, находившимся на НП, он решил избежать.

Уткнувшись глазами в землю, не отвечая на приветствия встречавшихся, он направился в мокрые заросли, к своему тарантасу, но, оказавшись рядом с. ним, не остановился, прошел мимо, не зная, куда бредет. Очнулся лишь у края оврага. Показалось, что под шапкой зашевелились волосы. Остановился и, свалившись на черную кучу булыжников, схватился руками за голову. Закрыв усталые глаза, подумал: «Вот и докатился. И, видно, дело совсем не в Булатове. Началось гораздо раньше, в юности, а потом пошло и пошло».

В последнее время Соскин уже не раз подумывал о том, что его терзают честолюбие и зависть, но такие мысли появлялись лишь вскользь. Теперь, у обрыва, пришлось подумать пообстоятельнее. Так и не поднимая головы, он припомнил, как еще в школе, в седьмом классе, он так безумно полюбил соседскую девчонку, что из отличников угодил в двоечники и даже мог остаться на второй год. Девчонку звали Галкой и была она чертовски красивая. А когда он вздумал у нее что-то спросить, так она, прыснув, посмотрела сверху вниз и побежала к Витьке, верзиле чубатому, капитану волейбольной команды.

В училище пришлось торчать на самом левом фланге, терпеть издевки: «Шестнадцатая рота!» Других отбирали в парадный расчет, а тут только и приходилось из караула в караул. А то еще и на кухню. И так каждый праздник. Завидовал глубоко и мучительно, но зато по службе пошло успешнее, чем у других. Начальство всегда ценило за ретивость. Вроде даже пошло все с опережением. И должность и звания. Только Людка — вертихвостка… Дай ей с лампасами. Соскин поднял голову. Рядом стоял ездовой.

— Пошли, товарищ полковник. Там свертывают штаб. Должно, вперед.

— Ладно. Иди, — отозвался Соскин, чувствуя, как совсем опустела душа. «Свертывают штаб. Конечно, вперед. Дурак!» — поднявшись, Соскин подошел к обрыву, подступил к самому краешку, посмотрел на дно глубокого оврага. «Туда бы, что ли, головой о размытые булыжники? — мелькнула мысль, но он удержался. — Выходит, и в этом не как у людей. Никто не вспомнит. Вот он зароет, как собаку, — посмотрел Соскин вслед удалявшемуся солдату. — Нет! Расчет прост, что заработал, то и получай!»

И повернул коня назад. Поехал искать командарма.

Преследование противника неожиданно усугубилось

редчайшим явлением природы: в январе наступила такая оттепель, что в течение нескольких дней истаяла вся огромная масса снега. Вздулись речки, речушки и даже самые малые ручьи. Половодье оборвало продвижение войск. В установленный срок за реку проскочили лишь две танковые бригады да батальон Заикина, которым теперь командовал Супрун.

На плацдарме неокопавшемуся батальону пришлось уже с первых часов отражать одну атаку за другой. Особенно не давал житья занявший удачную позицию на крутом бугре вражеский танк. Пулеметным огнем он днем и ночью прошивал не только позицию батальона, но и все подступы к ней из-за реки.

— Бьет, мерзавец, по батальону, не даст головы поднять. Тают подразделения, — докладывал Супрун командиру полка. — Запасы к концу, людям не подвезти горячего.

— Вот что, комбат, — обратился к Супруну теперь уже командовавший у него первой ротой Юхим Корж. — Думаю, что пора кончать эту волынку с танком.

Супрун поднял глаза, насторожился. — Это как же?

— А вот так. Захвачу я его или уничтожу. Попал ко мне один паренек: смекалистый, ловкий, а по-фрицевски чешет — искры летят. С ним договорился, согласен хоть в огонь.

— Ну а что дальше?

— Как стемнеет, подползем. Если не удастся захватить врасплох — парень начнет шпрехать, ругать за плохую службу, а я случая не упущу. Твое дело разрешить. И баста!

— Что это ты надумал?.. Фрицу небось во как нужен пленный, а тут сам заявился, да еще офицер.

— Ну уж это ты брось. У каждого по два пистолета, гранаты, да и не мальчишки же. Насчет этого не стоит. Ты вот только, если что — Ивана, брательника, поддержи. Мал он еще, глуп да и слаб. Течет рана. Офицерское все скину. Пойду в бушлате, в нем свободнее.

Супрун тяжело вздохнул, а Юхим понял, что согласие получено. Не прощаясь, он пополз к себе в роту, на правый фланг.

Время тянулось медленно, и Супрун не находил себе места. «Черт толкнул согласиться», — лютовал он, но в тот момент, когда начал скручивать очередную цигарку, в районе танка прозвучали одиночные выстрелы. Цигарка выпала из рук. Не обращая внимания на свист пуль вокруг НП, он вытянулся над бруствером во весь рост, готовый стремглав бежать к Юхиму на помощь. Остановил голос замполита:

— Слышишь, комбат? Он это, Корж! — закричал из своей ячейки капитан Солопов. — Ясно, что началась там схватка с танкистами.

— Не сомневаюсь, но думаю, как бы это ему подсо… — не успел Супрун закончить слово, как танк взревел, и тут же грохнули один за другим несколько орудийных выстрелов.

Супрун почувствовал, как нервный спазм сжал горло и бешено заколотилось сердце. То, что танк бил из пушки, а потом открыл и пулеметную пальбу, еще не значило, что он находится в наших руках. Можно было предполагать разное. Лишь когда двигатель взревел еще круче и танк, бросаясь из стороны в сторону, но шел вдоль переднего края вражеской обороны, комбат понял, что Корж сумел захватить танк и теперь гусеницами утюжит немцев, пригревшихся в окопах, а тех, которые убегают в тыл, находившийся с ним солдат полосует огнем из пулеметов. На душе отлегло. Через несколько минут танк, не прекращая пальбы, рванулся куда-то за бугор.

С той стороны, кроме пулеметных очередей, стали доноситься орудийные выстрелы, а огонь противника по боевым порядкам батальона резко ослаб. Слышались только редкие автоматные очереди.

— Вот так моряк! Вот так Корж! — выкрикивал Супрун, всматриваясь в сторону переднего края и не обращая внимания на тянувшегося к нему телефониста.

— Вас сверху… Командир! — не отставал солдат, встряхивая телефонной трубкой.

— Ну давай! Давай! — протянул он к солдату руку, а в трубке услышал вопрос командира полка:

— Что там у тебя за пальба?

— Немного есть, но… — замешкавшись, начал комбат невнятно.

— Что за «но»? — переспросил Новиков.

— Да это у противника… Мы пока не разобрались… Дайте немного времени!

— Разберитесь и доложите! — приказал подполковник.

Супрун вскочил на ноги, а танк, взрывая землю, вырвался из-за бугра. Сделав еще несколько разворотов по переднему краю противника, он на той же бешеной скорости направился в свое расположение, чуть левее НП комбата.

— Ну наконец-то, Корж! — воскликнул комбат, глядя, как танк, приближаясь к НП, сбавил газ, а когда оказался рядом с ним — резко затормозил. Вслед за лязгом гусениц хлопнул башенный люк. Из него показался Юхим. Соскочив в снег, он бросился к Супруну, сгреб его своими медвежьими лапами и, прижав к себе до хруста костей, отпустил.

— Вот он! Больше не пальнет! Мы его повернем против фрицев. Пусть теперь попробуют!.. — рассмеялся отчаянный моряк.