Жуков. Маршал жестокой войны - Александр Василевский

И. С. Конев. Жуков и Сталин

(Из книги И. С. Конева «Записки командующего фронтом»)

В Ставке

…За четыре года войны нам, командующим фронтами, не раз приходилось докладывать Сталину о положении дел и предстоящих планах. Мы уже привыкли к обстановке, к тому, что Сталин и в момент наших докладов, и выслушивая наши соображения по ходу обсуждения вопросов, и высказывая свое мнение, и принимая соответствующие решения, – обычно делал все это не присаживаясь к столу. Зачастую он ходил по своему большому кабинету, останавливался временами перед тем из нас, к кому был намерен обратиться. И так, стоя, вел обсуждение того или иного вопроса. Мы все тоже, естественно, стояли. Члены Государственного Комитета Обороны, если они присутствовали на докладе, обычно сидели за столом для заседаний, обменивались между собой мнениями. Как правило, никаких вопросов нам, командующим фронтами, они не задавали. Сталин иногда обращался к ним с тем или иным вопросом, они высказывали свои суждения. Однако непосредственных указаний нам, командующим, помимо Сталина обычно никто не давал.

Во время докладов и последующего обсуждения мы чувствовали себя свободно. Обстановка ни в какой степени не давила на нас. Та скованность, то стояние перед Сталиным навытяжку, которые изображены в фильме «Падение Берлина», не имели ничего общего с действительностью. Сталин расхаживал по кабинету, дымя трубкой: он много курил. Другим тоже не возбранялось курить в его присутствии без специального на то разрешения. На столе всегда лежали коробки с папиросами.

Словом, атмосферы формальной субординации в кабинете Верховного Главнокомандующего не было.

Когда мы докладывали по карте, то ее развертывали на большом столе для заседаний. Сталин заходил с той же стороны, где стояли и мы. Следя за нашими пояснениями, он рассматривал карту.

Сталина интересовали на карте главным образом основные крупные географические пункты. Что же касается топографического изображения – рельеф, условия местности и так далее, – этим Сталин не интересовался. Мы знали заранее, что никаких вопросов в этом отношении у него не возникнет.

Во время вызовов командующих фронтов к Сталину в последние годы войны при всех обстоятельствах присутствовали представители Генштаба – начальник Генерального штаба или исполняющий его обязанности и начальник Оперативного управления. В конце войны это генерал А. И. Антонов и С. М. Штеменко. Никаких стенографисток и никакого иного фиксирования происходивших разговоров, как правило, не было.

Должен сказать по справедливости, что во второй половине войны Сталин не игнорировал Генеральный штаб. Ранее он допускал большие просчеты в своем подходе к этому чрезвычайному военному органу. Я бы даже сказал, что Сталин просто неправильно относился к нему, не понимал до конца характера, роли и значения организации управления войсками. Ко второй половине войны он уже убедился в том, что Генеральный штаб – это его основной орган управления, на который он может положиться как Верховный Главнокомандующий и через который призван осуществлять все свои распоряжения.

В нашем присутствии он ставил задачи своим ближайшим сотрудникам по Ставке, выслушивал их, давал им поручения. Встречаясь с нашими товарищами, работавшими в Ставке, мы убедились, что это давно и хорошо сработавшийся коллектив. Все они понимали Сталина буквально с полуслова. И он их понимал. Длительных объяснений, пережевывания одного и того же не требовалось. Разговоры были очень короткими, – Сталин вообще был чрезвычайно лаконичным, умел коротко излагать свои мысли. В его отношениях с работниками Генерального штаба в этот период не чувствовалось, что он их недооценивает.

Сталин, как правило, не отдавал распоряжений в отсутствие этих руководящих работников Генерального штаба. Видимо, он уже отлично понял, что без этого военного органа ему как Верховному Главнокомандующему обходиться нельзя. Добавлю к этому, что с точки зрения планирования операций он очень серьезно считался с предложениями командующих фронтами.

* * *

Оценивая деятельность Сталина во время войны, надо рассматривать его в роли Верховного Главнокомандующего непредвзято, восстанавливая всю картину именно такой, какой она была, со всеми ее положительными и отрицательными сторонами. Что касается личных впечатлений и чувств, то в разные времена они бывали очень разными.

Зимой 1942 года, когда я командовал Калининским фронтом, в Генеральном штабе возникло намерение спрямить линию фронта, ликвидировать все те узоры на карте, которые образовались в результате нашего контрнаступления. На Северо-Западном фронте, где к тому времени была окружена Спас-Демьянская группировка, создался причудливый узор. На Калининском фронте был большой выступ в сторону противника у холма Великих Лук. Дальше фронт проходил возле Ржева к Сычевке, там был еще один выступ. Потом линия фронта шла к Ржеву, Зубцову и Волоколамску.

Видимо, кто-то в Генеральном штабе высказал соображение, что, срезав все эти выступы, оставив часть территории и выровняв фронт, мы выкроим одну-две армии для того, чтобы держать их в резерве. В связи с этим Сталин пригласил командующего Северо-Западным фронтом П. А. Курочкина, и меня, как командующего Калининским фронтом, и командующего Западным фронтом Г. К. Жукова в Ставку.

Разговор происходил в Кремле, в кабинете Сталина. Докладчик от Оперативного управления Генерального штаба генерал Бодин предложил спрямить фронт. Действительно, это создало бы некоторую возможность высвободить по одной армии на Калининском и Северо-Западном фронтах. На Западном фронте, где линия фронта спрямлялась мало, сэкономить на этом вряд ли что-либо удалось.

Такое предложение было как будто выгодным. Но Сталин все-таки не принял решения по этому предложению без ведома командующих фронтами. И теперь представитель Оперативного управления докладывал соображения Генерального штаба при нас троих.

Первым было заслушано мнение генерала Курочкина. Я хорошо понимал его. До этого от него все время требовали, чтобы он ликвидировал Демьянскую группировку и непременно взял Демьянск. С этой группировкой у него было чрезвычайно много возни, а результаты не соответствовали усилиям. Очевидно, вся эта история ему надоела, и он заявил о своем согласии с предложениями Генштаба.

Потом дело дошло до меня.

– Как вы? – спросил Сталин. Я ответил:

–

Нет, товарищ Сталин, я не согласен с этим предложением. Если мы проведем его в жизнь – немец будет только доволен.

–

Почему «доволен»? – заинтересованно спросил Сталин.

Я объяснил, что если мы и сэкономим некоторые силы на спрямлении Северо-Западного и Калининского фронтов, то и немец тоже высвободит столько же, если не больше, сил и использует их для усиления своей группировки, стоящей перед Западным фронтом и нацеленной на Москву. Сейчас, пока фронт не спрямлен, силы немцев растянуты, им не из чего создать ударную группировку. Нам это выгодно. Особенно это выгодно Западному фронту, поскольку Калининский фронт своим далеко выдвинутым на запад выступом к Холму буквально нависает над немецкими войсками, стоящими перед Западным фронтом. Немцы вынуждены держать войска вокруг всего этого выступа. А если они их смогут высвободить, то, несомненно, используют для создания группировки против Западного фронта, и это может соблазнить их на новый удар по Москве.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});