Жуков. Маршал жестокой войны - Александр Василевский

Ночью противник вел себя спокойно. Ни с его стороны, ни с нашей стрельба не открывалась. Чувствовалось даже в какой-то степени проявляемое противником некоторое пренебрежение по отношению к нам, так как наши войска вели себя не особенно тихо. Заметно было на многих участках движение, слышался шум машин и повозок, искрили трубы передвижных кухонь, подвозивших на позиции пищу. Наконец в назначенное время наша артиллерия, минометы и «катюши» открыли огонь.

Я не буду описывать произведенного на меня эффекта огня наших средств, но то, что мне пришлось видеть и испытать в ответ на наш огонь со стороны противника, забыть нельзя. Не прошло и 10 минут от начала нашей артподготовки, как ее открыл и противник. Его огонь велся по нас с трех направлений: справа из за Нарева – косоприцельный, слева из-за Вислы – тоже косоприцельный и в лоб – из крепости и фортов. Это был настоящий ураган, огонь вели орудия разных калибров, вплоть до тяжелых: крепостные, минометы обыкновенные и шестиствольные.

Противник не пожалел снарядов и ответил нам таким огнем, как будто хотел показать, на что он еще способен. Какая тут атака! Тело нельзя было оторвать от земли, оно будто прилипло, и, конечно, мне лично пришлось убедиться в том, что до тех пор, пока эта артиллерийская система противника не будет подавлена, не может быть и речи о ликвидации занимаемого противником плацдарма. А для подавления этой артиллерии у нас средств сейчас не было.

Учтя все это, не ожидая конца нашей артподготовки я приказал подать сигнал об отмене атаки, а по телефону передал командармам 47-й и 70-й о прекращении наступления. Вернувшись на наблюдательный пункт командарма 47-й генерала Н. И. Гусева, приказал воздержаться от всяких наступательных действий до моего особого распоряжения, такое же распоряжение получил и командарм 70-й B. C. Попов.

На свой фронтовой КП я возвратился в состоянии сильного возбуждения и не мог понять упрямства Жукова. Что собственно он хотел этой своей нецелесообразной настойчивостью доказать? Ведь не будь его здесь у нас, я бы давно от этого наступления отказался, чем сохранил бы много людей от гибели и ранений и сэкономил бы средства для предстоящих решающих боев. Вот тут-то я еще раз окончательно убедился в ненужности этой инстанции – представителей Ставки – в таком виде, как они использовались. Это мнение сохранилось и сейчас, когда пишу воспоминания.

Мое возбужденное состояние бросилось, по-видимому, в глаза члену Военного Совета фронта генералу Н. А. Булганину, который поинтересовался, что такое произошло, и, узнав о моем решении прекратить наступление, посоветовал мне доложить об этом Верховному Главнокомандующему, что я и сделал тут же.

Сталин меня выслушал. Заметно было, что он обратил внимание на мое взволнованное состояние и попытался успокоить меня. Он попросил немного подождать, а потом сказал, что с предложением согласен, и приказал наступление прекратить, войскам фронта перейти к обороне и приступить к подготовке новой наступательной операции.

Свои соображения об использовании войск фронта он предложил представить ему в Ставку. После этого разговора словно гора свалилась с плеч. Мы все воспряли духом и приступили к подготовке директивы войскам…

* * *

Однако мне не уже суждено было руководить войсками 1-го Белорусского фронта…

Вернулся я к себе на КП после поездки по войскам. Уже был вечер. Только мы собрались в столовой поужинать, дежурный офицер доложил, что Ставка вызывает меня к ВЧ. У аппарата был Верховный Главнокомандующий. Он сказал, что я назначаюсь командующим войсками 2-го Белорусского фронта. Это было столь неожиданно, что я сгоряча тут же спросил:

– За что такая немилость, что меня с главного направления переводят на второстепенный участок?

Сталин ответил, что я ошибаюсь: тот участок, на который меня переводят, входят в общее западное направление, на котором будут действовать войска трех фронтов – 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского; успех этой решающей операции будет зависеть от тесного взаимодействия этих фронтов, поэтому на подбор командующих Ставка обратила особое внимание.

Касаясь моего перевода, Сталин сказал, что на 1-й Белорусский назначен Г. К. Жуков.

– Как вы смотрите на эту кандидатуру?

Я ответил, что кандидатура вполне достойная, что, по моему, Верховный Главнокомандующий выбирает себе заместителя из числа наиболее способных и достойных генералов, каким и является Жуков. Сталин сказал, что доволен таким ответом, и затем в теплом тоне сообщил, что на 2-й Белорусский фронт возлагается очень ответственная задача, фронт будет усилен дополнительными соединениями и средствами.

– Если не продвинетесь вы и Конев, то никуда не продвинется и Жуков, – заключил Верховный Главнокомандующий.

Заканчивая разговор, Сталин заявил, что не будет возражать, если я возьму с собой на новое место тех работников штаба и управления, с которыми сработался за долгое время войны. Поблагодарив за заботу, я сказал, что надеюсь и на новом месте встретить способных сотрудников и хороших товарищей. Сталин ответил коротко:

– Вот за это благодарю!..

Не успел я принять командование 2-м Белорусским фронтом, как меня вызвали в Ставку.

Задачу ставил лично Верховный Главнокомандующий. Нам предстояло наступать на северо-запад, Сталин предупредил, чтобы мы не обращали внимания на восточно-прусскую группировку противника: ее разгром возлагается всецело на 3-й Белорусский фронт. Даже не упоминалось о взаимодействии между нами и нашим правым соседом (впоследствии, как известно, жизнь внесла поправку, и нам пришлось большую часть войск повернуть на север).

Особо предупреждалось о самом тесном взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом. Мне запомнилась даже такая деталь: когда Сталин рассматривал нашу карту, он собственноручно красным карандашом вывел стрелу, направленную во фланг противнику. И тут же пояснил:

– Так вы поможете Жукову, если замедлится наступление войск 1-го Белорусского фронта.

В последующей беседе со мной Сталин еще раз подчеркнул, что назначаюсь я не на второстепенное, а на важнейшее направление, и высказал предположение, что именно трем фронтам – 1-му и 2-му Белорусским и 1-му Украинскому предстоит закончить войну на Западе.

* * *

Ширина полосы фронта, в пределах которой нам предстояло действовать, достигала 250 километров. Наши войска на всем этом пространстве делали вид, что заняты укреплением своих позиций в расчете на длительную оборону, а фактически полным ходом готовились к наступлению.

Местность, на которой нам предстояло действовать, была весьма своеобразна. Правая ее половина – от Августова до Ломжи – лесисто, озерный край, очень сложный для передвижения войск. Более проходимой по рельефу была левая половина участка фронта. Но и здесь на легкое продвижение рассчитывать не приходилось. Нам предстояло преодолеть многополосную оборону противника, укреплявшуюся на протяжении многих лет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});