Колония - Виталий Владимиров

Гуляеву казалось, что он шутит, а Сусликов обиделся, встал и... поехал прямо к секретарю объединенного профкома, то есть к Генеральному партийному секретарю совколонии. А это ответственный шаг, который привел в движение огромные жернова Системы, имеющие страшное свойство - раз закрутились, то надо кого-то смолоть и безразлично кого, но надо.

Сусликов наивно полагал, что уж Секретарь-то встанет на защиту Указа, тем более, что Гуляев и знамя опорочил, но Секретарь внимательно выслушал, поблагодарил за сигнал и доложил послу, памятуя его гнев на торгпреда за попытку помочь Чернобылю. Посол призвал нашего деда и по-дружески вмазал:

- Это что же получается? В посольстве не пьют, в аппарате торгсоветника не пьют, в доме советской науки и культуры не пьют, а торгпредству море по колено?

Торгпред вызвал Гуляева и в сердцах заорал на него:

- Ты что, сукин сын, делаешь? Я партбилет в сорок первом в народном ополчении получал и из-за какого-то Сусликова или Гуляева терять его не намерен!

На что Гуляев, не моргнув глазом, изумленно спросил:

- Какой Сусликов? Вы о чем, Семен Иванович?

И была создана комиссия, куда вошел и я.

Мы поговорили с Гуляевым, он отрицал все на свете, а потом с Сусликовым и сказали ему, что по словам Гуляева он чист, как ягненок.

На что Сусликов сделал еще более решительный шаг - написал заявление в Центральный Комитет КПСС с просьбой лишить гражданина Гуляева высокого звания члена профсоюза, то бишь, коммуниста.

Задействовав столь высокие сферы, Сусликов предполагал, что теперь-то он добьется справедливости. Однако, подгоняемый супругой своей Раисой и Бригадиром, Сусликов встал на очередном оперативном совещании и начал горячо говорить о высоком звании коммуниста, что было на оперативке ни к селу, ни к городу, побледнел, потерял сознание и упал. Сусликова увезли в госпиталь, где обнаружили, что у него открылась язва аж до кровотечения.

Я, как член комиссии, навестил Сусликова в больничной палате. Он лежал под капельницей, осунувшийся так, что осунуться дальше было просто некуда, и тоскливо спросил меня:

- Неужели и вам, Валерий Сергеевич, недорого высокое звание члена КПСС да еще в юбилейную годовщину Великого Октября?

Я обратил внимание Сусликова, что он лежит не в коридоре, как он возможно лежал бы в своем родном Ленинграде-колыбели революции, а в отдельной палате, что ему установлена капельница и колют его исключительно одноразовыми шприцами, а лечат высококвалифицированные врачи и дипломированные медсестры. Мягко напомнил ему, что здесь он имеет отдельную виллу, машину и зарплату в иностранной валюте, причем частично в твердой. Рассмотрел его ситуацию и его поступки с точки зрения торгпреда, который никогда не положит на стол свой партбилет ни ради Сусликова, ни ради Гуляева. Сказал, что он оказал услугу послу, но своим заявлением в ЦК подвел и его - что это у вас в коллективе происходит такое, что только высший партийный орган должен вмешиваться? И добавил, что, как показывает жестокий опыт персональных дел, никому не будет резона останавливать жернова Системы ради кого-то - проще всего смолотить обоих.

Так оно и вышло.

На заседании партбюро торгпредства комиссия доложила, что, действительно, Сусликов дал своевременный сигнал, но не учел, что пьянство происходило в воскресенье и хоть имело место, но трудящиеся отдыхали, и достаточно было осудить нарушивших Указ и строго предупредить о недопустимости подобного.

Гуляев же как начальник ослабил политико-воспитательную работу среди своих подчиненных, и потому следует в бригаде создать отдельный семинар в сети политпросвещения.

И хотя Сусликова зарубежные врачи вылечили, эскулап из советской клиники после беседы с Секретарем поставил свой диагноз - Сусликову противопоказан климат этой страны. Сусликов собрал вещички и уехал со своей Раисой, а Гуляев, хоть и не сморкался в шнурки, а через год последовал за ним, несмотря на то, что по своим деловым качествам должен был бы проработать здесь год или два сверх положенного срока.

Бунт Сусликова, поверившего в гласность и перемены, не мог кончится победой. И я тридцать лет назад струсил, не встал на собрании и не поддержал, хотя и обещал, Фурмана - борца за справедливость, потому что от этого зависело, получу ли я квартиру или нет. И я двадцать лет назад пытался воевать с Системой, не ведая, орудием какого Бригадира я являюсь.

Палач принес домой получку

и долго руки мылом мыл.

Потом сидел ленивый, скучный

и водку, как коньяк, цедил.

Допил и хрустнул огурцом,

чуть задержась на полувздохе.

Лицом, залитым жиром, как свинцом,

уставился в экран телеэпохи.

Там диктор на экране плел свой пыл,

одетая в "Березке", вторила девица

о том, как план реализован был

и хорошеет день от дня столица.

После второй оттаяли глаза,

но все равно сидел, как Будда,

и видел на экране зал

как бы трансляцию оттуда,

где шабаш шел, покрашенный под праздник:

графин, портрет, трибуна, микрофон,

и лились речи на колеса казни,

и продолжался прений марафон,

Нет, в этом механизме было что-то:

готовым саваном решение белело...

Что там испанская гаррота!

Столбы, веревки... То ли дело:

звено цепей - простое слово,

вкруг горла брали "за основу",

потом голосовали "в целом".

А труп сидел прямой и белый.

Кадык глотал бессилья стоны.

Параличом щека осела.

Все.

Кончен бал.

Хребет был переломан.

Жена у палача спросила нежно:

Я заходил к нему в посольство, в небольшой кабинет, может быть и специально затерянный в глуши коридоров, в который с визуальным трудом вписывалась громоздкая фигура Святослава, и мы разговаривали.

Ничего не значащий обмен фразами или болтливый ручеек женской речи резко отличались от наших бесед. Святослав был патологически умен и имел потрясающую память. По-настоящему умным является тот человек, который видит картинку прошлого и настоящего в развитии, помнит ее во всех деталях и обладает мощными аналитическими способностями. Святослав мог сморозить глупость, но эта глупость была оборотной стороной гениального афоризма.

Диалог с ним требовал интеллектуального напряжения при всей свободе изъяснений и тем. Правда, тема Системы и его Конторы, как он называл Комитет Глубинного Бурения, и все, что с этим было связано, не могло дискутироваться в стенах посольства - форпоста Системы.

- Слушай, а что вы делаете в ближайший уик-энд? - спросил он меня, и я понял, что нам предстоит нечто интересное - или французский культурный центр, где мы посмотрели вершину мирового кинематографа фильм Жана Виго "Аталанта", или поход на джазовый фестиваль, или поездка. Оказалось третье.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});