Колония - Виталий Владимиров

Необходимость быть для своих подопечных и отцом родным, и строгим хозяином, и советчиком, и ответственным за быт, и следящим за нравственностью путем естественного отбора отсеивала из директоров людей контактных, психологов советской души, пьющих при необходимости до положения риз, но никогда не теряющих контроля над собой и никому не верящих. Даже самому себе.

Мгновенная реакция, учет расстановки сил и сфер влияния, расчет следующего хода за собеседника и собутыльника - и так годами. Плюс калейдоскоп стран, валютные переговоры, во время которых нередко фирма может вручить дорогой презент, и надо иметь достаточную дальнозоркость, чтобы не прикарманить его, а сдать завхозу под расписку с визой зама по общим вопросам.

По горло хватало директорам и своих собственных интриг - одно дело тащить на своем горбу советскую экспозицию Лейпцигской ярмарки, где платят соцвалютой, но куда приезжает целый состав командированных и правительственная делегация обязательно на высшем уровне, другое дело - поучаствовать во всемирной "ЭКСПО" в Японии с экспозицией, воспевающей, в основном, наши достижения в космосе.

И все-таки наши отношения с Антоном были достаточно теплыми. Радушный, хлебосольный, организовавший тут же чай-кофе, бутерброды с красной икрой, насчет выпить, к сожалению, ни-ни, указ, сам понимаешь, Антон выказывал мне всяческое уважение, заливисто хохотал и только время от времени сквозь бурный поток его белозубой энергии проглядывали маленькие глазки, в которых таился ледок настороженности.

- Рассказывай, как ты тут устроился? - он резко понизил голос и склонился ко мне через стол. - Торгпред как к тебе относится?

- Да вроде бы хорошо.

- Он на меня тоже неплохое впечатление произвел. Незлой мужик. Так, так... Значит, Валерьяно, уехал от перестройки на постоянку зарубеж. Следовательно, женат. Ты же вдовец был, помнишь, мы тебе дочку замминистра сватали, она у нас переводчицей работала?

Меня всегда потрясала память директоров на лица, даты, судьбы.

- Ты прав, Антон, женат. Одиннадцать лет искал невесту и нашел-таки.

Заговорили об общих знакомых.

- А помнишь Крючкова, парторга нашей выставки? Должен помнить. В очках, шустрый такой. Как зальет глаза, все за советскую власть горой стоял, вплоть до мордобоя, наша партия, наша партия, коммунисты вперед... Так вот он, не поверишь, сбежал, да-да, весь ушел, с концами. Его финансовым директором на акционерное общество в Европу отправили, он и утек, да еще здоровый кусок от капиталов этого общества прихватил, во жук, гнида партийная, скольких он загубил, когда мы характеристики писали. А ведь зам по общим вопросам уже тогда чуял неладное. Я говорю заму, я бы Крючкова в разведку с собой не взял, а зам усмехнулся и говорит, если Крючкова в разведку пошлют, то он не вернется.

Вспомнили мы и директора экспозиции, прозванного "Вождь краснорожих". Один из самых опытных и незлой мужик, он не мог обойтись без горячительного, может быть чтобы снимать психологическую усталость. На том и сломался, на этом и погорел. Велел своему завхозу на все представительские закупить только спиртного из напитков, да еще в африканской нестерильной стране, что означало, что означало, по крайней мере для штата дирекции, мрачную перспективу созерцать помидорную личность своего начальника да сглатывать слюну. Завхоз наотрез отказался. И пошла стенка на стенку. Призвали парторга, призвали зама по общим вопросам. Те - в кусты. Директор с завхозом стали меряться связями и знакомствами, угрожая друг другу. Конфликт разгорелся до матерного крика на весь советский павильон, за тоненькими перегородками которого бродил коллектив экспозиции. Кончилось разбором у посла. Директор есть директор и он победил на этом этапе, выслав завхоза из страны досрочно. А это уже ЧП. Завхоз же в Москве приготовил директору встречу, накачав нужной ему информацией партбюро и начальство. Как всегда бывает в таких ситуациях, выгнали обоих со строгачами.

Психологическая усталость ломала людей, как палку об колено, но живучесть директоров, конечно, была очень высокой. Антон же рассказал мне, как погорел еще один из их когорты - на своей патологической жадности. У него хватало ума сдерживать себя заграницей, но дома он уже не знал удержу, и дело кончилось тем, что он отказал в обещанных ранее деньгах собственному сыну, да на его свадьбе и в тот момент, когда надо было расплачиваться за ресторан. Кончилось дракой отца и сына, скандалом и письмом на работу. И присел бывший директор на должность простого методиста. Однако комнату директоров посещал по старой памяти.

Когда началась перестройка и вышел антипитейный указ, один из директоров, помешивая чай разогнутой скрепкой, задумчиво поглядел на бывшего и посоветовал ему:

- А ты сходи в партбюро и скажи, что свадьбу ты хотел справить по-новому, без спиртного, вот и нарвался на несознательных родственников невестки.

На следующий день заявление с новой версией свадебного скандала лежало на столе секретаря парторганизации.

Я спросил у Антона, что новенького в Москве. Он задумался на мгновенье, чтобы точнее оценить ситуацию:

- Да все по-старому. По Старой площади. Мода только другая. Гласность, значит ругай в открытую кого попало. Затеяли выборы начальников, а на самом деле счеты сводят друг с другом под эту марку. Пока не перестройка получается, а очередная кампания. Сначала, говорят, будет перестройка, потом перестрелка, потом перекличка. Помню, я в одну латиноамериканскую страну летел и как директор - в первом классе. А было это как раз... как раз... сейчас поймешь когда. И летели со мной в том же самолете посол и его первый советник. Советник, когда Брежнев почил в бозе, на посла донос сочинил, что посол обожал полководца Малой Земли, литературного лауреата и пятикратного Героя, а вот Андропова не жаловал в своих высказываниях. А Андропов взял и помер, и воздвигся на пьедестал закадычный товарищ бровастого орденолюбца Черненко. И посол оказался снова в фаворе. Вот и летели они в одном самолете работать в одном посольстве бок о бок. Ситуация...

Яркая, красочная, фестивальная ярмарка в многоцветии причудливых павильонов и ярко освещенных стендов угасла, как фейерверки "Дивали", разъехались стендисты, начальники разделов и монтажники, а Антон остался завершать расчеты с фирмами и отправлять выставочные грузы. Он часто заезжал ко мне, мы мирно, по-семейному ужинали, гоняли видео. Опять предавались воспоминаниям и говорили о жизни. Он был уже совсем иной, чем в кабинете директора советской экспозиции, не называл меня Валерьяно и не паясничал, а был свободен, как разжавшаяся пружина, жаловался на язву и остеохандроз и мечтал уехать в какую-нибудь тихую страну под крыло знакомого торгпреда, где и досидеть до пенсии, пока не кончится перестройка. Да и подзаработать на старость не мешало.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});