Экскременты космических лосей - Крюк

же добавила, обращаясь к официанту: – А ты позови Кронхарда, пусть с нами идёт.

Вчетвером они спустились в подвал – женщина, елдыринцы и огромный ниби, тоже в поварском костюме. Его, вероятно, взяли с собой ради безопасности. Пройдя по коридору, хозяйка остановилась около дальней двери и приложила свою радужку к системе иридосканирования. Щёлкнул засов, и дверь открылась. Пропустив остальных вперёд себя, женщина заперлась изнутри.

Это было небольшое складское помещение, посреди которого находился продолговатый ящик с системой проводов и большим сосудом сбоку. У стены стояли какие-то канистры. «Интересно, а что это такое?» – подумал Дюндель. Тем временем хозяйка открыла щиток и включила питание. Внутри ящика мгновенно загорелись светодиоды – так, что от неожиданности елдыринцы отпрянули.

– Кто первый? – спросила женщина.

Антоха браво выступил вперёд.

– Раздевайся, – безразлично сказала дама, после чего направилась к ящику и принялась распутывать какие-то провода.

От такого поворота событий Антоха смутился. Всё это время ниби стоял у двери. Оглянувшись на него, елдыринец принялся нехотя снимать с себя одежду.

– Поживей, – сказала хозяйка. – Тебе жрать охота или как?

Антоха ускорился. Оставшись в одних трусах, он вопросительно посмотрел на суровую даму.

– Ну, чего стоишь, как вкопанный? – усмехнулась та. – Материализатор готов, подходи. Первый раз, что ли, замужем?

«Замужем» Антоха действительно был впервые. Приблизившись к ящику, елдыринец интуитивно понял, что нужно ложиться внутрь. Оказавшись на спине, он взволнованно следил за тем, как хозяйка закрепляет на его теле какие-то провода: два располагались на висках, два – на груди, столько же – в районе живота и на конечностях. Это было похоже на то, как когда-то в городской поликлинике Старокозлищенска ему «снимали» кардиаграмму.

– Должно хватить, – сказала женщина, после чего захлопнула крышку. Впрочем, ящик не был герметичным, и под крышкой была широкая щель.

То, что случилось после этого, Антоха предпочёл бы забыть навсегда. Внезапно ящик загудел, и пространство озарилось каким-то необычным светом, источник которого находился как бы везде и одновременно нигде. Присоски мучительно впились в тело елдыринца – и тут же в глазах у него помутнело. Боль, которую он испытал, была нечеловеческой. Хотелось плакать, кричать, биться в крышку материализатора – так, будто на Антоху обрушились все страдания вселенной. Он пробовал двинуться – и не мог даже пошевелить мизинцем. «Я больше не выдержу», – пронеслось у него в голове. Содрогаясь, он видел, как темнеет пространство над ним – и, внезапно утратив осязание, растворился в каком-то тёмном беспамятстве…

– Он что, вырубился? – донеслось откуда-то издалека.

– Проклятье, – послышался голос хозяйки. – Быстро дай мне аптечку!

Резкий запах аммиака привёл Антоху обратно в чувства. Открыв глаза, он увидел над собой женщину-качкоида.

– Вот дерьмо, – ругалась она, измеряя пульс на его шее. – Понарожают хлюпиков…

– А ты что хотела? – отозвался ниби, который стоял позади. – Они ж истинно люди, из них больше двадцати карло-саганов не достанешь.

– Первый и последний раз я на такое соглашаюсь… Жив, герой?

Антоха смотрел на хозяйку, не чувствуя абсолютно ничего – так, будто его душу высосало с помощью какого-то невероятного насоса. Кое-как ему удалось подняться. Шатаясь, он направился к тому месту, где лежала одежда – и чуть было не упал от бессилия.

– А ты что? – спросила хозяйка, обращаясь к Дюнделю. – Тоже будешь мне в обмороки падать? Предупреждать надо, что такие нежные… Ладно, иди сюда. Достану хоть сколько-нибудь.

К этому времени Дюндель уже добросовестно снял с себя одежду и теперь стоял в одних трусах, ожидая своей очереди. Беззаботно приблизившись, он лёг в материализатор. Хозяйка проделала с ним то же, что и с Антохой. Когда крышка захлопнулась, он, разумеется, почувствовал боль и страдание – но длилось это сравнительно недолго. Выйдя наружу, Дюндель был напуган, потрясён и обессилен – однако держался неплохо.

– Видишь, – сказала женщина, показывая цифру на панели аппарата, – я добыла из твоего организма всего лишь десять карло-саганов… Так уж и быть, что с тебя возьмёшь? И вообще, скажите мне спасибо, ребятки: в столовой для нищих вас накормили бы хрючевом. А у меня стряпают хорошо и вкусно – не хуже, чем у вашей мамочки.

Воспоминание о матери больно резануло Антоху. Да, она была строга с ним в детстве – и сейчас он попросту боится услышать от неё очередной упрёк… «Заткнись, злобная стерва», – отчаянно думал елдыринец, пытаясь попасть ногой в штанину. Голова трещала, а в глазах двоилось.

– Чистейший, – одобрительно сказала хозяйка, разглядывая ёмкость с энтузиазмом. – Как самогон моего дедушки.

Елдыринцы почти не помнили, как снова оказались за столиком. Женщина велела им заказывать всё, что они пожелают. Ребята смотрели в меню безразлично и тупо: есть им больше не хотелось… Не хотелось вообще ничего.

Столик наполнялся яствами. Помимо того, что выбрали сами гости, хозяйка приготовила для них пару закусок «от шефа». Женщина не обманула: еда в её ресторане и вправду была хороша. Однако елдыринцы не чувствовали вкуса – так, будто их нервные окончания перестали работать. «Какая разница, хрючево оно или нет, если всё равно ни черта не понятно?» – думал Дюндель, пережёвывая безвкусную массу.

То, что не доели гости, им аккуратно упаковали с собой. Выйдя из ресторана, Антоха чуть было не выбросил упаковку. «Всё дерьмо», – произнёс елдыринец, горько усмехнувшись. Дюндель вовремя взял у него контейнеры, перевязанные специальным шнуром. Этой снеди могло хватить по крайней мере на день. Ребята пошли по улице Хеди-Ламарр – молча, без всякой цели. Глядя вокруг себя, Дюндель не мог понять, что же с ним не так. Наконец, елдыринец осознал простую и страшную истину: он больше не чувствовал прекрасное.

Несколько часов друзья скитались по городу. Великолепные красоты Каролин-Порко теперь не вызывали у них ни малейшего восхищения, а на девушек ребята и вовсе не смотрели. В какой-то момент Антоха почувствовал себя особенно паршиво, и елдыринцы отправились в парк. Там, несмотря на множество гуляющих, было спокойнее, чем возле дороги. Отыскав подходящую скамейку, ребята опустились туда в изнеможении – так, будто до этого они тяжело работали весь день.

– Эй, – робко произнёс Дюндель, обращаясь к другу, – ты, вообще, как?

Антоха не ответил. Запрокинув голову, он смотрел на небо. Им владели одновременно тоска, равнодушие и чувство безнадёги – причём последнее было таким невыносимым, что хотелось умереть. Антоха пробовал взять себя в руки, однако ничего не выходило. То, что он испытывал, невозможно было контролировать никаким усилием воли. Наконец, ему удалось провалиться в тяжёлый сон – и время от времени он вздрагивал, мучаясь безобразными кошмарами.

Дюндель чувствовал себя получше, но тоже был подавлен. «А нам после сбора энтузиазма даже